Зачем? Интересный вопрос. Затем, что она уже позволила ему себя поцеловать… То есть, как позволила – сильно не возражала. А это было одно и то же по сути.

Она взяла салфетку и стёрла блеск с губ.

Это так по-женски, осознавать, что делаешь глупость несусветную, но все равно – делать.

Музыка* действовала, как сильнейший афродизиак, отзывалась ритмом где-то в висках, груди и внизу живота.

Соня двигалась в такт, пробираясь сквозь снующих официантов и танцующих в проходах между вип-ложами девушек в откровенных нарядах. Народная масса уже не совсем вменяемых людей дышала, вздымалась, сверкала, таяла в сизом дыму и выплывала прямо на Соню снова. А она шла вперёд, вопреки доводам разума. Вроде трезвая. Но совершенно пьяная.

Макс был в последнем привате. Она разглядела его за «шторкой» из кристаллов, нанизанных на тонкие цепочки.

Моронский странно полулежал-полусидел на невысоком кожаном диванчике. Правая его кисть была обёрнута салфеткой. Голова запрокинута на спинку дивана.

Соня уже сделала шаг к ложе, как вдруг заметила какое-то шевеление и застыла. И даже поморгала несколько раз. Перед развалившимся на диване Максом ползала на коленях девушка в платье, едва прикрывающим ягодицы. Ее голова, словно футбольный мяч, подпрыгивала над пахом мужчины.

«Нормально дядя отдыхает!» – опешил Сонин внутренний голос.

«Беги, дура!» – кричал другой.

Но Соня, как прибитая, стояла на месте не в силах оторвать взгляд от происходящего.

Затылок Моронского был откинут назад, глаза закрыты, челюсть сжата, верхняя губа вздёрнута. Похотливо покручивая бёдрами, девушка буквально навинчивалась ртом на его член. А он ещё и управлял ее головой, держал за волосы и насаживал на себя, задавая темп и амплитуду.

Соня, наконец, отвлеклась от разглядывания девушки и перевела взгляд на Макса.

Мамочка…

Он смотрел на неё! Смотрел на Соню и улыбался. Абсолютно непристойно. Пошло. Порочно.

Она растерялась, заметалась, резко развернулась и почти побежала обратно против течения, барахтаясь и застревая в людском потоке. Кому-то наступила на ногу и чуть не подвернула щиколотку, когда пропустила ступеньку.

«Идиотка, о чем думала? Что хотела увидеть? Увидела? Бежать! Бежать отсюда, из этого места, подальше от него, чтобы никогда не видеть. Никогда в жизни не вспоминать. Прочь из этого клуба. А может, даже из города? Из страны. С планеты! Господи, как стыдно!»

– Я хочу домой! – сказала она Нельке, найдя ту у бара.

Глава 8

Как провалилась в сон она не помнила. Небо уже посветлело, когда Соня, наконец, перестала метаться по постели и уснула. Снился Моронский, развалившийся на диване вип-ложи. Только девушка теперь сидела на нем и совершала характерные движения бёдрами, попадая в такт музыке. Соня, как заворожённая, не могла заставить себя не смотреть на них. Голова Девушки была откинута назад, волосы разметались по спине и обнаженным плечам. Руки ее то взмывали вверх, то падали на бёдра, то она проводила ими вдоль тела вверх-вниз, лаская себя, трогая грудь. Моронский держал ее за талию, направлял, задавая темп «танцу» и смотрел на неё, хищно скалясь.

Музыка, вдруг, стала тягучая, движения слитых тел резко замедлились, как будто кто-то сильно затормозил скорость смены кадров. Только в этот момент Соня поняла, что девушка на Моронском – это сама Соня.

Она закричала и резко села на кровати. Крик эхом пульсировал в ушах и Соня даже не сразу поняла, что это вовсе не эхо, а трель дверного звонка.

Как была в длинной футболке и босая бросилась к двери, плохо соображая, который сейчас час. Который вообще день. Год.

Из соседней комнаты вышла Сонина мама, запахивая на ходу халат.

– Кого принесло в такую рань?

– Орлова Софья Павловна? – раздалось за дверью.

– Да.

– Вам посылка. – Соня посмотрела в глазок и приоткрыла дверь, не снимая цепочки.

– Распишитесь вот здесь и позвольте коробочку занести, – сказал парень-курьер.

– Что это? – спросила Соня, глядя на коробку почти с ее рост, перевязанную красной лентой. Холодильник?

Парень-курьер пожал плечами.

– Поняти не имею.

Соня машинально поставила закорючку в том месте, куда ткнул пальцем курьер. После чего он втащил коробку в прихожую и, не сказав ни слова, удалился.

Соня дёрнула за ленту и стенки коробки распались по всем четырём сторонам.

– Соня… это что? – Мама тихо ахнула.

– Не видишь что ли? Розы.

Внутри коробки, оказывается, был букет. Который занял все пространство их маленькой прихожей. Длинные ровные стебли едва не доходили до Сониного плеча. Темно-бордовые. Почти чёрные. С идеальными, как на подбор, будто клонированными бутонами, усыпанными мелкими капельками влаги.

Сверху торчал конверт.

«Здесь ровно 101 мое «прости» за то, что было в клубе…».

Соня перевернула карточку и прочитала «…ты не должна была этого видеть».

Придурок. Конченый. Она отшвырнула записку на трюмо и приложила к пылающим щекам ладошки.

– Соня, это от кого такие? – недоумевала мама. – Они вообще настоящие?

– Настоящие, мам. С чего ты взяла, что это не от Лёвы?

– Тот, кто дарит такие букеты – страшный человек! – тихо заключила Вера Александровна.

– Это почему?

– Боюсь представить, на что способен мужчина, который дарит такие розы сразу в вазе!

Соня посмотрела на высокий цилиндр темного, почти чёрного матового стекла, и подумала, что не будь этой вазы их просто некуда было бы поставить. У неё даже ведра подходящего размера бы не нашлось!

Ты смотри, какой прошаренный тип!

– Доченька, скажи, что у вас с Левой случилось? И от кого, все-таки, эти цветы?

– Ох, мам, если б я сама знала, – проговорила Соня, размышляя, стоит ли рассказать маме (упуская, разумеется, некоторые подробности) про Моронского или соврать что-нибудь.

– Я же вижу что ты последнюю неделю сама не своя. Вздрагиваешь от каждого звонка. – Мама с беспокойством заглядывала в глаза дочери.

Соня вздохнула.

– Давай лучше втащим эту клумбу в комнату. Надо решить, где она будет произрастать, чтобы не мешать нам передвигаться. А потом пойдём пить кофе, и я попробую тебе рассказать.

– Да где елка стоит у нас каждый год, туда, давай, и поставим.

У Сони было всего две подруги. Нелли и мама. С ними двумя она могла поделиться всем, даже самым личным и интимным. Но, если Нельке она рассказала все без цензуры, то маме описала ситуацию в двух словах, не вдаваясь в технические детали.

– Может, помиришься с Левой? – после долгой паузы сказала мама и Соня отметила, что она сильно встревожена. – Он такой хороший мальчик.

Софья тяжело вздохнула, покручивая на пальце баранку.

– Вот от того, что он такой хороший, мама, почему-то больше всего на стену лезть хочется, – проговорила она быстро и шумно отхлебнула из чашки.

– Соня. Будь осторожна, девочка, – умоляюще прошептала мама, – таким мужчинам ничего не стоит разбить женщине сердце.

– Мама… – простонала Соня и закатила глаза. – Я не собираюсь вручать ему своё сердце.

– Ох, Соня… – выдохнула мама. Было ощущение, будто она хотела сказать ещё что-то, но передумала.

На столе завибрировал телефон – кто-то прислал смс.

Незнакомый номер.

«Одно свидание!» – прочитала девушка.

Следом пришло ещё одно: «Сегодня!»

Иди в жопу, Моронский! Соня отодвинула телефон подальше и уткнулась лицом в коленки. А у самой в ушах зашумело от забурлившего по венам адреналина.

***

К обеду пульт от Кии сошёл с ума, и не умолкая ни на минуту, выдавал сигналы тревоги.

«Что ещё за фигня?!». Она вроде никого не поджимала на парковке, место ничьё не занимала.

Соня быстро схватила ключи и выскочила из квартиры, забыв взять телефон.

– Хлеба купи, – крикнула мама вдогонку. Из подъезда Соня вышла в домашних трикотажных штанах, майке-алкоголичке и толстовке на 5 размеров больше, надвинув ее капюшон почти до подбородка. Шла, низко опустив голову, разглядывая носки старых кроссовок. Поэтому, когда подняла голову, не останавливаясь и не снижая скорости, резко развернулась на сто восемьдесят градусов. И почти сразу воткнулась носом в грудь одному из охранников Моронского. Так и остановилась. Огляделась, просчитывая возможные варианты спасения.