– У меня нет заграничного паспорта, – говорит Реган.

– Мой тоже просрочен, – вспоминает Шарлотта. – Но мы быстренько все устроим, займемся оформлением документов вместе.

– Это что, все правда? – спрашивает Реган.

– Да! – говорит Шарлотта.

Реган подобрала для девочек лагерь верховой езды в Восточной Джорджии, и они были в восторге. Осталось только ввести в курс дела Мэтта. Он спал, а она глядела на него. Он был высокий, крепко сбитый, с намечающейся лысиной и небольшим брюшком. А Реган помнила его футбольной звездой, он тогда был парнем Ли, и именно ему Реган решила позвонить, когда передумала сбегать с мистером Регдейлом. И Мэтт приехал и спас ее от учителя рисования – увез на своем «Харли-Дэвидсоне». К тому времени Ли уже бросила Мэтта и уехала в Лос-Анджелес.

Их роман развивался медленно. Мэтт поговорил с Шарлоттой насчет мистера Регдейла и настоял, что Реган ни в чем не виновата. Мэтт говорил, что нужно обратиться в полицию, но Реган просто хотела забыть обо всем как о страшном сне, и Шарлотта согласилась больше не поднимать этот вопрос. Следующей осенью Реган перевелась в другую школу, ей оставалось учиться один год. Мэтт устроился на подготовительные медицинские курсы при Техническом колледже Саванны, подрабатывая в баре Pinkie Masters. Когда Реган заскакивала туда со своими подружками, Мэтт бесплатно их угощал. (Поскольку у нее имелся поддельный документ, что она родом из Монтгомери, штат Алабама, в самый первый раз Реган выбрала именно коктейль «Алабама Сламмер». Но она не любила спиртное и после первого же бокала переключалась на «Спрайт»).

Как-то вечером Реган заявилась одна. Был вечер караоке. Реган пила содовую и готовилась к выпускному экзамену по английскому. Вдруг в микрофоне зазвучал голос Мэтта.

– Посвящаю эту песню моему ангелу из Монтгомери, – сказал он.

Оторвавшись от тетрадки, Реган подняла голову. Он смотрел на нее и улыбался. Он спел тогда песню Бонни Райт[36]. Голос его был низкий, бархатный. Реган даже боялась дышать. Именно тогда она поняла, что, возможно, мечта всей ее жизни сбывается.

– Стань моей последней соломинкой, – пел воркующим голосом Мэтт.

Реган прикусила губу и кивнула.

Они занялись любовью накануне ее восемнадцатилетия, за два месяца до начала учебы в Нью-Йоркском университете. Когда он вошел в нее, глядя ей прямо в глаза, вошел нежно, все повторяя и повторяя ее имя, Реган уже знала, что никогда не покинет Саванну. Он был ее любовью, ее домом.

Реган посмотрела на спящего мужа. На секунду она пожалела, что оставила его тогда одного в «Бонна Бэлла». Но было слишком поздно.

Мэтт открыл глаза.

– Привет, – сказал он.

Стань моей последней соломинкой.

– Моя мама выиграла круиз, – сказала Реган. – Я устроила девочек в недельный лагерь. Мы отправляемся в круиз всей семьей.

– Что?

– Какое-то время меня не будет. – В голосе Реган звучало сомнение.

– Ммм… – Мэтт закрыл глаза. Реган подумала, что он заснул, но он снова открыл глаза. Их взгляды схлестнулись.

– Я еду с тобой, – сказал он.

Вот уж Ли не думала, что в первый раз полетит в Европу в обществе матери. Но тем и хороши социальные сети, что можно мухлевать сколько хочешь. Например, попросив Шарлотту сделать в зале ожидания аэропорта фото беззаботной Ли со скрещенными ногами в прекрасных туфельках и запостив фото в Сеть, можно сразу же переобуться в шлепки, припасенные в рюкзаке.

Шарлотта намучилась со своим громоздким чемоданом, отказавшись заранее проверить его дома. Узнав, что выиграла конкурс, Шарлотта перерыла всю кладовку, вытаскивая на свет старые чемоданы и без конца повторяя, что ей столько всего нужно успеть, чтобы подготовиться к путешествию. Когда Ли спросила, почему она так переживает, Шарлотта заломила руки и сказала:

– Почему? Нам же потребуются санитайзеры и крекеры с кокосовым маслом!

И тогда Ли отправилась на гольф-мобиле в «Пабликс», где загрузилась маленькими упаковками санитайзеров и крекеров, прикупив еще женские журналы и вино. Затем она задержалась возле цветочного отдела и выбрала букет.

– Я люблю тебя, мамочка, – сказала она дома, вручая Шарлотте цветы.

– Дорогая моя… – Шарлотта была тронута.

Время поджимало, и Ли радовалась возможности отвлечься от таблоидов, в которых мелькали Джейсон с Александрией. Как романтично они проводят время в солнечном Лос-Анджелесе: вот они входят в тренажерный зал, покидают тренажерный зал, выгуливают щенка, взятого из приюта Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными. (Щенок Вермишелька – забавная помесь шнауцера и пуделя.) А вот как они проводят вечера: поедание вдвоем суши; вечеринка в честь дня рождения Лайонела Ричи[37]; вот они выгуливают Вермишельку, купив себе по рожку мороженого.

Когда у Александрии спросили, почему они дали щенку такое имя, та рассмеялась: «Наверное, из-за моей любви к вермишели».

«Да-да, – говорит в микрофон ее влюбленный качок. – Она и впрямь любит вермишель».

– Какой дурак не любит вермишель?! – кричит Ли, швыряя сотовый на кровать.

– Что случилось, дорогая? – слышится из коридора голос Шарлотты.

– НИЧЕГО! – кричит Ли.

– Тебе приготовить на ужин вермишель? – В дверях появляется Шарлотта, на ней купальник и козырек от солнца.

Ли грустно кивает, в уголках ее глаз стоят слезы.

Возле терминала С-22 Ли подбегает к матери, чтобы забрать у нее круглый чемоданчик. Что это? Шляпная коробка?

– Мам, дай помогу. – Она хватает за ручку, и та отрывается.

– Мой чемоданчик! – восклицает Шарлотта.

– Купим тебе в Европе новый, – успокаивает ее Ли.

– Но именно с этими чемоданами я путешествовала в прошлый раз, – говорит Шарлотта. – Они сделаны во Франции.

В прошлый раз? У Ли портится настроение. Она читала о том, что старые люди часто становятся скопидомами – это их способ контролировать действительность. Собственно, Ли сама играла такую скопидомку в одном из эпизодов сериала «Место преступления»[38]. Ее героиня – скопидомка и проститутка в одном флаконе. На Ли тогда напялили рыжий парик и бордовое нижнее белье. Для просмотра эпизода Ли с Джейсоном устроили большую вечеринку, и все подняли бокалы и чокнулись после ее короткой реплики на экране: «Я думала, что ты придешь завтра, и не успела убраться».

Дзынь-дзынь. Жизнь тогда казалась прекрасной.

Ли примостилась возле Шарлотты. Они сидели в зоне ожидания, Шарлотта растерянно теребила в руках оторванную чемоданную ручку. Ну и где Корд теперь, когда он им особенно нужен? Он всегда умел успокоить Шарлотту – заботился о ней, чтобы она не нервничала. В четырнадцать лет он стал единственным мужчиной в доме. Но они увидятся с ним только в Афинах.

По просьбе брата Ли поменяла Корду билет, чтобы он мог прилететь сразу в Грецию. Они успели перекинуться эсэмэсками на предмет моды «круизников». Стоило кому-то из них заприметить человека с поясной сумкой или в уродских солнечных очках на носу, сразу же прилетала фотка с тэгом #круизник. Ли нравилось переписываться с братом. Это лучше, чем разговаривать. В каком-то смысле он был ей ближе всех в семье, потому что они списывались по много раз в день. Ли догадывалась, что Корд тоже одинок и ждет возможности посидеть вместе за коктейлем в причудливом корабельном баре, чтобы обменяться историями о том, как их жизни уперлись в глухую стенку.

– Мам, мне правда жалко, что ручка оторвалась, – сказала Ли.

Шарлотта казалась раздавленной, и Ли окатила волна страха. Подбадривающие взгляды Шарлотты, ее так себе вино и прекрасные обеды – сам факт ее существования и то, что каждый вечер, положив на колени Годиву, она неизменно смотрит программу с Брайном Уильямсом[39], держали ее дочь на плаву. Даже странно, насколько сильно Ли нуждалась в Шарлотте. Пока она рядом, можно побыть нерадивым ребенком, зная, что придет мама, подберет разбросанные вещи и все разложит по местам. Ли обожала, когда, как в школьные годы, по утрам в выходные, за дверью ее ждала корзинка с аккуратно сложенной и постиранной одеждой.