Перехватив ее взгляд в сторону гвардейца, вице-канцлер истолковал его по-своему:

– Я приехал с визитом к вашему отцу, однако мое ожидание затянулось. Хотелось бы немного пройтись. Не составите ли вы мне компанию в прогулке по саду? – предложил он.

«Здесь есть посторонние уши, а я хочу поговорить наедине», – подразумевал он.

– Разумеется, – согласилась девушка.

«Разумеется, нет. У меня нет ни малейшего желания гулять по саду. Но разве имею я право отказать?», – подразумевала она.

Сад был расположен во внутреннем дворе замка, прекрасно ухожен и совершенно пуст. При этом он отлично просматривался из замка, и гарантировал не только полную безопасность, но и соблюдение правил приличия для тех, кто в этом саду гулял.

Наследница Эссоль и вице-канцлер неторопливо шли по вымощенной тропинке среди цветущего олеандра. Молчание затягивалось.

– Как душно, будто перед грозой, – начала беседу девушка.

– Да, – господин Рауль был краток как и обычно.

– В такую погоду очень хочется искупаться, – Анна не теряла надежды завязать разговор. – А вы умеете плавать?

– Не очень хорошо.

– А я прекрасно плаваю. Я обожаю уплывать далеко, никто обычно не рискует так далеко заплывать.

– Это очень опрометчиво. Вы ставите свою жизнь под угрозу ради никому не нужного развлечения.

Господи, да он же скучен как старые дедушкины панталоны! Удивительно, как он сам себя терпит?!

– А чем вы увлекаетесь?

– У меня нет времени на развлечения.

Анна тяжело вздохнула. И о чем можно говорить с этим человеком, который уже много лет считается ее женихом? И изменится что либо, когда он станет ее мужем? Девушка погрузилась в размышления, и в разговоре снова повисла натянутая пауза.

Рауль напряженно искал слова. Анна видела, что он пытается что-то сказать ей, и не решается. Из какого-то непонятного злорадства она не помогала ему, наслаждаясь этим мучительным неловким моментом для собеседника.

Наконец он решился:

– Ваше Высочество, вам, как моей невесте, я хотел бы сделать небольшой предсвадебный подарок.

Он запустил руку во внутренний карман своего камзола и жестом фокусника извлек тончайшую алую ткань. Девушка ахнула. Он расправил ткань на ладонях и протянул ей:

– Это семейная реликвия нашего рода. Я хочу преподнести ее вам в знак любви и верности.

Девушка не отрываясь смотрела на подарок. Это был шелк. Настоящий, старинный. Шелковый платок, достаточно большой, чтобы укутать в него плечи и голову. Не пожелтевший со временем, целый и невероятно красивый.

Шелк не производился на острове. Никогда. Вообще неизвестно, как он появился здесь, но практически каждое аристократическое семейство хранило у себя дома эту великолепную ткань как семейную реликвию. В замке герцога тоже был шелковый платок, но к нему не было позволено прикасаться никому, кроме отца. Шелк ценился дороже золота, а такой, который преподнес девушке Рауль – прекрасно сохранившийся, невероятно алого цвета – стоил целое состояние.

Анна протянула руки и приняла этот великолепный подарок.

– Благодарю вас, господин вице-канцлер. У меня нет слов… Не знаю даже, могу ли я принять подарок, который наверняка является реликвией вашего рода…

– Но мы ведь скоро поженимся, – одними губами улыбнулся вице-канцлер, – так что эта вещица все равно будет храниться в нашем роду.

Анна вздохнула. Ну разумеется, он все просчитал. Даже подарок был всего лишь искусно продуманным шагом по приручению строптивой девицы. Это пока он осторожничает – после свадьбы господин вице-канцлер сделает все, чтобы своенравная наследница полностью подчинилась его воле. Стоит ли бунтовать? Вряд ли, несмотря на свой характер, Анна понимала, что интересы их острова важнее ее собственных, а значит, свадьбе быть…

…Но как же ее злила эта предрешенность и холодный расчет! Как ее злил этот человек! От раздражения Анну даже слегка передернуло, и алый шелковый платок мелко-мелко задрожал в ее руках.

– Что с вами, Ваше Высочество? Вы не рады? – удивился Рауль.

«Рада?! Да просто счастлива!» – подумала Анна с сарказмом, но как благовоспитанная девица вслух сдержанно произнесла:

– Что вы. Просто в саду становится холодно, – здесь девушка почти не соврала, действительно, с моря подул ветер, сильный, грозящий превратиться в бурю. Будто в подтверждение ее слов вдалеке глухо пророкотал гром.

– Прошу простить мою несообразительность, Ваше Высочество, думаю, нам лучше укрыться в замке, – и, не слушая ответа Анны, ее будущий жених повел ее под крышу.

К ночи действительно разразилась буря. Ветер бушевал и трепал ветви деревьев, за окнами грохотало, дождь лил как из ведра. Герцог и его спутники вернулись в замок до темноты, и теперь все грелись у каминов, а слуги суетились, накрывая поздний ужин. Анна сказалась больной и сидела у себя в комнатах, не отрывая взгляда от подаренного ей алого шелкового платка. Тот лежал перед ней на столе, будто ядовитая змея, задремавшая при свете ночника. Мысли кружились по заведенному кругу, от подарка к свадьбе, от свадьбы к их несчастливому будущему, от будущего – к подарку.

Анна смотрела на платок, свернувшийся на столе, будто красная блестящая змея. Ненавидела. И любовалась. Никогда раньше она не видела шелк так близко, и ласковое прикосновение ткани произвело на нее неизгладимое впечатление. Теперь пальцы сами невольно тянулись к нему, гладили, перебирали складки.

Поддавшись секундному порыву, Анна подхватила шелковую ткань и накинула ее на голову, закрепив так, как подобает замужней даме – с пропуском концов платка сквозь хитро заплетенные волосы.

В мутной глади зеркала отразилась благородная матрона. Скучная и чужая.

Анна раздраженно сорвала с головы платок, будто сдирая вмести с ним и покров своей несчастливой судьбы. Она понимала, что в интересах семьи – покориться, но ненависть заполнила все ее существо. Ненависть к шелку – он прекрасен, но это символ несвободы. Ненависть к отцу и к себе (надо же, она чуть было не потеряла рассудок от вещи!). «Но мы ведь скоро поженимся, так что эта вещица все равно будет храниться в нашем роду». Ненависть к вице-канцлеру. И как же сделать так, чтобы он об этом узнал? Ровно настолько, чтобы все понял, но ничего бы не смог с этим поделать?

Странная мысль пришла девушке в голову. Странная и безрассудная. Такая же безрассудная, как погода за окном.

Она отворила ставни. Ливень хлестал по рукам, струи воды стали врываться в комнату, заливая мягкий ковер под ее ногами. Ветер, неистовый ветер с воем врывался в комнату и трепал пока еще непокрытые волосы. То, что нужно. Отличная погода, отражающая ее настроение.

С каким-то садистским удовольствием Анна подхватила алый шелковый платок, насладилась его мягкостью и красотою в последний раз. Ветер бушевал за окнами, сверкнула молния, и в ее всполохах платок показался особенно прекрасным.

Она коснулась алого шелка губами – всего на секунду, а затем решительно, стараясь не задумываться, бросилась к окну, выставила руку под дождь и разжала пальцы. Прекрасный платок соскользнул с ее ладони и помчался, влекомый ветром, куда-то вдоль стены, вбок, туда, где за мутной пеленой дождя угадывались очертания центральной башни. Ее шпиль, высокий и недоступный, был виден издалека, со многих уголков острова, и уж тем более с моря. Забраться туда было невозможно – башня была заперта, винтовая лестница не использовалась столетиями.

Девушка до последнего не верила в свое везение, но боги смилостивились хотя бы в этом. Они добавили свой изящный штрих в ее спонтанный протест. Алая птица, распластанная на ветру, взлетела в последнем полете вверх и зацепилась своим роскошным хвостом за шпиль.

Забыв про ветер и дождь, Анна высунула голову из окна и, держась за ставню, под холодными струями воды с жадностью следила: алый шелк трепыхался и пытался сорваться с иглы, но это ему не удавалось. Дождь делал свое дело – ткань тяжелела с каждой секундой, и спустя недолгое время на шпиле башни вместо воздушного алого шелка висела темная мокрая тряпка, мертвая и холодная.