Перекусив всухомятку, но запив мясо горячим взваром, Иврен раскинул попону, накрыл плащом, собираясь сменить облик и подремать и тут услышал ЭТО. Шипение, словно несколько капель воды попали на горячую сковородку. Много капель воды попали на очень большую раскаленную сковородку! Оборотень вскинулся, обостряя все органы чувств и… едва удержался от немедленного оборота! Нет-нет, нельзя! Серебряный клинок куда эффективнее против вампиров, чем волчьи клыки! Но запах, сильный специфический запах бил в ноздри, заставляя подниматься невидимую шерсть на невидимом загривке.

Шипение усилилось, заглушая звуки и в круг света вышли вампиры. Их было пятеро. Двое рослых, крепких, на измененных телах висели клочья камзолов и кружевных воротников. Еще трое были низшими – полузверями, в обрывках тулупов и ливрей. Значит Его Величество был прав. Тут целое гнездо. Двое высших пришли со своими слугами, и это было плохо. Вампиры не просто вышли на случайного путника – они сразу показали кто они есть, а значит – охотились! За ним, Тулоном!

Клыки лезли из челюсти, но капитан взял оборот под контроль и жестко задал вопрос:

– Кто вы? И что вам нужно?

Низшие продолжили шипеть, а практически сохранившие человеческий облик высшие ответили:

– Крови!

– Не подходите! – предупредил Иврен, – просто так я не дамся! – и обнажил клинок с серебряной вязью вдоль лезвия.

Высшие притормозили, оценили бойца и приказали низшим:

– Порвать!

Звери кинулись сразу, втроем. У Тулона не было шансов, но уперевшись лапами в грудь гвардейца, опаляя смрадным дыханием его лицо, низшие вдруг заскулили и отпрянули! Потом закрутились на месте, задели накрытые запасной попоной мешки с гостинцами, шарахнулись в сторону и убежали в темноту обижено подвывая, и дуя на обожжённые лапы.

– Интересно, – сказал один из высших, возвращая себе полностью человеческую форму.

Заметив, как быстро кровосос это проделал капитан мысленно вздохнул – вампир явно недавно пил кровь. Между тем бледный и гибкий высший пошел по кругу, принюхиваясь, и словно ощупывая воздух бледным языком. Подобравшись к мешкам, он недовольно фыркнул, а Тулон, сообразив, в чем дело, вынул склянку с маслом, и капнул немного на клинок, а потом просто плеснул на руку, и растер по лицу и шее.

– Предусссмотрительно! – прошипел вампир, выпуская длинные узкие клыки, – но от высших помогает сслабо!

– Ничего, – с легкой насмешкой отозвался капитан, маскируя смехом дрожь, – у меня еще клинок есть, и… тут он вспомнил купленные в храмовой лавке серебряные кулоны со знаками солнца. Купил своим девочкам в подарок, и положил в поясной кошель, чтобы не потерялись! Служка уверил, что серебряные диски, размером с крупный серебряник, освящены и благословлены местным почитаемым храмовником. Вынув украшения, он повесил их на шею, и заметил, что кровососы отшатнулись. Что ж, и это подмога! А еще… Решив не испытывать судьбу, оборотень завыл, сообщая собратьям, что попал в беду. Может в лесу его и не услышат – граница еще далеко, но ведь он не один в пути!

Вампиры еще несколько раз пытались приблизиться к гвардейцу. Обожглись, поцарапали его куртку, порвали плащ, который он накрутил на руку, вместо щита, а к рассвету все же ушли, заслышав спешащих издалека волков.

Своей семье о встрече с вампирами Иврен так и не рассказал. Незачем было волновать беременную жену, радостную от встречи с сыном мать и поседевшего отца. Всю историю услышал только брат – страж границы Заповедного Леса. Тот выслушал, покачал головой и признал, что старший брат в рубашке родился. А когда эмоции от встречи немного улеглись, страж посоветовал назад в столицу ехать с караваном.

– Медленнее, конечно, но надежнее, – сказал он, – разглядывая лохмотья плаща и порванную в клочья куртку, которые Иврен попросил сжечь подальше от родительского дома. – По твоим подсказкам медальоны купим, и маслом запасемся. Вампиры прежде в лес не совались, но лучше подстраховаться.

– И на мечи серебра добавить стоит, – напомнил Иврен, невольно поглаживая рукоять своего клинка.

– Кровостоки серебрим, – усмехнулся Тиллен, – экономнее получается.

Они еще посидели за кружками ароматного яблочного сидра и копчеными ребрышками, обсуждая службу, политическую обстановку и подросшего сына Тиллена, который вознамерился через год-другой ехать в королевство людей.

– Представляешь, – бубнил гордый отец, – сам решил! Нашел устав караульной службы, который ты мне подарил когда-то и вызубрил! Хочу, говорит мир посмотреть, за пределами Леса!

Иврен слушал брата, хмыкал, откусывал мясо и просто наслаждался тем, что его брат может после службы прийти домой, к жене и детям.

– Ты его только предупреди, что на службе кроме плаца и казармы ничего не увидишь, первые лет пять точно! – с усмешкой сказал капитан. – И семью будет навещать вот как я, раз в полгода! По вам то может и не соскучится, а ну как девушку найдет?

Тиллен понимающе мотнул головой. Он свою Сьетту любил без памяти, хотя когда-то выбрал ее только человек. А волк уступил, когда родился первый щенок.

– Да Парэт упрямый, как сто волков, – тряхнул он плечом. – Через пару лет пришлю его к тебе в казарму на зиму, пусть попробует.

– Думаешь Мрэтт больше для королевской службы подойдет? – вспомнил Иврен имя младшего племянника.

– Мрэтт посерьезнее Парэта будет, – вздохнул страж, – он уже считает, что мир можно посмотреть, сопровождая караваны. И денег заработать, и побывать, где хочется, и дом не оставлять надолго.

– И впрямь, разумный парень! – восхитился капитан, чокаясь с братом простой керамической кружкой. – Интересно, какой у меня волчонок будет? – тут же задумался он.

– Родится, увидишь, – хмыкнул брат, – главное на роды не приезжай! В первый раз Съетта мне чуть руку не сломала, а второй раз я сам поседел от ее криков! – в доказательство волк продемонстрировал брату седую прядку на виске.

В ответ Иврен насупился. Волки предпочитали быть со своими самками во время родов, да и волновался он за Снежану. По человеческим меркам его жена уже не молода и хоть забота и любовь прибавили ей красоты, а все же екало где-то внутри у капитана беспокойство – как любимая перенесет роды?

– Ладно-ладно, – пошел на попятный Тиллен, заметив гримасу родственника, – сам решишь! И не болтай! А то матушка меня полотенцем огреет за советы!

Посидев за столом еще немного, брат сменил ипостась, и убежал. Он не любил ночевать без жены, даже в родительском доме. Тулон же, отгоняя дурные мысли быстро прибрал стол в гостиной, взглянул на луну, потянулся, предвкушая чистую постель и мягкую женщину под боком. Свою женщину! И отправился к себе.

За прошедшие месяцы его холостяцкий дом преобразился. Отец с мамой радуясь появлению невестки и младенца помогли Снежане устроить в супружеской спальне удобный шкаф для одежды, а в маленькой гостиной – книжные полки. В подарок на одинокий Зимнепраздник, купили Снеже изящный дамский секретер с откидным письменным столиком, и красивую лампу со стеклянным абажуром. Все остальное молодая женщина сделала своими руками: пошила новые занавески из плотной ткани, простегала пышное теплое одеяло, узкой тесьмой выложила вычурные узоры на покрывале, и скатерти, а теперь вышивала наволочки уютных диванных подушек, которыми обожала играть Радмила.

Чтобы не смущать молодоженов, с приездом приемного отца малышку переселили в бывшую комнату Иврена, убрав оттуда оружие, седло, поводья, заменив узкую мальчишечью койку на красивую детскую кроватку под легким балдахином. Радмила с упоением изучала прежде недоступную часть дома, часами возилась на новеньком ковре, пыталась ходить, держась за сундук и кроватку, а после засыпала среди игрушек и подушек, утомившись впечатлениями.

Для Тулона же в час восхода луны начиналось его личное счастье. Необъятное и хрупкое, такое, которым не можешь поделиться даже с самыми близкими. Он обнимал жену, дышал ее теплом, ласкал и гладил без устали, восполняя долгие одинокие ночи в казарме. Снежана стеснялась, пряталась под одеялом, потом заласканная им раскрывалась, и сама прижималась к мужу, без слов рассказывая, как скучала и ждала.