В тот день, поедая булку и оценивая стоящее на мольберте творение, он не предполагал, какой сюрприз преподнесет ему любовь к рисованию на следующий день.

* * *

На следующий день Ларс пришел в Академию рано, чтобы доделать работу, прерванную дракой с Кунцем – сегодня работу предстояло сдать. Оказалось, не он один такой умный – в аудитории собралась вся группа, поэтому о тишине и покое пришлось забыть. Эмма и Эва как всегда о чем-то трещали, Вальтер носился от одного мольберта к другому, отпуская комментарии, Дэнис ругался, Мириам беседовала с Тиной.

Ларса шум отвлекал, да и натюрморт был скучный, поэтому мысли то и дело перескакивали на другое, в частности – на собственную картину, с которой он бился давно и без толку. Если бы не сегодняшний кафедральный просмотр, то вчера он опять засиделся бы за полночь.

А история с этой картиной вышла странная – как-то раз, в конце лета, Ларсу приснилась девушка со светлыми пушистыми волосами и дивной улыбкой, сидящая на подоконнике. Он чувствовал, что должен написать ее портрет, почему-то это было очень важно. Лицо он запомнил, а вот с позой оказалось сложнее – как Ларс ни пытался ее передать, что-то все время выходило не так. А что именно – было непонятно.

Поняв, что витает в облаках, Ларс нехотя вернулся в реальность и, бросив взгляд на лист с натюрмортом, решил оценить работу на расстоянии. Встал, чтобы отойти подальше, повернул голову… и замер. На подоконнике, болтая ногами, сидела Мириам. Пухленькая смуглая брюнетка ничуть не напоминала девушку из сна, но поза ее оказалась абсолютно идентичной.

«Не двигайся!» – крикнул ей Ларс. Заметался в поисках бумаги (как назло, ничего под рукой не оказалось), не долго думая, схватил свою работу и набросал Мириам с обратной стороны листа.

Поступок не остался незамеченным – рядом тут же возник Вальтер, следом подбежала Мириам, за ней – остальные. Даже Дэнис оторвал свой царственный зад от табурета и почтил Ларса вниманием.

– А ты темная лошадка, Альберг, – многозначительно произнес Вальтер, разглядывая набросок.

Больше никто высказаться не успел – к великой радости Ларса грянул звонок, вошли преподаватели и началось последнее занятие перед сдачей. На любопытный взгляд Мириам Ларс натыкался на протяжении всей пары.

* * *

«Так, всё, сдаем! – провозгласил профессор Хайнц, хлопая в ладоши, – Сдаем и выходим! Кунц, оставьте рисунок, перед смертью не надышитесь!»

Профессор на секунду замешкался, глядя в сторону преподавателей, которые, сбившись в кучу, разглядывали что-то на обороте одной из работ, затем выхватил лист из рук Вальтера и выставил парня за дверь, к товарищам.

Просмотр начался.

Когда студентов, умирающих от нетерпения, вновь запустили в аудиторию, оказалось, что большинство из них получили высокие баллы, остальные – средние. Единственным, кто схлопотал «неуд», оказался Ларс, хотя в ряду выставленных работ его натюрморт выглядел лучшим.

– Не понял, – возмущенно произнес Вальтер, останавливаясь напротив рисунка Ларса, – а почему «неуд»?

К нему присоединились и остальные, по аудитории пронесся недоуменный ропот.

– Объясняю для непонятливых, – профессор Хайнц перевернул работу Ларса, явив миру сидящую на подоконнике Мириам, – Альберг, ваш набросок? – Ларс кивнул, – Вот вам и причина, – Хайнц вернул лист в прежнее положение и ткнул пальцем в нарисованный натюрморт. – Это не ваш уровень. Можете лучше – делайте. Иначе в вашей учебе нет никакого смысла.

И началась у Ларса веселая жизнь. Даже обычных еженедельных набросков ему приходилось делать либо в два раза больше, либо в два раза лучше, обычно – и то и другое. А про работы на оценку и говорить нечего – на каждом просмотре на него сыпалась такая куча замечаний, что однокурсники только глазами хлопали, да посылали ему сочувственные взгляды.

Но Ларса это совершенно не трогало. Его устраивало такое положение дел, а комментарии Хайнца он находил полезными. Вот только возмущения Вальтера таким «несправедливым» положением дел немного выводили из себя. К счастью, тот со временем успокоился, решив, что если Ларсу не лениво всякий раз переделывать работы, то и ладно. «Каждый развлекается как может», – заявил он.

Сам Вальтер предпочитал иной подход к учебе и всячески его придерживался.

Глава 5. Ларс и Мириам идут в гости

Вальтер, в отличие от приятеля, не имел столь фанатичной любви к искусству. Особенно к теоретической его части. Поэтому, если и удостаивал лекции своим посещением, то бессовестно дрых где-нибудь на заднем ряду.

Тревожил этот факт лишь старосту Мириам. Но если что-то тревожило Мириам, спокойствию окружающих тут же приходил конец. Первой жертвой ее тревоги стал Ларс, пойманный после занятий в тот день, когда Вальтер не появился в академии.

– Где твой друг? – произнесла Мириам, возникнув перед его носом, как айсберг перед «Титаником».

– Понятия не имею, – ответил Ларс. Попытался ее обойти, но староста вновь преградила дорогу.

– Нельзя быть таким равнодушным! Ты заметил, что Кунц стал редко бывать на занятиях?.. Не заметил?!

Ларс переступил с ноги на ногу.

– От меня-то ты чего хочешь?

– Надо к нему сходить!

– Ну так сходи, если надо.

Мириам вздохнула (какие непонятливые эти мальчишки).

– Если я приду к нему одна, он меня неправильно поймет, – сказала она с интонацией мамаши, объясняющей ребенку прописные истины. – Давай сходим вместе.

– У меня другие планы. И вообще… я понятия не имею, где он живет.

Мириам посмотрела на него с недоверием, но от комментариев воздержалась, вытащила из кармана листок.

– Вот адрес, идем!

– Ну не знаю… – начал было Ларс, но Мириам оказалась упрямей.

Вскоре они уже двигались по мощенной булыжником улочке с красноречивым названием Торговая, мимо аккуратных белых домиков с черепичными крышами, первые этажи которых занимали магазины, кафе и уютные ресторанчики. Попытка Мириам завязать разговор успехом не увенчалась, и они шли молча. Мириам разглядывала витрины, а Ларс думал о том, какие мотивы сподвигли ее отправиться к Вальтеру.

Версий образовалось три.

Первая, самая правдоподобная, это служебный долг. Водрузив на себя должность старосты – больше ни у кого в группе такого желания не возникло – Мириам взялась за дело с упорством бобра-трудоголика, успев за месяц устроить вечеринку в честь начала учебы, организовать экскурсию в Национальную галерею и сводить группу на фортепианный концерт, где Ларс отлично выспался. Кроме того, она зорко следила за посещением и успеваемостью. В этот контекст визит к нерадивому Вальтеру вписывался отлично.

Вторая версия, тоже не лишенная оснований, это личный интерес Мириам к студенту Кунцу, в котором не было ничего удивительного, поскольку Вальтер пользовался большой популярностью у девушек, и только Мириам упорно делала вид, что «этот балбес» ей неинтересен.

И, наконец, третья, самая отвратительная на взгляд Ларса версия, это личный интерес Мириам к нему самому. После истории с наброском она поглядывала на него странно, хоть Ларс и пытался убедить себя, что за этими взглядами ничего не стоит. Мириам ему не нравилась. Она хоть и была симпатичной, характером походила на тетушку Кари – ее тоже было слишком много.

Решить, что делать, если последняя версия окажется правдой, Ларс не успел. Мириам, дернув его за рукав, указала на дом с левой стороны дороги. Над входом в магазин красовалась вывеска «Мясные деликатесы». Сияли огнями витрины. Окна на втором этаже были темны, и только в мансарде на третьем горела лампа.

Мягкий свет и потрясающий запах окутали путников, едва они перешагнули порог, а горы эффектно выложенных вкусностей повергли Ларса в прострацию. «Сюда бы атласную драпировочку, да фруктов накидать – замечательный натюрморт будет», – пронеслось в его голове при виде сочного ломтя окорока.

Однако Мириам уже тащила его к прилавку, за которым продавец, мужчина средних лет в ослепительно белом фартуке, взвешивал кусочек буженины для покупательницы. Во внешности мужчины прослеживалось что-то неуловимо-знакомое. Когда он улыбнулся, подавая женщине сверток, Ларс, наконец, понял, что перед ними Кунц-отец.