Ярусы водопада напоминали узкие ступени и были довольно скользкими. Сойка помогал мне преодолевать трудные места, объяснял, что надо идти осторожно, не торопясь и не смотреть вниз, пока не поднимемся до самого верха. Один раз я все-таки опустила взгляд: огромные камни казались крохотными, а потоки воды сходились в узкую струйку.

То, что ждало наверху, волновало меня гораздо больше.

Камни громоздились над нашими головами, как небрежно сложенная кипа книг, которая вот-вот развалится. За те, что снизу, можно было ухватиться, но верхние торчали отвесно, а с широкого выступа на вершине срывалась вода. Я не понимала, как мы туда заберемся.

И тогда Сойка шагнул куда-то вглубь скалы и жестом пригласил меня следовать за ним по каменному уступу — по ту сторону водопада. Отсюда поток был похож на хрустальный занавес. Воздух пах влагой, а уступ под нашими ногами был мокрым и скользким, но достаточно широким, чтобы спокойно по нему идти. Стену покрывали мхи и папоротники. Мы шли вдоль нее, пока не добрались до глубокой расщелины. Сойка уверенно ступил в темноту. Я отправилась следом.

В пещеру проникал тусклый свет, который просачивался сквозь водопад, бросая на стены блики и причудливые тени. Мы словно очутились в подводном царстве. Сойка потянулся к нише в стене и достал сосновую ветку, обмазанную с одного конца смолой. Затем высек огонь при помощи кремня, и я смогла оглядеться. Пещера перед нами сужалась, разделяясь на несколько тоннелей. Сойка взял меня за руку и повел, дымя факелом, в тот, что справа. Тоннели постоянно ветвились — настоящий лабиринт. Было ясно, что самой мне никогда отсюда не выбраться.

Мы шли так долго, что факел почти догорел, но тогда же темнота начала расступаться, а тоннель расширился. Сойка вывел нас к большой пещере, посередине которой горел костер.

Видимо, мы прошли гору насквозь. В тоннелях царила темнота, как ночью, но это место заливало послеполуденное солнце. Мы были невероятно высоко. Под горой зияла пропасть, а вдалеке золотился бескрайний лес, истончаясь в сиреневую дымку на изогнутом горизонте.

— Мой народ считает это место священным.

Пещера действительно напоминала храм. Но бледно-серые своды в ребристых складках и тонкие колонны были творением природы, а не человека.

— Здесь хорошо и зимой и летом. — Сойка поворошил угли. — Мы защищены от ветра и снега. Пещера выходит на юг, поэтому, если на небе есть солнце, его лучи сюда попадают. А снизу нашего огня не разглядеть. Бывает, сюда заглядывают медведи, но увидят, что место занято, и уходят. У нас тут есть все, чтобы пережить зиму.

Я посмотрела вокруг. В пещере были две постели, сделанные из упругой хвои и мягких мхов, с покрывалами из звериных шкур. Вдоль стен стояли корзины и глиняные горшки. Старика нигде не было видно.

Он словно услышал мои мысли и вышел из тени.

Он что-то сказал на своем языке, и Сойка перевел:

— Он рад, что ты пришла.

Старик вновь что-то произнес. По звучанию мне показалось, что это имя, но я не смогла бы его повторить.

— Что он говорит?

— Он дал тебе имя: Махиган Шки-ижиг. Волчий Глаз.

— Почему он меня так назвал?

— Как почему? Меня зовут Сойка, потому что мой смех похож на крик сойки и потому что я люблю яркую одежду. Дедушка — Белый Орел, потому что у него белоснежная прядь и потому что он носит орлиные перья. А у тебя глаза волчицы.

Я удивилась. Ведь я никогда не видела волков, если не считать мертвых голов на стене дома собраний, но их глаза были подернуты смертью или выедены червями.

— В твоей стране не водятся волки?

— Разве что к северу, в Шотландии. В Англии их истребили.

Сойка перевел мой ответ старику, тот покачал головой и что-то произнес.

— Он говорит, что это плохо.

— Почему? — удивилась я. — Они убивают овец и ягнят, иногда и детей, да и на взрослых нападают.

Старик снова заговорил, а Сойка стал переводить:

— У всякого существа в этом мире должно быть место — и у волка, и у человека. Дедушка говорит, ты ему напоминаешь молодую волчицу, которую он когда-то знал. Она была яростной, гордой и смелой и жила особняком от стаи: другие волки отгоняли ее, но она не могла совсем уйти, потому что еще не вошла в полную силу и одна бы не выжила. Дедушка видит ту же ярость и гордость в тебе. Ты не хочешь жить по чужим законам, но еще слишком юна, чтобы жить по своим и не погибнуть.

— И что случилось с той волчицей?

Старик ответил, но Сойке как будто не хотелось переводить.

— Что он говорит?

— Он просит рассказать про зайчиху.

— Какую зайчиху?

«Поселенцы поговаривают, что индейцы безумны. Быть может, это правда?» — подумала я.

— Он видел зайчиху в лесу у Бьюлы. Раньше ее здесь не было. Она появилась сразу после того, как твои люди сюда пришли.

— В твоей стране не водятся зайцы? — спросила я, передразнивая его вопрос про волков.

— Конечно, водятся. История о Великом Зайце — важное сказание нашего народа, поэтому деду важно понять, кого он видел. Он думает, что это может быть каким-то знаком от Великого Зайца.

Старик кивнул. Он прислушивался к нашему разговору и явно понимал английский, хотя не говорил на нем.

— Эта зайчиха, — продолжал Сойка, — отличается от наших. Она меньше и другого цвета.

Глаза старика поймали мой взгляд. В его зрачках сверкнули красноватые искры — отблески костра. Я внезапно подумала о бабушке и вспомнила ее так явственно, словно она сидела тут же, рядом со мной, в пещере. Вспомнила, что о ней говорили, будто она могла превращаться в зайчиху. Сама она никогда об этом не упоминала, и я не знала, правда это или нет. Она о многом не говорила. Возможно, ждала, когда я подрасту, но так и не дождалась.

И тут же вспомнилось, что Джек рассказывал, будто на борту видели зайца. То ли зайца, то ли кролика. Я тогда только посмеялась.

Старик что-то произнес.

— Он говорит, что ты поняла, о ком речь.

— Но если это бабушка, то зачем она здесь? И зачем превращается именно в зайца?

— Душа твоей бабушки принимает облик зайца, потому что у нее связь с этим зверем. Точно так же, как твой зверь — волк, его — орел, а мой — синяя сойка.

— Разве это возможно?

Старик посмотрел на меня так, словно я усомнилась в существовании луны или солнца. Он взмахнул руками, огонь взметнулся вверх, и я увидела, что стены пещеры покрыты изображениями. Некоторые рисунки напоминали простые квадраты или треугольники, но в других угадывались олени с огромными ветвистыми рогами, медведи, волки, львы; там были также горбатые и рогатые твари, которых я не знала. Вокруг были нарисованы люди — кто-то охотился, кто-то танцевал, одни были обнажены, другие одеты в шкуры.

Некоторые изображения были сделаны углем, а другие — яркими красками. Кое-что было просто вырезано в камне. Старик взмахивал руками, и эти движения словно оживляли рисунки. Силуэты танцевали в такт его взмахам в свете костра. Они двигались по стенам — то звери и люди по очереди, то все вместе.

— Это дом наших предков, — объяснил Сойка. — Мы здесь окружены их присутствием.

Меня снова посетило чувство, что я в великом храме, живом, как Храм Ветров, населенный духами тех, кто жил в прежние времена.

Я рассказала индейцам про бабушку и то, что с ней сделали.

Старик вновь заговорил.

— Ее душа не может успокоиться из-за великого зла, которое с ней сотворили. Вот почему она последовала за тобой через океан, — перевел Сойка.

— Что ей нужно?

Старик уставился на огонь. Прошло немалое время, прежде чем он вновь заговорил.

— Возможно, она хочет предупредить о чем-то, или защитить тебя, или же просит о возмездии. Дед не может сказать наверняка: зайчиха отличается от местных, и дух тоже чужестранный — он не очень хорошо его понимает. Но говорит, что она пустилась в такое путешествие от большой любви или большого страха, а может, от того и другого сразу. Ему кажется, что она здесь, потому что боится за тебя. Боится, что тебе грозит то же, что сделали с ней.