Боже, наверное, это все, о чем я только могла мечтать.

Раньше у меня были только мальчики — Крис и Тед. А сейчас еще и Эврил. Моя маленькая принцесса. Она, так же, как и Кристофер, очень похожа на своего папу. Тот же цвет волос, пухлые губы. И тот же взгляд, выражение лица. Особенно, когда хмурится. Можете себе представить? Ей еще только 3 с небольшим, но она уже хмурится по-любому поводу, полностью копируя выражения лица Теодора.

Зато хоть глаза у нее мои. Ну, как мои. Они тоже серые, но только раза в два светлее и, что самое странное, с зеленым отливом. Хотя тут я могу объяснить.

Я четко помню, что у мамы они были зелеными. И пусть Колин является обладателем серо-голубых глаз, это так.

Эврил прячется за кустом. Кустик небольшой, а потому ее прекрасно видно. Кристофер, закончив считать, поднимается, оборачивается по сторонам, и, конечно же, сразу замечает сестренку. Но делает вид, что не может найти ее.

Проверяет везде. А настоящий «тайник» малышки оставляет на потом.

Когда Эйв отвлекается на Джерри - нашего большого друга, который решил покататься по травке, Крис подкрадывается к девчушке сзади, хватает за талию и, подняв в воздух, начинает щекотать. Щекотать настолько безжалостно, что малышка начинает визжать и заливаться смехом. Джерри, заметив это, поднимается с травы и идет к Кристоферу. Проверяет, все ли хорошо с его подопечной.

При виде этого всего, я тоже смеюсь. Смеюсь, крутя в руках заветный белый конверт.

Внезапно, чувствую на своей талии родные, такие теплые мужские руки. И поцелуи на своей шее. Не менее жгучие.

Мне щекотно, поэтому я смеюсь еще громче.

— Тед, — смеюсь я. — Остановись. Там внизу дети бегают.

— О, правда?

Крепче сжав мою талию, он поднимает меня вверх, встает боком к перилам и проверяет достоверность моих слов.

— Что ж, тогда им пока не стоит этого видеть.

Не поставив меня на пол, муж идет в спальню. Там кидает меня на кровать и на секунду оставляет, чтобы закрыть балкон, предварительно дав команду одному из телохранителей приглядывать за детьми. Я же в этот момент успеваю отложить конверт в сторону, прежде чем Тед вернется ко мне.

***

Снова стою на балконе. Вокруг темнота. Ночь. На улице глубокая ночь. А мне опять не спится. Я все никак не могу перестать думать о мамином письме. Я отыскала его в коробке на чердаке пару недель назад. И все никак не могу отделаться от мысли, что пришло время вскрыть его.

Семнадцать лет. Семнадцать лет этот чертов конверт валялся коробках, перекладывался из одного ящика в другой, пока мы переезжали.

— Ты чего тут стоишь? — разрезает тишину громкий голос Теда.

Он, обнаженный по пояс, в одних спортивных штанах и с сигаретой в зубах, направляется ко мне. Забавно, да? Через неделю ему исполнится сорок два , а он выглядит не хуже тридцатилетнего парнишки. Все тот же накаченный пресс, сильные крепкие руки и бестолковое выражение лица.

Ладно-ладно, про бестолковое это конечно шутка, потому что (бесполезно спорить), Тед очень умный. Фирма и при его отце была на высоте, а сейчас…, а сейчас она взлетела просто до небес. И, даже не смотря на всю свою занятость, он никогда не забывает уделять время детям и мне.

Особенно мне.

Кто сказал, что если тебе 38 и у тебя 2-е детей — секс отменяется? Что ж, катись к черту. Потому что у нас все совершенно не так.

Грей медленно идет ко мне, оставляет короткий поцелуй на губах, так же облокотившись на перила рядом со мной.

Он осматривает меня с ног до головы. И, наверняка, свет, идущий из нашей спальни, помогает ему разглядеть покраснения на моих щеках.

— Почему ты не спишь? — поджав губы, спрашиваю я.

— Ммм… даже не знаю, — язвит он, делая затяжку. — Я проснулся в пустой постели и обнаружил, что моей жены нет рядом.

Я лишь усмехаюсь.

— Мы женаты почти семнадцать лет, а я до сих пор не могу поверить в это.

— Да, я тоже иногда не понимаю, как умудрился так вляпаться.

Бью мужа по плечу, а он смеется. В отместку забираю его сигарету и прикуриваю сама. Как ни странно, отвращения это не вызывает. Старая привычка.

Делаю несколько шагов назад, спасаясь. Однако, это бесполезно. В одно движение он хватает меня за руку и прижимается к своему теплому животу, не давая возможности выбраться и прижимаясь к моим губам своими.

Медленно, совершенно незаметно, он отводит мою руку в сторону, забирает сигарету. Не отрываясь от меня, тушит ее в пепельнице на кофейном столике и вновь полностью посвящает себя мне. Когда мне уже совсем-совсем нечем дышать, я отстраняюсь. Прижимаюсь лбом к упругому прессу мужа.

— Что это? — хриплым голосом спрашивает Тед, забирая из моей руки конверт.

— Это… это последнее письмо моей мамы. Мне. Завтра мой день рождения. И 17 лет, как я его получила.

— Ну, фактически, сегодня.

— Что? — поднимаю глаза на Грея.

— Уже за полночь, — констатирует он, вновь целуя мои губы. — С днем рождения.

— Спасибо, — забираю белый конверт из рук мужа и снова, уже в тысячный раз, провожу по красивой надписи на нем. Мое имя выведено красивым, каллиграфическим почерком.

— Открой его, — серьезно говорит он. — Давай, Кэт. Это письмо слишком долго лежало в коробке.

Я собираюсь сказать ему, что не могу, что мне страшно. Но он уходит. Уходит в спальню, бросив лишь:

— Я жду тебя.

Так, ладно. Ладно.

Трясущимися руками распечатываю конверт и вытаскиваю оттуда пыльный, сложенный пополам листочек.

«Кэти.

Дорогая моя, любимая девочка. Если ты читаешь это письмо, значит, у тебя все хорошо.

Поверь, это самое главное для нас с папой.

Нам очень жаль, что пришлось покинуть вас с братом так рано. Я ведь даже не знаю, какая ты теперь. Но легко могу сказать, что ты очень красивая и сильная. Надеюсь, ты уже замужем. И если так, то мне жаль, невероятно жаль, что я не смогу подержать на руках внучку. Или внука. А может и сразу обоих.

Но. Даже все если все не так. Если ты совсем одна. И кажется, словно весь мир против тебя — знай. Это не так. Мы с папой всегда рядом с тобой. И всегда будем.

Главное, будь счастлива, милая.

И помни. Кем бы ты ни была. Где бы не оказалась. Мы всегда будем рядом с тобой.

Я люблю тебя, доченька.

Мама.

Эврил Хейс»

О Господи. Держась за перила, медленно опускаюсь на пол, зажимая рот руками. Перечитываю письмо несколько раз. И последняя строчка добивает больше всего.

Эврил. Моя маленькая дочка носит имя моей покойной матери. А я даже не вспомнила об этом.

Свет, доходящий до меня из комнаты, закрывает большая тень.

— Это ведь ты предложил имя Эврил.

Не поднимая глаз, говорю я.

— Да. Потому что ты похожа на свою маму. И я очень хочу, чтобы наша дочь была похожа на тебя. Такая же сильная, упертая и…

— Бестолковая? — с улыбкой сквозь слезы спрашиваю я.

Тед садится рядом со мной на холодный пол.

— Красивая и умная.

Он наклоняется и осторожно целует губы, подняв мое лицо за подбородок.

— Я говорила, что люблю тебя?

— Да. Очень много раз, милая. И я все равно люблю тебя больше.