Джим Уокер, по обыкновению проводивший свои дни в саду, не заметил, как колыхнулись листья старого клена. Его душа хоть и не обладала силой, что струилась в жилах бессмертных, но была удивительно схожа с той, что принадлежала дочери — такая же спокойная и неторопливая, как широкая река. Невольно вспомнив глубокие синие омуты Виктории, Геральд закрыл глаза. Его Уокер не было рядом всего два месяца, но закаленный веками в адском огне демон рассыпался на части. Ее не было уже два месяца. Сделав усилие и мысленно попросив прощения у Вики, он забрал немного света у Уокера-старшего.

— Что дальше? — нетерпеливо спросил Энди, крутя в пальцах ключи от машины.

— Заводи это безумное устройство. Я чувствую слабый след. Как только мы протянем нить, свободен, — в глазах Геральда вновь синим огнем разгорелась вера — он найдет свою Уокер.

***

И он нашел. Его Виктория стояла в очереди за кофе. Едва окрепшие лучи майского солнца нежно перебирали ее локоны. Быстро сделав заказ, она отошла в сторону и раскрыла книгу. В спокойных движениях не было ни паники, ни горя, ни растерянности — словно она и не теряла свою жизнь. Поборов острое желание пригвоздить ее к стене, вырвать из рук эту чертову книгу, кричать в синие глаза все слова боли, что принесло ее исчезновение, и все слова счастья, что подарили поиски, он укрылся за наспех схваченным меню. За четыре месяца, что он шел по слабой нити, протянутой выкаченными из Тартара силами от души Джима Уокера к дочери, демон, тихо ругаясь себе под нос, объехал полстраны на «безумном устройстве» и, наконец, освоился в дурном мирке и даже попробовал этот самый кофе, оказавшийся на удивление вкусным.

Привыкшему летать бессменному было невыносимо жать на какие-то педали и крутить какой-то руль, но он смирился — даже укрывшись от неготовых к явлению крылатых существ людей, с высоты прослеживать направление четко он не мог. И хоть Геральд не любил бывать на земле, сейчас этот суетной мир стал ему милее всех возможных — именно в нем он нашел свою Уокер. Но мысли о скором возвращении Леди в чертог, были похоронены под двумя легкими шагами: Вики прошла мимо, даже не уловив его присутствия. Девушка, что удалялась в сторону выхода шумной кофейни не излучала силу. Девушка, что закрыла за собой дверь, не имела крыльев. Девушка, что перешла узкую улочку со стаканом кофе в одной руке и грубым кожаным портфелем в другой, не была бессмертной.

«Я не мог почувствовать твою энергию, потому что у тебя ее больше нет.

Адмирон не нашел твои крылья, потому что ты их лишилась.

И сделать такое ты могла только добровольно.

Ты вновь нарушила свою клятву.

Ты сама решила покинуть меня, Уокер».

Каждая мысль, как смертельный приговор, рубила сердце на части, пока Вики скрывалась из виду. Тонкий листок бумаги, что он держал в руках, беззвучно спланировал на потертые плиты пола. Древний демон вновь замер каменной статуей до тех пор, пока уставший за день бариста не растолкал его, торопливо крича про режим работы до одиннадцати часов.

***

Геральд наблюдал за ней издалека еще месяц. Ранняя пробежка, завтрак, лекции, обед, лекции, встреча с коллегами-профессорами, чтение, три бокала в местном баре. Ранняя пробежка, завтрак. Это была и она и не она: девушка, сдержанно улыбавшаяся губами его Уокер, перебиравшая страницы книг пальцами его Уокер, неуверенно шагавшая вечером по кампусу ногами его Уокер была кем угодно, только не Викторией. Она даже отзывалась на другое имя. Глаза, когда-то приковывавшие к себе, не излучали свет, а бессмертный синий кит, что обычно плескался в их водах, не желал показаться наружу, если вообще еще был там.

Геральд не прекращал любить Уокер, но эту безжизненную фикцию, к которой его привела бескомпромиссная нить, возненавидел всей своей почерневшей душой. Однако тянуть дальше не имело смысла, а короткие вести из Преисподней заставляли все чаще думать о водовороте — со стороны Цитадели не доносилось ни звука, что и по мнению Винчесто, и по мнению самого Владыки, было дурным знаком. Логичное решение оставить то, во что превратилась его Уокер, в покое и дать ей прожить свою смертную жизнь, которую та, очевидно, выбрала пока он подписывал приглашения на Церемонию Слияния, глухим гонгом билось в его потухшем сердце. Отчаянье, горечь, одиночество, безнадежность, острая тага сжечь это темное царство кипели в нем все сильнее, пока он, наконец, не выдохнул, решившись на последний шаг.

«Нет, Уокер или как там тебя теперь. У меня есть право посмотреть в твои бездушные глаза последний раз. И тебе придется посмотреть в мои», — разъяренно размышлял он, натягивая подходящую оболочку какого-то профессора какой-то истории, оставленного спать в каком-то городе — он имел право попрощаться.

Геральд увидел ее в углу кабинета какого-то Принстона, рассеянно смотрящую на янтарную жидкость в толстостенном бокале: что-то оставалось неизменным. Она и сейчас не замечает, как обжигающее нечто касается ее губ, пока какой-то бледный ребенок досаждает ей своим душным обществом.

— Мисс Стоунволл, а почему боги испугались людей? Что их напугало настолько, чтобы разделить людей на половины?, — донесся до него слабый голосок смертного.

«Глупый вопрос, мальчик», — подумал демон, неумолимо продвигаясь в сторону угла.

— Отними даже у сильнейшего его часть, его любовь, его смысл, и он перестанет представлять угрозу. Даже бессмертный без любви — ничто. Ведь так, мисс Стоунволл? — ответ срывается с губ непроизвольно, как выдох.

Она медленно поднимает на него свои огромные синие глаза. Казавшиеся издалека потухшими, на долю секунды они вспыхивают прежним сиянием. Где-то глубоко внутри демон видит ее стройный крылатый силуэт, кружащий в стенах чертога.

«Неужели она помнит? Нет, невозможно, потому что это могла помнить только настоящая Уокер», — слабая надежда появляется лишь на миг, чтобы вновь покинуть Геральда. Кто-то треплет по плечу, но он не слышит, ведь кажется, что еще чуть-чуть, и его Виктория бросится к нему на руки, ожившая и вновь бессмертная. Но нет. Она лишь исчезает в темноте незаметно подкравшейся ночи.

— Когда достигаешь цели, понимаешь, что путь и был целью, — бормочет она, задумчиво нарезая круги.

«Если так, то моей целью была смерть, ведь ты меня уничтожила, Уокер»

Наспех выбранная личина какого-то профессора по злой иронии интересна ей куда больше, чем то, что скрывается за несуразным именем в документах. «Что еще за Шпеер? И куда он должен отвезти это жалкое подобие? Что ж, путешествие — не худший способ попрощаться с той, чье лицо носит этот пустой эрзац», — в голове проносятся десятки коротких обрывочных мыслей, пока он сверяется с земными картами, готовясь к их последнему путешествию. — «И какие ей полеты? Она даже ходить не должна, нелепое создание, скрючившееся рядом в этом странном устройствие для пемерещения. Тише, нужно успокоиться и попрощаться с ней так, как заслуживала настоящая Уокер», — убеждает он себя, из последних сил намечая улыбку.

Всегда холодный и успокойный, сейчас Геральд чувствует себя легкой посудиной посреди морского урагана. Испытывая к этому странному созданию все эмоции разом, старается не смотреть, но не может оторвать взгляд. И внезано ненависть, что демон так старательно пестовал в себе последние недели, так же, как и он сам, рассыпалась в прах после первых слов о бетонных обломках, что похоронили ее заживо. Вся боль, что росла и крепла больше полугода с ее исчезновения, выросла тысячекратно, едва она произнесла длинную мучительную фразу, сводящуюся к утрате воспоминаний: она знала, на что шла, но такого все равно не заслуживала даже по адским меркам.

Геральд перебирал в голове истории о бессмертных, добровольно выбравших людской удел, но впервые на его памяти у такого выбора были столь страшные последствия: она не просто отреклась от всего, она потеряла и то немногое, что делает человека человеком — прошлое.

Мисс Элизабет, как теперь называла себя Виктория, и сама, пожалуй, осозновавшая, что с человеком ее роднят разве только руки и ноги, раз за разом на протяжении всех мучительных часов заставляла усталого демона срываться от едва обретенного спокойствия к ярости. Будто чувствуя дрожащую грань, девушка каленым железом выжигала на сердце горький вопрос «Вы женаты, Альберт?».