— Тебе не придётся каждый раз бороться с господином Хотски, Ковача и Гобоя. Ведь Даркен победил. При этом он дискредитировал Сковронского и ВАТИ. С таким медово-сахарным casus belli вопрос установления власти дома Маллой на этих территориях является простой формальностью, — кивнул мужчина. — Иными словами, ты будешь выступать, как официальный представитель сюзерена.

— А если мои воззрения разойдутся с воззрениями вашего сына?

— Я думаю, что у моего сына будут проблемы посерьёзней, чем надоедать тебе, — сдержанно ухмыльнулся некромаг. — Тем более, что я бы предпочёл, чтобы твой патернализм вышел за пределы того, который обычно ожидается от сюзерена в наши времена.

— Я… вас не понимаю, — брови девушки вновь сошлись к переносице.

— Посмотри на них, — трость пана Маллоя поднялась, дабы указать рукоятью на группу челяди, ставшую причиной этого разговора. — Разве они похожи на тех, кто просто отдаёт почести доброму дворянину?

Ректор был прав. То подобострастие, с которым люди падали на колени, из ныне живущих мог получить только король и его прямой наследник. Однако, даже у их статуй нельзя было увидеть подобных скоплений. Рядовые богемийцы в последний раз бились челом о землю и разводили руки в стороны, стоя на коленях перед изваянием своего правителя лет пятьсот назад, когда фигура самодержца в сознании масс была неотделима от воли Семерых.

Глядя на женщин, тянувших пальцы к древесной деве, на мужчин, воодушевлённо улыбавшихся, невзирая на выступившую на лбу после столкновения с шероховатым асфальтом кровь, на детишек, что-то шептавших себе под нос, закрыв глаза, Броня осознала, свидетелем чему она являлась.

Это не простая благодарность спасительнице.

Это религиозный экстаз.

— Если честно, я не планировала в ближайшие двадцать лет становиться главой секты, — попыталась отшутиться девушка.

Её слова заставили ректора поморщиться.

— Ох уж эти попаданцы из атеистических обществ… не “секта”, а “культ”. Между прочим, культ есть и у меня, и у моей жены. Будет и у Даркена. Мы, некромаги, властвуем над человеческими душами в самом прямом смысле этого слова. Нам подчинены смерть и посмертие. Мы ближе к богам, чем кто бы то ни было, — мужчина взял небольшую паузу, позволяя собеседнице собраться с мыслями и дать новое дыхание тому, что она изучала на уроках истории и социологии. Вспомнить, что в мире, где дворянство формировалось не из вождей, а из шаманов, сами шаманы так и не уступили никому свою роль священнослужителей. — Если ты становишься некромагом, нельзя наплевательски относиться к своим обязанностям. В конце концов, не ты ли громче других высказывалась о том, как тебя беспокоит судьба человеческих душ и посмертие челяди? Разве не будет проще распространить дендромагию в массы, если идеи её использования будут исходить не от безродной заучки, а от главы культа, чьи слова люди впитывают с той жадностью, с какой пески в пустыне впитывают воды долгожданного дождя?

— У вас язык гладкий, как поверхность талого льда, пан Маллой, — вздохнула Броня. — Мне даже в голову не приходит, что я могла бы вам возразить.

— А нужно что-то возражать? — высокомерно, но не раздражающе усмехнулся некромаг. — Разве то, о чём мы сейчас говорим, не форма того, к чему ты сама стремилась? Не для того ли ты обивала пороги домов шляхты, чтобы получить рекомендацию на обучение? Не для того ли ты столь фанатично тренировалась и жадно поглощала знания? Не потому ли ты выбилась в список лучших по потоку?

— Слишком быстро, — серьёзно сказала девушка. — Слишком. Быстро. Да, я стремилась именно к этому. Однако я оказалась не готова к такому головокружительному карьерному росту. Боязнь успеха… слышали о таком?

— Боязнь успеха? — мужчина задумался. — Да, слышал. Но я никогда не понимал, как можно бояться того, о чём мечтаешь.

— Очень просто: достаточно лишь осознания, каких трудов будет стоить удержаться на той вершине, на которую ты забрался, — зануда поймала себя на остром желании превратить этот разговор в очередную лекцию. — Ведь на новой должности от тебя потребуется совершенно иной набор навыков. И я могу с уверенностью сказать, что управление толпой не входит в список моих сильных сторон. Я могу себя представить на должности строгой начальницы, контролирующей небольшое количество специалистов, но не популисткой, способной долгое время оставаться любимой народными массами.

— Что же… именно поэтому ты идеально подходишь на должность моего амбассадора в бывших владениях Сковронского.

Броня ответила не сразу. Примерно секунд пять она молча смотрела вниз, на ту линию мокрого асфальта, что очерчивает границы стремительно испаряющихся под лучами вступающего в силу солнца луж.

— Я не буду причинять вам неудобств, которые мог бы повлечь мой отказ. Однако, могли бы вы ответить на мой вопрос? Просто, чтобы я понимала ваши ожидания от этого назначения? — уточнила некромагичка. — Почему, после всего сказанного выше, вы считаете, что я — лучший кандидат из возможных?

Пан ректор ответил не сразу. Он перевёл взгляд на солнце и сощурился, не в силах выдержать внимательного взора небесного светила. Будь юная попаданка художницей, она непременно запечатлела бы для потомков профиль Маллоя-старшего, черты лица которого особенно подчёркивали тени, ставшие более явными. В той или иной форме. Всё же суровая мужская красота этого человека не могла отрицаться даже таким сухарём, как Броня Глашек.

— Я часто вспоминаю своего отца. Того, кто растил меня в прошлой жизни. Он был промышленником. Хтонически хорошим промышленником, смею заметить. А ещё — философом, — веки некромага сомкнулись. Сейчас его серые глаза могли видеть даже будучи закрытыми, ведь они смотрели сквозь время и пространство, в иной мир и в иную эпоху. — Этот человек очень часто облекал в слова, простые и хлёсткие великие истины, являющиеся столпами не только менеджмента и управления, но и межличностных отношений в целом.

Синеглазка обратилась в слух. Она понимала, что никогда нельзя слепо верить тому, что рассказывает попаданец о своей прошлой жизни. Однако Ришард Маллой был из тех людей, что слов на ветер не бросали. И даже если всё, что было сказано о загадочном отце-промышленнике из иного мира — ложь, ожидания, которые формировала в слушателе сия трогательная история — чистая правда.

— И мой отец всегда говорил: “на самую сложную работу я поставлю самого ленивого из подчинённых, ведь он найдёт способ выполнить задачу с минимальными трудозатратами” и “на должность, предполагающую наибольшую власть, я назначу человека, который от этой власти бежит, как от огня, — ведь он в полной мере осознаёт ту ответственность, которая приходит с правом отдавать приказы”, — пан ректор вновь открыл глаза. Пару мгновений его взгляд несколько рассеянно бегал, разыскивая объект, на котором можно было бы сфокусироваться, а затем вновь вернулся к лику собеседницы. — Свой страх перед властью ты озвучила только что, а твои успехи в учёбе порождены всепоглощающей ленью, заставляющей тебя абсолютно всё делать по-своему просто оттого, что так проще. Даже глубокое понимание магических процессов тебе нужно лишь затем, чтобы на лету создавать новые формулы: ведь это куда как легче, чем искать готовые в сети.

— Вы уже заметили, что я плохо работаю с источниками? — шутливо поморщилась Броня, ощущая, как её ушки начинают гореть от столь меткой и вдумчивой похвалы.

— У-жас-но, — отчеканил пан Маллой и снова улыбнулся. — Твоя курсовая процентов на двадцать состоит из изобретения велосипеда там, где всё было придумано задолго до тебя. Но это не плохо. Это просто особенности твоего типа мышления: не думаю, что у куда более прилежной Аянами Дийкстры получилось бы так быстро стяпляпать более-менее рабочую дендромагию.

Мужчина легонько кивнул в сторону огромной древесной девы.

— В этом вопросе вы с моим сыном весьма похожи. Даркен до сих пор считает двупотоковую магию своим ноу-хау, просто потому, что ему было проще её изобрести, чем рыться в источниках, описывающих мультицикличность.