Память.

Долгое время она спала, лишь несколько раз тревожа отголосками кошмаров. Пробудилась сейчас – наверное, потому, что только сегодня наконец-то его будущее оказалось определено.

Итак, он это сделал. Он сумел не просто поступить в полицейскую академию Вангеи, но и сдать первый экзамен. С неопределенностью покончено. Он стал курсантом. А ведь еще недавно… Заныл, напоминая о себе, шрам. Шрам, который мог перечеркнуть его будущее в самый последний момент.

«Расслабься, – казалось, нашептывало что-то внутри. – Успокойся. Ты смог. Никто не думал, что у тебя получится. Ты сам в это не верил, и тем не менее…»

Да, еще несколько недель назад он даже не подозревал, что способен на это. На поступок. Вся его жизнь, с самого раннего детства, вела его по иному пути.

…Окончание школы отмечали всей семьей. Когда он явился домой в последний день занятий, отец, корпевший у плиты, ненадолго отвлекся, приветствуя сына:

– Что? Уже?

– Да, – он положил на стол новенький аттестат. – Вот он.

– Подумать только, – отец двумя пальцами за краешек взял пластиковый прямоугольник, вставил в считывающее устройство и воззрился на экран. – Подумать только. Ты закончил учебу!

– Да.

– Мать будет так тобой горда… Ты ей звонил?

– Только Арене…

– Это плохо. Сейчас же звони матери! Она так переживала. Она должна была узнать первая! Звони-звони! Порадуй!

Голос матери был сух и деловит. Лицо на экране видеофона напряжено, взгляд то и дело скользит куда-то в сторону. Ему пришлось дважды повторить свою новость прежде, чем мать соизволила обратить на него внимание.

– Молодец. Я в тебе не сомневалась… Ареня знает?

– М-м… пока нет. Ты первая.

– Хороший мальчик, – ее скуластое лицо немного смягчилось. – Вот что… где отец?

– Тут. Готовит праздничный обед.

– Скажи, пусть бросает эту ерунду и собирается. Мы идем в ресторан! Это надо отметить!

– Ресторан?

– Да. Ты что, оглох от радости? Оба живо собирайтесь, и чтобы через час были на площади Справедливости. Там ресторан «Белый Свет». У меня через час закончится совещание, столик закажу прямо сейчас. Все. Мне некогда!

И отключилась.

– Ресторан? – отец все слышал. – Мы идем в ресторан? Надо принарядиться! Пошли, подберем тебе чего-нибудь…

Через час они сидели в отдельном кабинете ресторана «Белый Свет» за общим столиком. Недовольной была только Ареня. Сестра училась на последнем курсе колледжа Управления и Механики, в свободное время подрабатывая дизайнеркой, и вызов матери отвлек ее от работы. Словно желая показать, что она – занятая женщина, Ареня на салфетке набрасывала какие-то схемы.

Мать любовалась сыном, ощупывая его цепким взглядом. Смущенный ее пристальным вниманием, Ренн почти ничего не ел и не пил. Мать так редко замечала, что у нее есть сын. Всю любовь и внимание она отдала старшей дочери. Арене прощалось многое. Например, Ренн, вздумай что-то черкать на салфетках, уже давно получил бы выговор.

– Красавец! – изрекла мать. – И отличник к тому же.

– И спортсмен, дорогая, – поддакнул отец.

– Ну, спорт это так… мелочи жизни! – отмахнулась мать. – Ты ведь уже строил по этому поводу какие-то планы?

– Н-нет, – он слегка опешил от такого напора. – То есть, думал, но… не совсем. Понимаешь, я…не уверен, но мне кажется…

– Кажется… не уверен…Что за мямля!

Отец под столом слегка толкнул сына ногой. Мол, не молчи!

– Прости, мам…– он опустил глаза в тарелку. Раз мать спрашивает сама, значит, можно говорить. – Просто я… если ты не против… я хотел заняться спортом…профессионально.

– Что? – мать подалась вперед, налегая грудью на стол. – Что ты сказал? Профессионально? Это как?

– Ну… ты же знаешь, у меня в школе были лучшие результаты по пятиборью. Тренерка меня рекомендовала в сборную… Летом мы должны были поехать в спортивный лагерь и по итогам сданных зачетов будет известно, – его не перебивали, и он говорил уверенно, в глубине души надеясь, что мать согласится. – Уже через год, если все будет хорошо, я войду в состав сборной и…

– Нет.

Сказано было негромко, но так холодно, что у Ренна язык примерз к нёбу.

– Нет. Спорт, это хорошо для общего развития, но это не занятие для мужчины. Так, развлечение в свободное время. Подумай, чем ты хочешь заниматься кроме этого?

От него требовался ответ, но расстроенный Ренн покачал головой:

– Я… я больше ничего не…

– Не придумал? Не умеешь? Это не страшно. У тебя есть мать. Я уже все решила. Ты пока еще несовершеннолетний и, – она посмотрела на отца в упор, – живешь в родной семье. Значит, только твоя семья решает, кем тебе быть. И я решила, – она хлопнула ладонью по столу, – никакого спорта! И слушать ничего не хочу!

– Но почему? Тебе же всегда нравилось, когда я выступал и…

– В школе, потому что этого требовала система образования. Но ты получил аттестат, со школой покончено. И это значит, что пора прощаться с детством и начинать взрослую жизнь. Я нашла для тебя отличную работу. Ты красивый парень, тебе не пришлось даже делать пластику, как многим другим мальчишкам, – мать дотянулась, крепко схватила Ренна за подбородок, повернула туда-сюда, любуясь сначала одним профилем, а потом другим. – Я даже не думала, что у меня вырастет такой красивый мальчишка… Посмотреть на твоего отца… Да, можно сказать, что нам с тобой повезло. Работа, которая тебя ждет, вполне непыльная, легкая. И карьеру быстро сделаешь. Немного подучиться – и быстро пойдешь в гору.

– Но мам, а как же…

– Забудь. Я сказала – забудь! И все!

И он забыл. Заставил себя забыть. И с тех пор, по сути, только и делал, что забывал. Родителей. Дом. Родину.

            ГЛАВА 2.

Да, вот так они и начались – будни в Военно-полицейской Академии.

Каждое утро начиналось с одного и того же – пронзительного свистка будильника. Не проходило и пяти секунд – тело только-только успевало среагировать на резкий звук – как раздавался вопль одного из дежурных стартов:

– Па-а-адъем!

Команда звучала чисто формально – как правило, большинство курсантов к тому времени уже были на ногах и шарили на стуле в поисках личных вещей. Дежурный строевым шагом проходил из конца в конец казармы, и надо было успеть одеться до того, как он, дойдя до конца, развернется и проследует в обратном направлении. В тот самый миг, когда он останавливался у дверей, на пороге возникал подтянутый, одетый с иголочки кептен Антрацит, и раздавалась новая команда:

– Смирно!

По этому слову все были обязаны замереть – одет или не одет, уже не важно. Ты {должен был} застыть по стойке «смирно», ноги на ширине плеч, руки за спиной. Антрацит проходил вдоль строя курсантов, замечая все.

– Носки, – коротко бросал он. – Ремень… Прическа… Ремень… рубашка…Руки…Как стоишь? Опять?

– Так точно, – Ренн смотрел мимо капитана в противоположную стену.

– Тебе что, учиться надоело? – кептен остановился – как останавливался почти каждый день. – Домой захотел? На гражданку?

– Никак нет, – Ренн по-прежнему буравил взглядом стену.

– Как стоишь? Где руки?

Руки у Ренна всегда были по швам. Заставить себя спрятать их за спину он не мог.

– Встать по форме. Живо!

Кисти медленно поползли вдоль тела за спину. Там пальцы правой руки обхватили запястье левой. Строго по уставу.

– Вот то-то. Учишь вас, болванов, учишь… – кептен Антрацит продолжал утренний обход, и Ренн почти всегда практически сразу, как только наставник отходил от него, незаметно расцеплял руки.

После утренней поверки была зарядка. Как всегда – сперва короткий марш-бросик к одному из спортивных комплексов, где курсанты выполняли простой набор упражнений, после чего тоже бегом торопились в душ и столовую. Затем начинались занятия. До полудня шла сплошь теория – история, для приезжих вангейский язык, для местных – диалектные наречия, потом тактика, стратегия, математика, кибернетика, юриспруденция, медицина. Знаниями курсантов пичкали с таким упорством, словно хотели за три года заставить их пройти пятилетний курс наук.