Бойся своих желаний.

Именно эта фраза так некстати всплыла в сознании Саймона. Теперь он точно знал, что они действительно имеют свойства исполняться.

— Ты загнал меня в угол. Думаю, ты можешь собой гордиться. — Саймон попытался отшутиться, но выражение лица Маркуса не изменилось.

— И как давно ты мне врешь? С той самой ссоры?

Им было четырнадцать. Саймон уже понял, что именно чувствует к Маркусу, и с каждым днем это мучило его все больше. Его разрывало от желания рассказать, поделиться, найти поддержку, но он понимал, что такое нельзя говорить вслух. Это против человеческой природы. При виде таких, как он, окружающие лишь морщатся и стараются отойти как можно дальше, словно боятся заразиться.

Болезнь. Грех.

Именно так называли это в Логане. За это били, наказывали. Это лечили. Саймон видел потухшие глаза тех, кому «посчастливилось излечиться». Кто мог подумать, что «изгнание беса» — такое популярное развлечение? Этот страх разъедал душу, но даже не быть непонятым или вылеченным боялся Саймон больше всего. Он безумно боялся потерять Маркуса. Остаться без него — это самый большой страх.

В тот день Саймон почти решился. Ему хотелось верить, что слова Маркуса о том, что они всегда будут друзьями — правда. Быть может, и Маркус смог бы помочь разобраться? А вдруг…

Нет, мысли о том, что Маркус может испытывать то же самое, Саймон старательно гнал от себя. Это слишком. Это невозможно.

Но все же…

И тогда он увидел их. Маркуса и Патрисию. Они целовались. Это был целый ураган эмоций. Ревность, боль, ощущение предательства. Саймон так и не рассказал Маркусу, что видел. В тот вечер они снова спорили о книгах Кинга, но в этот раз Саймон не смог остановиться в споре даже тогда, когда Маркус предложил сойтись на том, что обе книги хороши. Маркус после этого пытался помириться несколько раз, но Саймон решил, что им вовсе лучше не общаться. Маркусу нравилась Патрисия, а Саймон понимал, что врать не сможет. У него не выйдет, пока Маркус рядом.

— Это так важно? — спросил Саймон.

— Ты думал, что я не пойму? Что отвернусь от тебя? А я ведь… Любил тебя.

— Но Патрисию, судя по всему, больше, — усмехнулся Саймон, — и имеет ли это все значение? Мои чувства — это мои проблемы.

Любил… Как часто он хотел услышать это от Маркуса, но тот явно вкладывал в это совершенно иной смысл. Как брата, друга. Саймон любил иначе.

— Дело было не в Кинге. Ты видел. — Маркус покачал головой. — Я ведь понимал, что все зря, что это не изменит ничего, но попытался. Я хотел сказать в тот самый день. Я верил тебе, Сай, видимо, больше, чем ты мне. Я любил тебя, просто тоже сомневался.

Маркус вышел за дверь, даже не дав Саймону ничего ответить, а может, и вовсе не хотел ничего слышать. Саймон лишь сел обратно на стул и запустил пальцы в волосы. Он не мог поверить в слова, сказанные Маркусом. Он не хотел в них верить, ведь тогда выходило, что именно он разрушил все, что могло бы быть между ними.

Я любил…

Любил.

Все осталось в прошлом, как и тот злополучный год, когда они даже не здоровались. Должно было стать легче, ведь он разрушил, добился того, чего хотел. Ведь он знал, что они все равно не смогут никогда быть вместе…

Но надеялся. Все равно надеялся. Теперь же не осталось даже надежды.

— Я ведь и не хотел быть таким. Не хотел, — прошептал Саймон.

Но и другим не хотел бы быть тоже… В этом и вся проблема.

========== Глава 7. Ни одного ==========

Маркус вылетел из дома Саймона, бросив короткое прощание Мэри. Он никогда не позволял себе подобной невежливости, тем более по отношению к Мэри, которую уважал и любил. Маму Саймона он воспринимал частью семьи, как и самого Саймона. Он не мог припомнить ни одного дня, когда их не было в его жизни. С самого детства они с Саймоном учились всему вместе: первые разбитые коленки, порванная одежда, падение с велосипедов, даже первый глоток пива они сделали вместе. Они все делили на двоих, поэтому Маркус был уверен, что они могут прийти друг к другу с любыми проблемами. Но, судя по всему, Саймон так не считал.

Маркус смутно помнил тот год? Месяц? Неделю? День? Час? Когда все изменилось навсегда. Он до сих пор не мог понять, пришло оно сразу или подкрадывалась незаметно, складывалось из мелочей. Например, из того, что они с Саймоном с детства обожали спать вместе, если ночевали друг у друга. Они забирались под одеяло и рассказывали страшилки по полночи. Или из тех прикосновений во время просмотра фильмов ужасов. Сперва действительно было страшно, а потом прижиматься к Саймону просто вошло в привычку. Это создавало ощущение того, что он не один. Может, несколько глупо, но Маркусу это было необходимо. Отца слишком часто не оказывалось дома, матери тоже не всегда хватало на него времени. Маркус не винил их ни в коем случае, даже отчасти понимал, что они стараются ради него. Но ощущение того, что тебе есть с кем разделить страхи. Вера в то, что он никогда не будет одинок — необходимость. Наверное, это нужно каждому ребенку. И Саймон был той самой неизменной частью жизни Маркуса. Он дарил ему уверенность в том, что рядом с ним всегда останется кто-то.

Дружба, привязанность, любовь… Может, закономерно, что все сложилось именно так? Саймон просто стал настолько неотъемлемой частью жизни, что без него Маркус уже просто не смыслил самого себя. Прикосновения стали не просто нужными, но и приятными. А разговоры с Саймоном — самым важным времяпрепровождением. Маркус, скорее всего, не понял бы, что именно чувствует, если бы мама не решила поговорить с ним об отношениях. Правда, на примере Патрисии. Маркус слушал ее, осознавал, что она абсолютно права, вот только не к Патрисии, совсем не к ней он испытывал чувства. Не ее хотел видеть каждый день, не с ней с нетерпением ждал встречи, а, расставшись, хотел поскорее увидеться вновь. Не Патрисию ему приятно держать за руку и не ее смех хотелось слышать постоянно. Мама говорила о том, что он нравится Патрисии, а Маркус думал о том, что ему самому безумно нравится Саймон.

И это было страшно. Тогда Маркус впервые в жизни испугался по-настоящему. Он ведь прекрасно знал, что так быть не должно. Что Саймон друг, почти брат, которого Маркус всегда мечтал иметь. Но несмотря на все эти мысли, страхи и переживания, он решился поговорить. Ему нужно было с кем-то поделиться, а по странному стечению обстоятельств Саймон оказался единственным, с кем он мог это сделать.

— Кого ждешь? — Патрисия села рядом с Маркусом.

Они дружили. Не так, как с Саймоном, но Патрисия была одной из тех девчонок, не раздражающих. Она легко лазила по деревьям, не боялась ходить на кладбище, с удовольствием смотрела фильмы ужасов и не тряслась над куклами. Хотя в четырнадцать вопрос с куклами уже не был актуален — сейчас девчонок больше волновали мальчики, но Патрисия не пыталась говорить о мальчиках, да и не лезла к Маркусу, как некоторые другие девочки в школе. Если бы Маркуса попросили сказать, что он думает о Патрисии, то он сказал бы, что она «свой парень». Хотя, как оказалось, «своего парня» тоже хочется целовать.

— Сай должен скоро подойти, — ответил Маркус и отложил книжку в сторону, все равно читать не выходило совершенно.

Он сидел в напряжении, ожидая прихода Саймона. Тот сказал, что придет к нему после обеда. Если раньше Маркус часто не выдерживал и шел ему навстречу, то сегодня безумно хотелось оттянуть момент встречи, словно за это время можно было бы передумать и не вываливать на Саймона все мысли после разговора с мамой. В конце концов, он же мог и ошибиться — может, ему просто не интересны девчонки. Он вспомнил, как еще несколько лет назад они с Саем кривились при мысли, что одну из этих зазнаек придется поцеловать. И сами же смеялись над этими мыслями.

— А Клэр в него втрескалась. Представляешь, в Саймона!

Маркус удивленно посмотрел на Патрисию. Раньше она никогда не говорила о подружках и парнях, а сейчас выпалила это на одном дыхании, щеки ее покраснели, а сама она старательно смотрела на свои ноги, при этом носком кроссовка ковыряла землю, словно от реакции Маркуса на ее слова зависело что-то очень важное.