С того дня, как мы встретились в больнице, прошло каких-то четыре месяца. Так странно. Мне кажется, я общаюсь с тобой гораздо, гораздо дольше. Наверняка это потому, что ты многому меня учишь. Такая содержательная жизнь!

Как я уже писала в дневнике, на самом деле ты уже давно меня заинтересовал. Знаешь почему? Ну же, ты сам часто об этом говорил!

Правильный ответ: потому что я считала так же.

Мы с тобой — полные противоположности.

Я с тобой согласна.

Но интерес интересом, а случая познакомиться поближе мне не выпадало. И вот тогда, в больнице, я решила: “Какое совпадение! Остаётся только подружиться” И в результате мы подружились, чем я очень довольна.

Хотя в последнее время я иногда слышу голос, и он мне говорит: “А не слишком ли вы сблизились?” (ха-ха)

“Любовники понарошку”? Название — произвол с моей стороны, но такое волнующее! Ладно, мы пока только обнимаемся. Но как подумаю, что перейдём к поцелуям, сердечко так и колотится (ха-ха).

Впрочем, и пусть. Скажи, как бомбу взорвала? Но это правда так. Что угодно, только бы не становиться любовниками по-настоящему.

Я не сразу решилась на откровенность, но, когда ты это прочтёшь, я буду мертва (ха-ха). Терять нечего.

Честно говоря, я много раз, ну просто очень много раз считала, что люблю тебя. Например, когда ты рассказал о своей первой любви. У меня всё сжалось в груди. Или в номере гостиницы, когда мы пили вместе. И когда я впервые тебя обняла. Но я не хотела, чтобы мы становились любовниками, и впредь не захочу. Так мне кажется. Вроде бы (ха-ха).

Возможно, из нас бы получилась отличная пара. Но проверять нам некогда, правда?

К тому же мне противно называть наши отношения такими заурядными словами.

Любовь, дружба… У нас ни то и ни другое. Немножко любопытно, что бы было, если бы ты любил меня. Но спрашивать я не могу и не хочу.

Да, и в связи с этим я расскажу, какой хотела задать вопрос, когда в больнице предложила сыграть в “Правду или действие”. Мне не узнать ответа, поэтому правила я не нарушу.

Я хотела спросить вот что.

“Почему ты не называешь меня по имени?”

Я же помню. Когда я заснула в синкансэне, ты разбудил меня щелчком резинки. Нет бы просто позвать. С тех пор это не давало мне покоя. И ведь ты правда ни разу не произнёс моё имя. Всегда “ты”. Ты, ты, ты.

Я не решалась об этом спрашивать: вдруг ты не произносишь моё имя, потому что меня ненавидишь? Я правда так подумала. И не могла отмахнуться — а, ерунда. Я очень неуверенный в себе человек. В отличие от тебя, я не могу создать своё “я”, не полагаясь на окружающих.

Потому-то мне казалось, что без “Правды или действия” такой вопрос не задашь, но недавно я осознала, что заблуждалась.

Дальше идут мои фантазии. Если ошиблась — прости.

Ты боялся отводить для меня место в своей душе.

Помнишь, ты рассказывал про своё хобби: представлять, что о тебе думают окружающие, когда произносят твоё имя. А правильно ты себе это представляешь или нет — тебе всё равно.

Я, конечно, объясняю, как мне приятней и удобней, но всё же — может, в моём случае тебе не было всё равно?

И потому ты боялся, что я, повторяя за тобой, буду гадать, что ты думаешь обо мне.

Боялся, что моё имя, произнесённое вслух, обретёт смысл.

Боялся представлять меня “близким другом” или “любимой”, зная, что вскоре потеряешь.

Ну как? Если угадала, оставь у моей могилы умэсю (ха-ха).

Бояться незачем. Люди умеют поддерживать отношения, что бы ни случилось. Так же, как сумели мы с тобой.

Я всё пишу, что тебе страшно, вроде как ругаю тебя за трусость, но это не так.

Я считаю тебя выдающимся человеком.

Моим замечательным антиподом.

И, раз на то пошло, я отвечу на один из твоих прошлых вопросов. Сделаю тебе гигантское одолжение!

Вопрос о том, как я к тебе отношусь. Не особо хочешь знать? (ха-ха) Можешь пропустить!

Я…

Я тобой восхищалась.

С некоторых пор я всё время размышляла вот о чём.

Будь я — как ты, я бы никому не доставляла столько хлопот, не огорчала бы тебя и родных, жила бы, отвечая сама за себя, только для себя, за счёт своего собственного обаяния.

Разумеется, я безмерно довольна своей нынешней жизнью. Но я восхищалась тобой: ты можешь жить сам по себе, без единой души вокруг.

Условием моего существования является то, что рядом постоянно кто-то есть.

И однажды я заметила.

Если этого кого-то рядом нет, моё обаяние исчезает.

Я не вижу в этом ничего плохого. Мы все такие, разве нет? Человека формируют его отношения с другими людьми. Никто из наших одноклассников не продержится без друзей или любимых.

Человек впервые находит себя в сравнении с другими.

Вот то, “что для меня значит жить”.

Но ты, и только ты всегда был сам по себе.

Сила, что тянет к тебе, возникла не из общения с людьми — ты нашёл её внутри себя.

И я хотела обладать такой же, собственной силой.

Поэтому в тот день я заплакала после твоего ухода.

В тот день ты всерьёз обо мне забеспокоился. В тот день ты сказал, что хочешь, чтобы я жила.

Ты, не нуждаясь в отношениях “дружеских” или “любовных”, сделал выбор.

Ты выбрал не кого-то, а меня.

Я впервые поняла, что нужна кому-то, — именно я.

Я впервые смогла увидеть, что существую сама по себе.

Спасибо.

Возможно, я ждала эти семнадцать лет, чтобы оказаться нужной тебе.

Так же, как сакура ждёт весны.

Наверное, поэтому я оформила свои записи как книгу, хотя книг никогда не читала.

Я сама выбрала познакомиться с тобой.

Нет, правда, ты выдающийся человек, раз сумел настолько кого-то осчастливить! Всем бы заметить твоё очарование.

Ведь я обнаружила его давным-давно.

Я, пока жива, готова твои ноги мыть и воду пить!

Написав это, я осознала.

Подобные банальности тут не подойдут. Наши с тобой отношения не выразить заурядными словами, которые звучат сплошь и рядом.

Тебе это, может, и не понравится.

Но я — говорю как есть — хочу съесть твою поджелудочную.

(Обращение к тебе получилось самым длинным. Кёко обидится, надо поправить.)

Черновик, первая редакция»

Закончив читать, я обнаружил, что в мире, куда я вернулся, Сакуры нет.

И понял, что в душе у меня что-то надломилось. Осознал, что сдержаться уже не смогу. Никак.

Но прежде я должен был кое-что проверить.

— Где… Где телефон Сакуры?..

— Телефон?

Мать Сакуры встала и тут же принесла мобильный телефон.

— После её… после её смерти я отвечала на звонки, но в последнее время держу его выключенным.

— Прошу… Разрешите посмотреть…

Она без лишних слов отдала его мне.

Я откинул крышку и нажал кнопку включения. Немного помедлив, открыл папку с письмами и заглянул во входящие.

И среди множества непрочитанных писем нашёл то, что искал.

Последние слова, посланные мной.

Моё последнее сообщение для неё.

Она его прочитала.

Оно… дошло…

Я положил мобильный телефон и «Книгу жизни с болезнью» на татами. Дрожащие губы не слушались, но я кое-как выдавил последние слова, перед тем как развалиться на части:

— Простите…

— Что?..

— Простите… Я знаю, это совершенно… неуместно, но… Но я… Простите…

Молчание.

— Вы позволите… мне заплакать?

И мать Сакуры, сама пустив слезу, дала мне разрешение, один раз кивнув.