– Алексей Анатольевич сказал, что ты неплохо играешь. В его устах это очень высокая оценка.

Соболев пожал плечами:

– А мне вчера сказал, что играю слабовато.

– Ну, все в мире относительно, – Максим улыбнулся. – Ты слабоват для Анатолича, я – для чемпиона мира….

Алексей неопределенно хмыкнул.

– И совершенству нет предела, – продолжал Максим. – А ты, Анатолич сказал, хотел бы поднять свой уровень. Так?

– Так, – кивнул Соболев.

– Алексей Анатольевич сказал тебе, что тренирую я не всех, тем более в индивидуальном порядке?

– Да, – подтвердил Александр.

– Ну, хорошо. Установи пирамиду вон там, – он указал подбородком на один из столов, – разбей произвольно и забей все шары за максимально короткое время. Каждый раз атакуй лузу, не отыгрывайся. Мы допьем кофе с Анатоличем и подойдем посмотреть.

– Ясно. – Соболев поднялся из-за стола и направился к маркеру. Сегодня им оказался другой молодой человек, с бейджиком «Никита» на кармане столь же белоснежной, как у вчерашнего Димы, рубашки.

Пока Никита расчехлял стол, ходил за шарами и устанавливал пирамиду, Соболев выбрал вполне приличный, на его взгляд, кий. Бросил быстрый взгляд в сторону Анатолича и Максима и принялся за дело. Он решил забивать шары по принципу «Американской пирамиды», то есть не одним битком, а всеми все. На то, чтобы забить пятнадцать шаров, ушло пятнадцать минут. Молодой человек удовлетворенно выпрямился и обернулся к подошедшему Максиму. Лицо нового тренера не отразило ровным счетом никаких эмоций.

– Теперь забей все шары одним битком, – бесстрастным голосом произнес Максим. – Если не будет верного шара для удара – отыграйся.

Александр кивнул. Пирамиду разбирал предельно внимательно, стремясь свести ошибки к минимуму. Последний шар забил на тридцатой минуте. В принципе, он был доволен собой. Вопросительно взглянул на нового тренера.

– Ну, что тебе сказать… – Максим потер переносицу. – Над твоей стойкой еще работать и работать. Постановка удара не всегда корректная. Имею в виду и движение ударной руки, и используемую силу. В момент отыгрыша тактических ошибок много. В общем, у опытного игрока, как Анатолич, к примеру, тебе никогда не выиграть. Разве только совсем уж случайно. Тем не менее, готов с тобой работать. Мои условия – пять тысяч рублей занятие. Продолжительность – три-четыре часа, тренировки каждый день. За стол платить не надо, это моя забота. Если согласен, начинаем завтра в десять утра; сегодня у меня другие планы, уж извини.

Он выжидательно смотрел на Соболева.

– Согласен, – коротко ответил тот.

– Тогда до завтра, – Максим протянул руку ему и Алексею и направился к выходу. Соболев тоже протянул руку Анатоличу для прощания, тот ненадолго задержал ее в своей.

– Приходи сюда сегодня вечерком. Глядишь, подберем тебе клиента с лишними бабками, – и хитро усмехнулся.

– Приду, – пообещал Александр.

После кондиционированной прохлады бильярдной воздух на улице казался просто раскаленным. «Градусов тридцать пять, не меньше, – подумал Соболев. Взглянул на часы, время близилось к полудню. – А теперь – на море, и только на море!»

И решительно нырнул в толпу, густым потоком движущуюся в сторону пляжей.

Ближайшим оказался муниципальный пляж «Альбатрос». Песок не очень хороший – черный вулканический, перемешанный с мелкой галькой. И пластмассовые лежаки только платные. Зато не слишком много народу, чистое море и длинные бетонные волнорезы, с которых можно вдоволь понырять. Где-то Соболев слышал, что этот пляж любят и местные жители, и туристы. Правда, первые не очень любят вторых, так это как бы и нормально. Тем более, искать что-то еще нет уже ни сил, ни желания. Александр взял в аренду лежак, бросил на него брюки и рубашку и потопал к вожделенному морю. У самого берега слишком теплая вода не принесла заметного облегчения от зноя. Зато дно оказалось на удивление хорошим – ни крупных камней, ни острых ракушек, ни неожиданных ям. Соболев нырнул, сделал несколько сильных гребков – и вот она, долгожданная свежесть! Он плавал, нырял и просто качался на волнах, пока не почувствовал, что прилично устал. Вышел на берег, упал лицом вниз на лежак, пристроив одежду под голову. Легкий ветерок приятно обдувал влажное тело, солнце уже не казалось обжигающим, а лишь нежно согревающим, и Соболев провалился в мягкую полудрему, которую тихонько заполняли воспоминания.

Почему-то он хорошо помнил свой детский сад. Наверное, потому, что живы тогда были родители…. А еще, в детской группе он был признанным лидером. Помимо рассказов о просмотренных с отцом фильмах, его авторитет поддерживался и тем, что летом он приносил с собой настоящий футбольный мяч, а зимой – пару клюшек и шайбу. И учил остальных детей правилам игры, которые, впрочем, периодически менялись, в зависимости от выгоды «учителя».

Вспомнилось, как приехав на такси с очередного фильма, рвали с отцом кислые ягоды рябины, росшей у дома, и кидали в свое окно на втором этаже. Это был условный знак для мамы, что пора накрывать стол. Причем отец умышленно не докидывал красные шарики, промахивался и говорил сыну, что теперь вся надежда на его меткость. И тот старался, как мог…. «Как же мне не хватает моих родителей, – с тоской подумал Александр. – Их заботы, участия… Безобидных розыгрышей…»

Иногда мама брала Сашку с собой на работу, в канцелярию городского суда. Чтобы попасть собственно в канцелярию, нужно было пройти через большой зал заседаний, в начале рабочего дня обычно пустующий. С разрешения мамы, мальчик взбирался на адвокатскую тумбу и представлял, как защищает невиновного. А вот прокурором-обвинителем быть, отчего-то, никогда не хотелось. Наверное, дело в родителях, которые с самого раннего возраста старались прививать справедливость, милосердие и честность. А отцовский наказ: «Что бы ты ни делал, Саша, жить надо по-честному!» стал девизом на всю жизнь….

Был, впрочем, один случай, не так давно рассказанный Александру двоюродной сестрой Любой, живущей сейчас в Иванове. Случай, открывший отца, Михаила Васильевича, с новой стороны. Семья у него была большая – пять братьев и две сестры. Когда стали взрослыми, разлетелись, как обычно и случается, из родительского гнезда. Не то, чтобы очень далеко, – практически все жили в Ивановской области, – но все же в разных «городах и весях». Обзавелись семьями. Прекрасное отношение друг к другу сохранили, но собирались все вместе крайне редко – дела, заботы, работа и быт затягивали и все больше отдаляли. И вот однажды, году примерно в 1982-м, один из братьев Михаила Васильевича приехал к Любе, чтобы выразить соболезнования по поводу смерти ее отца, и своего брата, соответственно. Сказал, что печальное известие ему сообщил Михаил. Люба сделала большие глаза, потому что ее живой и здоровый отец находился сейчас в соседней комнате. Минуту спустя такие же глаза стали и у отца, Сергея Васильевича, узнавшего о своей безвременной кончине. Через некоторое время явился другой брат с тем же соболезнованием, третий…. Подтянулись и сестры. Последним пришел Михаил. Разумеется, всем хотелось его по-братски побить за дурацкий розыгрыш. А Сашкин отец, тогда еще будущий, нимало не смущаясь, простодушно пожал плечами и сообщил: «А как еще вас всех собрать-то вместе? Живем совсем рядом друг от друга и не видимся годами…». Бить его не стали. Всем стало как-то грустно и неуютно от такой правды. Ну, а потом на столе, естественно, появилась бутылочка, закуска, и родственники понемножку повеселели. Даже посмеялись над «страшной» шуткой Михаила. Кто-то припомнил, что, еще будучи маленьким, он иногда этак нехорошо шутил. К примеру, как-то раз к его маме зашла знакомая почтальонка. Женщины сидели, пили чай, разговаривали, а Миша тем временем в лежащую в коридоре сумку почтальонки два кирпича положил. И уселся рядом за стол с невинной рожей. А немолодая женщина чуть не до вечера таскалась с тяжеленной сумкой, пока не догадалась открыть и проверить…. Скорей всего, впоследствии Михаилу было действительно стыдно за ту именно шутку. Но способности находить остроумные решения в самых разнообразных ситуациях он не утратил до конца дней….