Спина похолодела.

И руки задрожали.

Не то чтобы Антонина полагала себя всесильною, нет, она знала, что рано или поздно ею заинтересуются, но всегда полагала, что случится это еще не скоро. А если и случится, то она сумеет…

— Если я откажусь?

— Я буду огорчен. И не только я, но бояться не надо. Говорю же, нас немного осталось. Внушение сделают и отпустят. В конце концов, крови на твоих руках нет, а остальное… приглядывать станут. Вероятно, предложат работу или учебу. Или сменить место жительства, все-таки связи у тебя опасные, а потерять такую фигуру по глупости никому-то неохота.

Фигурой себя ощущать не хотелось.

— Послушай, — он тихонько вздохнул. — Я не хочу тебе врать. И не буду. Я не влюблен. Не так, чтобы до безумия. Для безумия я слишком старый и видал… от любви с ума сходить, может, и приятнее, но я не умею. И не могу обещать, что эта вот любовь случится. Ты мне симпатична. Ты красивая. И умная. Что до твоего прошлого, то вариантов у тебя было немного.

Он и про это знает?

Что он вообще знает… и неприятно, страшновато, потому как получается, что она, Антонина, оказалась слишком самоуверенной. Не почувствовала опасность, не…

— Ты выжила. И сумела не замараться в крови. Это о многом говорит. Со своей стороны я могу обещать, что буду относиться к тебе с уважением.

Наверное, это много.

Куда больше, чем получают многие женщины.

— Брак будет законен. Если хочешь, уедем.

— Куда?

— Не знаю… в Ленинград, в Москву. К морю или на север.

— Вот так просто?

— Вот так просто, — подтвердил Алексей. — На самом деле нет причин усложнять. Мне работа найдется везде. Да и… сейчас полегче стало, по сравнению с тем, как оно было после войны. Так что отпустят.

К морю.

А и вправду, почему бы не поехать к морю? Свой дом, чтобы выбеленные стены и крыша красная. Почему-то хотелось именно с красною.

Берег. Круглая галька, которую можно собирать в карманы… откуда вылезло это воспоминание? Но она, Антонина, точно знает: был и берег, и галька, и кипящий прилив, что оставлял на гальке клочья пены. Мама… мужчина рядом, лица которого не разглядеть.

— Совсем большая стала, — он подхватывает Антонину и садит себе на шею. — Видишь, корабль? Там вон, далеко… паруса…

…и они смотрели, сначала на эти паруса, потом на чаек, еще на море, которое менялось. И день этот чудесный длился и длился. А потом закончился и спрятался в памяти, чтобы выбраться в самый неподходящий момент.

Антонина сглотнула.

— К морю, — решилась она. — Сначала к морю… чем я буду заниматься?

— А чем ты хочешь?

— Не знаю, — стоило принять решение, и даже дышать легче стало. — Меня как-то никогда особо не спрашивали.

— Тогда подумай. У моря хорошо думается, — он подал руку. И Антонина коснулась зыбких холодных пальцев. — У меня есть дом в Крыму. Маленький и стоит в стороне от города. Иногда… нужно просто отдохнуть от людей и вообще… там вполне можно жить.

Жить можно везде.

Но по-разному.

— Зимой там довольно неприятно, но весна в Крыму наступает рано.

Наверное, Антонина все-таки была черствой женщиной, если ее воображение не воспользовалось ситуацией, чтобы нарисовать умилительную картину с домиком, морем и мужчиной, который… пока просто был рядом.

Пожалуй, это уже много.

Больше, чем предлагали ей те, кто был до него.

— Там хорошо отдыхать. И думать. И учиться тоже.

— Чему?

— Изнанка не только для троп годится. Это тонкий мир со своими законами. И, как в любом мире, незнание их не освобождает от ответственности.

— Ты… давно?

— Лет с семи. Но меня родители выводили. И учили… они будут рады с тобой познакомиться.

— Они живы?

Почему-то стало страшно, но его пальцы осторожно сжали руку.

— Живы, что им станется? Чем дольше существует сумеречник, тем больше у него силы. И возможностей.

— Но…

…мама ушла. Она не была сильной? Или…

— Я знаю про твою мать. Ее некому было учить.

Да.

Наверное.

И получается…

— И тебя тоже, — сказал Алексей, а руки не выпускает, держит. — Дело не в том, что ты полукровка, если разобраться, то их вовсе не бывает. Чья-то кровь оказывается сильнее и все. Дело в том, что ты что-то умеешь, и это тоже хорошо, но…

— Мало?

— Мало.

— Она… заблудилась. Там, — Антонина сказала это, отвернувшись, чтобы не видеть его жалость. Нечего жалеть. У нее-то, если подумать, все хорошо и почти даже замечательно. — Ее… можно будет вернуть?

— Не знаю, — он сжал пальцы. — Нужно поговорить с отцом. И с мамой. Мужчинам легче прокладывать тропы, а женщины более чувствительны. С одной стороны, времени прошло много. С другой… если она провалилась на глубину, то время там — понятие очень условное. Можно попробовать сделать поиск по крови, но… когда ты сама сумеешь. Не потому, что я или они не хотят помочь. Нет. Но я с нею не связан, я не услышу ответ. А ты — вполне.

— И ты… не станешь отговаривать?

— Нет.

— И…

— Могу принести клятву на крови. Без нее все равно не поверишь.

Антонина пожала плечами: так и есть. Не поверит. И с клятвой тоже не поверит, потому что видела, как клятвы нарушались, в том числе и на крови. Да и вообще… жизнь у нее такая, которая весьма способствует развитию недоверчивости к окружающим людям.

— Ясно… но с другой стороны, ты не сбегаешь, и уже хорошо.

Наверное.

Для него.

А вот для Антонины… она ведь привыкла мыслить здраво. И теперь надо просто сесть и подумать. Да, согласие она дала, но забрать его просто. И уйти. И… он отправится следом? Она бросила косой взгляд на сидящего мужчину, который притворялся спокойным, но Антонина ощущала эхо его эмоций. И спокойствия в них не было.

Неужели переживает?

Похоже.

Искать бросится… и что дальше? Найдет. А потом снова и снова… и он прав в том, что знаний Антонине не хватает. И это плохо. С другой стороны, прятаться придется не только от него. Она крутанула кольцо, которое взяло и слетело, упало в мох, чтобы под него же провалиться.

Вот ведь…

…кольцо можно было считать сгинувшим навек. И что это значило? Ровным счетом то, что передела собственности не избежать. И как знать, не избавятся ли от нее, просто на всякий случай? Или же решат оставить, сочтут полезной и…

…матушка ведь не по своей воле на изнанку выглядывала. Заставляли. И Антонину заставят.

Выбор невелик.

— Хорошо, — сказала она. — Но договор мы все-таки заключим.

— Кто бы сомневался, — это Алексей произнес в сторону.

— Звать-то тебя как. Если на самом деле…

— Лехой. Можно Лешкой. По полному не люблю, но если нравится…

Антонина пока не знала, что именно ей нравится, однако собиралась выяснить. Как-нибудь потом, в ближайшем будущем.

Глава 34

Глава 34

Виктория всегда боялась нелюдей.

…баю-бай, — бабка пела, шепелявя, не попадая в ноты, но голос ее успокаивал. — Закрывай глазки, егоза, а не то придет волчок и ухватит за бочок… двуипостасные знаешь какие? Им только волю дай, так мигом дитятко скрадут.

— Мама, что ты такое говоришь!

— Что есть, то и говорю, а ты опять куда собралась, ишь, бисово семя, — бабка ругалась не зло, устало, скорее по привычке. И морщинистая ладонь ее прошлась по волосам. — Чтоб спалось легко, чтоб сонники не примучили… выйдешь за порог, гляди, повесь на место.

Над порогом висела красная тряпичная коса, которую бабка плела сама.

А под лавкою прятался полынный веник. На подоконнике лежала соль, и бабка каждый вечер ровняла дорожку, следя, чтоб не было пробелов.

— Спи ужо, глазастая, — сказала она, погрозив морщинистым пальцем. — Неслухов нелюди любят. А жила в одной деревеньке девка, от прям, как ты… хороша была, глазаста и рухава, только норовиста больно. Мамку не слухала, батьку не слухала, никого-то не слухала…

— Напугаете ребенка!

— А и пущай боится, — бабка садилась рядышком, а Виктория прижимала к себе придремавшую сестрицу. — Одного дня велено было ей…