Она покачала головой.

— Ты не. Нет, ты не…

— Ты достучалась до меня, — правда. — Ты залезла мне под кожу. В сердце, которое, как мне казалось, стало ледяным.

Ещё одно покачивание головой из стороны в сторону.

— Хватит с меня лжи. Хватит…

— С меня тоже. Я лишь хочу говорить тебе одну только правду с этого момента. Надеюсь, ты к этому готова. — Потому что его правда не была красивой и милой. Никогда не была. — После смерти родителей я закрылся. Решил, что мне плевать на всё и всех, кроме правосудия. Я стал охотником. Я делал всё, что должен был, чтобы остановить монстров. — Некоторые вещи, которые он делал… — Я хорошо притворяюсь. Я могу стать наркодилером, криминальным боссом и даже грёбаным миллиардером. Я могу стать кем угодно. Мои эмоции не были вовлечены, потому что их у меня не было. — Слишком долго он ничего не чувствовал. — В моём последнем деле у меня была интрижка с одной из женщин в клубе Кейса Куика…

Кеннеди вздрогнула и попыталась отстраниться от него.

— Я не хочу слышать об этом! Я не хочу слышать о других женщинах, которых ты трахнул…

— Я трахнул много женщин. И только с тобой занимался любовью.

Она с размаху бросилась на него. Бедром стукнувшись о стол, заставляя кофе расплескаться через край кружки.

— Не надо мне этого дерьма! Не смей!

— Мари убили. Я нашёл её тело, и когда увидел её… Боже, она была хорошей женщиной. У неё был прекрасный смех. Были большие мечты и надежды на будущее. Всё это у неё забрал убийца. Я увидел её тело и заледенел. Я должен был что-то почувствовать. Но не смог. Я уже много лет не мог ничего чувствовать, потому что потерял себя в работе под прикрытием. Я потерял себя в ярости и ненависти. Когда Мари умерла, я решил найти её убийцу. Я хотел, чтобы он заплатил. Но я никогда не горевал по ней. Не горевал ни по кому из жертв. Я даже, бл*дь, не плакал, когда хоронил родителей.

Её губы приоткрылись.

— Реми…

— Что-то сломалось внутри меня. Я не позволял себе чувствовать. Чувства приносят боль. Так много проклятой боли. — Он всё ещё помнил, каково это — чувствовать себя разорванным на части… одной такой зияющей раной, пока стоял в полном одиночестве перед такой чертовски пугающей сверкающей рождественской елкой. — Я больше не хотел испытывать боль. Думал, что смогу помочь людям, выполняя свою работу. Когда ты постоянно притворяешься кем-то другим, тебе не нужно ничего чувствовать. Мари не знала, кто я на самом деле. Она умерла, так и не узнав.

Кеннеди просто стояла и смотрела не него своими невероятными глазами.

Реми со свистом глубоко вдохнул.

— Я хочу, чтобы ты узнала, кто я. Я больше не буду тебе лгать, Кеннеди. Клянусь. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу… Боже, хочу, чтобы у меня с тобой был шанс. Шанс, чтобы ты узнала мужчину, которым я могу быть. — Если он сам сможет понять, кто он такой. — Ты важна. — Они должны прояснить этот вопрос. — Ты никогда не была просто делом. Я хотел тебя с самого начала. И… я люблю тебя…

Её глаза широко распахнулись.

— Что?

— Я, бл*дь, полюбил тебя практически сразу. Понимаю, что всё очень быстро. Знаю, что мы движемся со скоростью 100 чертовых миль в час, но ты достучалась до меня. Озарила меня. И я возненавидел ложь. Возненавидел притворство. Я возненавидел то, что не могу быть мужчиной, которого ты сможешь полюбить. После Мари я изменился. Я поклялся, что стану другим, если у меня появится шанс с кем-то особенным… и ты, Боже, это ты. Я хочу стать лучше для тебя. Я тоже хочу стать человеком, к которому ты сможешь стать небезразличной.

В его дверь постучали.

— Они в первой комнате для допросов, — объявила Бри. — Я буду готова, когда и ты.

Кеннеди облизала губы.

— Я не знаю, что сказать.

— Я знаю, что ты не любишь меня. Чёрт, детка, ты, вероятно, думаешь, что даже не знаешь меня, — он взял её за руку и прижал к своему сердцу. — Но ты знаешь.

Бри снова постучала.

— Реми?

— Сейчас подойду, — отозвался он, не отводя взгляда от Кеннеди. Затем, понизив тон голоса, произнёс. — Это не ложь. И не игра. Я не пытаюсь использовать твои эмоции против тебя. Я люблю тебя.

Правда в том, что он понял это в своей душе в тот самый момент, когда она вышла из его дома. Тяжкий груз пустоты обрушился на Реми, чуть не задушив его.

И он понял…

«Я больше так не хочу». Не хочу этой пустоты, в которой ничего нет.

Он хотел её.

— Я сделаю всё, чтобы проявить себя. Ты важна. И то, что было между нами… не ложь. Да, я федерал, но также мужчина, который сделает для тебя всё что угодно. Я собираюсь поймать ублюдка, который нацелился на тебя и твою семью. Человека, который причинял боль всем этим женщинам. И это будет грязно. — Она ясно должна понимать, что произойдет. — Я играю жёстко, грубо и грязно, но я выполню свою работу. Я покончу с ним, и ты будешь в безопасности. — Это обещание.

Реми отступил от неё и направился к двери.

— Я должна просто взять и поверить тебе… когда ты говоришь, что любишь меня? Откуда мне знать, что это не очередное барахло, которое ты скармливаешь мне?

— Я никогда не говорил другой женщине, что люблю её, — он никогда не оставался на ночь с другими любовницами. А сейчас он хотел, чтобы Кеннеди оставалась в его постели. Хотел засыпать с ней. Хотел просыпаться с ней. Реми оглянулся через плечо. — Даже лжецы иногда могут говорить правду, — глядя ей в глаза, он произнёс: — Я люблю тебя. Прости, что причинил боль. Этого больше никогда не повторится, клянусь своей жизнью.

— Нет.

Нет? Его живот сжался.

— Не клянись своей жизнью, — она поспешила к нему. Он развернулся к ней, и Кеннеди положила руки на его грудь. — Ты пытаешься навлечь на меня побольше плохой кармы? Спасибо, но у меня уже, кажется, её предостаточно. — Она обвела его взглядом. — Я не хочу, чтобы ты пострадал. Потому что ложь это или нет, но да, я что-то чувствую к тебе. Что-то, что пугает меня до смерти, потому что думаю, это может полностью подавить меня. Я не хочу снова ошибиться в возлюбленном. Я думала, Коннор любит меня, но деньги оказались важнее меня. А ты… ты работал над делом. Ты…

Он поцеловал её. Его губы прижались к её губам в осторожном нежном поцелуе.

Её губы приоткрылись под его. Её руки поднялись и обернулись вокруг его плеч. Поцелуй стал глубже. Желание, которое он испытывал к ней, затопило его тело. Она поняла? Осознала? Он всегда хотел только её. Она всегда была нужна ему.

Его язык проник ей в рот, пока он вкушал её. Её вкус был таким изысканным. Та самая клубника, которую он жаждал. Он может поглощать её рот вечность. И он возьмёт её себе навечно.

Но его ждал допрос. Убийца где-то там. Он должен защитить её.

Реми отстранился от её губ. Прижался лбом к лбу Кеннеди.

— Не всё было ложью.

— Реми…

— Ты не можешь пойти со мной в комнату для допросов. И я не могу позволить тебе смотреть из комнаты для наблюдения за допросом. Прости, детка, но ФБР этого не допустит. Оставайся здесь. Я вернусь, как только смогу. — Ещё один поцелуй.

А потом он заставил себя отступить.

Она пристально смотрела на него, от его поцелуя её губы покраснели. Такая идеальная, что он умирал от желания.

«Мне нужен ещё один шанс с ней».

Если он поймает убийцу, если запрёт ублюдка, то возможно, она даст ему этот шанс. Он должен был проявить себя для неё. И он сделает это. Сделает что угодно ради ещё одной попытки с Кеннеди.

Всё, что угодно.

***

— Это нелепо, — начал адвокат, с отвращением поджимая губы. — Мой клиент ничего не сделал, кроме того, что сотрудничал с Вами. Он предоставил Вам полный доступ к своей собственности. Если бы он прятал там тела, Вы действительно думаете, что он бы просто сказал: «Да, пожалуйста, ФБР, идите и найди их всех! — лающий смешок вырвался из пожилого, лысеющего человека, который был одет в костюм стоимостью должно быть в тысячу долларов — Дадли Ричардсон, эсквайр.