Отпустил его медвежонок и сел за стол мед доедать. Всю баночку меда съел, мордочку вытер и вышел из дому. По пути встретилась медвежонку белочка и спросила, как там зайчик поживает. Заплакал медвежонок и сказал, что зайка от тоски с ума сошел, убил скворца, а сам удавился. Ахнула белочка и хотела было в дом зайки побежать, но схватил ее медвежонок и в свой кирпичный домик отнес. Привязал к стульчику и думать стал, что с ней делать. Хотел сначала задушить белочку, но понял, что надоело ему это. Размышлял медвежонок, размышлял, да и домыслил: прошел в сарай рядом с домом и лопату взял. Пришел к белочке и отсек ей лопатой голову. Покатилась белочкина голова по полу, а медвежонок схватил ее и принялся ею, будто мячиком, играть.

Вдоволь назабавился, а потом подумал, что давненько мясного супа не едал. Выпотрошил медвежонок белочку, суп сварил и ел так, что за ушами трещало. Вышел медвежонок на улицу, а братик белочки бегает по поляне, сестрицу ищет. Стал его медвежонок утешать, сказал, что вернется белочка. Заплакал брат белочки и запричитал, что никогда белочка не пропадала ночами. Посмотрел медвежонок на него ласково, по спинке похлопал и дальше пошел.

Не вернулась белочка, не вышел из дому зайка, не ловил больше лисенок рыбку в речке. А медвежонок играл сам себе на балалайке да время от времени супчик из лесных зверушек кушал.

Согласитесь ли Вы, читатель, что в лихую годину, во дни неприятностей и унижений некоторый зрительный или музыкальный образ (у каждого свой) может нас успокоить и ввести в состояние здорового равновесия? Все забыто или отставлено в сторону, словно незнакомый лейтенант приказал вам: «Отставить!» Что отставить? Да все: капризы взрослого ребенка, претензии супруга, измену любимого человека, коварство друзей, разборки на работе, наглые звонки коллекторов, просто безденежье, несбывшиеся надежды, провал на выступлении – да что угодно, хоть смертельную болезнь.

Я обнимаю себя невидимыми крыльями и говорю: «Валюха, ты фламинго». Я фламинго, чтоб вы знали! Сейчас я улечу в дальние дали! Вожак построит нас, таких же розовых цапель, как и я (количеством примерно двадцать-тридцать, а то и сорок), в несколько рядов, будет много раз окидывать нас директивным оком, кому-то велит подтянуться и застегнуть розовые сапожки, кому-то крикливо прикажет выбросить из кармана GPS. Кому он нужен, этот GPS, если он, вожак, крылом покажет нам, куда лететь.

Для начала отрепетируем: он крылом взмахивает, а мы за ним. Не хватает только музыки, но она у меня уже звучит в ушах. Адажио Альбинони в исполнении Сопрано Турецкого. Девушки в розовом идут одна за другой и поют. Оркестр аккомпанирует. Под эту музыку мы и воспарим: мы будем лететь красивым темно-серым клином, если смотреть на нас сугубо снизу. Вы никогда такого не видали? Если же смотреть на нас вполне себе сбоку и в то же время снизу, то мы розово-серые, когда исчезаем в голубой безоблачной дали. Или совсем розовые, если мы дружно, строем летим на фоне сероватого наползающего заката. Потом уже мы не видны совсем. Мигрирующий народ, как пишут о нас в рекламе документального фильма о нас же. Нас уже не видно, но мы сами еще различаем отдельные очертания прежнего места, илистые солоноватые берега приморского пруда (этанга, как говорят французы, или лимана, как говорят на Украине) в Палавасе, Гранд-Мотте или Карноне. Вожак делает прощальный круг, и мы за ним повторяем его. Повторенье – мать ученья. Мы не забудем эти места. Птицы помнят очень долго, мы же на редкость умные существа.

Но иногда бывает и так, и даже часто бывает так, вот послушайте. Две-три цапли фламинго остаются на всю зиму, покинутые своей стаей. Стае надо лететь в Африку, чтобы весной вернуться сюда, а слабые или больные фламинго пусть борются здесь за свое выживание в одиночестве, если у них это получится. Такие одиночные птицы поникшими клювами утыкаются в ил. Становится непонятно, живы они или отошли в мир иной, чтобы не обременять проблемами собратьев. Это своего рода евгеника, но, конечно, не столь жестокая, как в Третьем рейхе. Но вообще в животном и тем более в птичьем мире все не так подло, или я ошибаюсь?

Человека, который робко напросился к нам в микроавтобус, звали Игорь Хавкин. Мы – это неробкий десяток русских женщин вперемешку с немногочисленными мужчинами. Все мы временно примкнули к русско-французской ассоциации «Избушка». Поистине временно, потому что, несмотря на все усилия супружеской четы – президента этой новоиспеченной ассоциации француза Жака и его молодой жены из Киева Ксюши, – русских сплотить было невозможно.

Чего только ни делал Жак, чтобы объединить постсоветских граждан вокруг любимой супруги! И хор организовывал, и в свой абрикосовый сад возил, где мы вели хороводы вокруг его великолепной паэльи, и в Испанию нас возил на рекламную акцию складных лечебных кроватей, сдобренную самодеятельным спектаклем «Кармен». Уже в автобусе по дороге из Испании многие русские перессорились (кто-то вел себя бесцеремонно по отношению к французским супругам), и впоследствии эта ссора еще долго аукалась. Жак был ресторатором, эстрадным певцом, скульптором, всюду преуспел, стал известен не только в узких, но и довольно широких кругах, однако его маленький французский ресторан-кабачок разорился, скульптуры не покупали, призы за них не вручали, хотя и восхищались ими. Петь на эстраде под громкие аплодисменты удавалось только раз в году – 14 июля.

Жак был пье-нуаром, то есть выходцем из колониальной еще Франции, арабов не любил, а за нечестную конкуренцию со стороны относительно дешевых национальных ресторанов возненавидел не только арабов, но и мексиканцев вкупе с китайцами.

Словом, всюду нешуточные разборки. Лучше вообще меньше бывать в смешанных компаниях. Обязательно куда-то тебя вовлекут, а потом еще и обвинят. Но я немного опережаю события в своем повествовании. Эти все разборки произойдут, но гораздо позже. Сначала был тот большой автобус в Испанию. А потом вот этот микроавтобус на лиманы. Публика уже немножко другая, все-таки не все в курсе, что там произошло в большом автобусе. Вот этот Игорь точно был не в курсе, потому что его никто, кажется, не знал, и он никого. Он держался немного в стороне, но не потому, что был высокомерен, как иные. Его что-то сильно смущало и беспокоило. Тогда, на лиманах, мне казалось, что мы совсем незнакомы. Хотя он посылал мне немножко неловкие, странноватые приветственные знаки. А позже, когда я приехала домой, я вспомнила, что мы все-таки были знакомы.

Меня осенила эта догадка поздно вечером, когда я вернулась домой под аккомпанемент ворчания мужа, который давно превратился в совсем нелюдимого бирюка и не захотел ехать с нами на лиманы. Он, крупный ученый, автор фундаментальных работ, откровенно презирал всех русских, которые не из ученого мира. Откровенно, но тихо, подобно тому, как Жак презирал арабов и мексиканцев. Негативные чувства вообще однообразны, монотонны, скучны. Более интересны нашим мозгам и душам проявления дружеского интереса, взаимной увлеченности, любви. Презрение только отчуждает людей друг от друга, мешает решать общечеловеческие задачи, которых наблюдается множество и будет еще больше. В общем, неправ ты, Федя (так я зову своего мужа). Я давно опасаюсь, что его бегство от людей есть проявление шизофрении (читала в Интернете). Исходя из этой максимы, он совсем не белый и пушистый, и ожидать можно всего! Иногда это все и происходило! И я чувствовала себя до предела оплеванной его презрительными речами. Но вернемся к этому Игорю. Я отвлекаюсь.

Игорь был неброско, но все-таки картинно красив. Плечи косая сажень, высокий, не менее 190 см рост, светло-каштановые, чуть волнистые волосы. По весу ничего лишнего. Нет даже и намека на модное ныне пивное пузцо. Открытые, большие серые глаза, слегка показывающие некое страдание, но это часто бывает у русских эмигрантов. Прибавьте еще выразительный актерский голос. Как формируются такие имиджи у безработных франко-русских нищебродов, ума не приложу. Помните Андрея Макина? Тоже иконописный красавец. Жил в Париже под мостом, а потом стал трижды Гонкуровским лауреатом, да еще и орден Почетного легиона получил.