Сама-то Соня, конечно, предпочла бы до конца жизни схорониться под одеялом у себя дома. И никогда в жизни не встречать ни нахала Моронского, ни Лёву, решившего назначить Соню виновницей ситуации в ресторане, и вообще, не встречать больше ни одного мужика на свете! Игнорировать, как вид!

Клуб «Стекло» считался одним из самых пафосных и дорогих в городе. И интерьер полностью оправдывал его название. Стекло, хрусталь, зеркала, хром, серебро и чёрный глянцевый в белых прожилках мрамор. Все искрило, переливалось, блестело, отражалось, преломлялось и искажалось. У посетителей создавалось ощущение, что они все оказались внутри стеклянного фрактала. Кто это придумал, обладает хорошим вкусом и фантазией. Он ещё отделил лаунж-зоны прозрачными, приглушающими музыку беседками в виде восьмигранников, чтобы гости, находясь внутри этих «кристаллов», могли общаться, без риска надорвать голосовые связки.

Девчонкам повезло и они успели взять последнюю «стекляшку». Устроились. Пригубили коктейль и съели по роллу. Соня немного расслабилась и отметила про себя, что обычно чрезвычайно болтливая Неля уже минут пятнадцать молчит.

– Чего задумалась? – спросила Соня ее.

– Тебе честно или соврать? – Неля отхлебнула ещё из бокала.

– Ну, если ты мне подруга, то, наверное, честно давай! – пожала плечами Соня.

– Не могу определиться, завидую я тебе или сочувствую…

– Приехали! – Соня даже опешила слегка. Хорошо, что прожевать успела. – Теперь я не знаю как реагировать. Сочувствия я не хочу, а завидовать нечему. Я и врагу такого не пожелала бы.

– Так-то да… – ответила Неля, разворачиваясь всем корпусом к подруге, и быстро затараторила: – просто я тут подумала, что вот так проживёшь всю жизнь с каким-нибудь Левушкой, а на старости лет и вспомнить будет нечего. Пережить короткий яркий роман с таким горячим мужиком, как Моронский, это как увидеть Париж и умереть.

При упоминании о типе, который превратил всю последнюю неделю в ад, Соню как кипятком обдало. Да и за Льва обидно стало. В очередной раз.

– Ну, допустим, умирать я не хочу, да и Париж сейчас, говорят, этого не стоит. А Лёву ты просто плохо знаешь. Он просто очень мягкий, совершенно неконфликтный человек. – От лучшей подруги особенно было неприятно слышать критику в адрес парня, с которым Соня встречалась больше двух лет.

– Ой, ладно! – раздраженно махнула рукой Нелька. – «Он просто очень мягкий и неконфликтный человек» – пискляво передразнила ее Корнеева. – Тебя грязно облапали на глазах у этого мягкого, неконфликтного человечка и он же ещё неделю дуется пузырем, как будто это ты виновата и повод дала. «Ах, Соня, мне нужно побыть одному, подумать!». А ты сама неделю пластом валялась, вон какие круги под глазами залегли. Ты б хоть консилером подмазала что ли…

Соня достала из сумочки зеркальце и критически посмотрела на себя.

– Никто никуда не залег! – насупилась Соня. – Просто работы много, допоздна сидела над проектами и не выспалась. – попробовала оправдаться она.

– Ага! Называй это как хочешь, а Моронский показал тебе «ху» есть «ху» и отрицать ты это не можешь. Ну? Не можешь?

Соня молчала.

– Мужик, – продолжила Нелька назидательно, – должен уметь постоять за свою женщину, не боясь получить в торец и испортить прическу и маникюр.

– А что он должен был сделать? – вспыхнула Соня. – На дуэль его вызвать? С ним постоянно двое из ларца, одинаковых с лица. И не ты ли меня пугала страшными историями про потерявших рассудок поклонниц этого ММА? А теперь что, на тёмную сторону перешла? – упрекнула она подругу.

– А я от своих слов и не отказываюсь и ещё сто раз повторю – будь осторожна. Только постоянно бегая от него, ты скоро выдохнешься, дорогая.

– И что ты предлагаешь? – Соня не могла поверить, что слышит это от Нельки.

Но та тяжело вздохнула и покачала головой.

– Ой не знааааю. Боюсь, я плохой эксперт, у самой в личной жизни полный бардак. Но думаю сейчас ещё не поздно тебе поставить точку в отношениях с твоим Левой. Ты ж понимаешь, что это вообще не твой человек?

– Я вообще-то спрашивала про Моронского. – Тихо буркнула Соня и откинулась на диване, скрестив руки на груди.

– То есть, с Голубковым ты ничего решать не собираешься, так?

– С Голубкиным… – поправила Соня.

– Господи, Орлова, да какая разница! Как ты его не назови, а до твоего уровня твой Левушка никогда не поднимется! Это птица не твоего полёта!

– В смысле?

– Мыши сгрызли! Орлова, вот скажи, ты реально слепая или тупая? Ты на себя в зеркало смотрела? Ты пыталась со стороны посмотреть, как вы с Левушкой выглядите вместе? Ты знаешь, как вас в институте называли?

– Нет. И знать не хочу!

– Красавица и жап – это паж наоборот! – Нелька, будто не слышала Соню, если завелась – не остановишь. – И поверь мне, это ещё самое комплиментарное прозвище в отношении Лёвы! У нас на курсе вообще все недоумевали, что ты в нем нашла! Я всегда подозревала, а теперь уверена: Орлова, ты просто недолюбленная отцом девочка, которой мама внушила, что все мужики – козлы. Все козлы, а один Лёвушка – хороший мальчик.

– Ну, конечно, – фыркнула Соня и выпятила губу, не найдя аргументов в защиту ни себе, ни Лёве. Ни маме.

– И не возражай, раз уж я начала, то договорю! Он же первый, кто открыто начал оказывать тебе знаки внимания и заискивать перед тобой. А сколько пацанов хороших просто стеснялись подойти, боясь быть отвергнутыми тобой! Просто Лёве твоему мама всю жизнь в попу дула, какой он самый умный, самый красивый, самый-самый, и девочка у него должна быть самой-самой! Вот! – Нелька задрала маленький носик и тряхнула подстриженными под каре русыми волосами.

Помолчав полминуты, она придвинулась поближе к Соне, поскребла ногтем голую коленку подруги и притворно смущаясь спросила:

– Вот, прости за столь интимный вопрос, а как у вас с этим делом?

– Нормально у нас с ЭТИМ делом!

– Нормально, говоришь? А куни он тебе хоть раз делал?

– Корнеева!

– Что? Не знаешь что это такое? Кунилингус… Это когда…

– Корнеева! – перебила ее Соня и нервно поднялась с дивана. – Я знаю, что это такое, на выставке твоей просветилась.

– Вот, – подняла Нелли указательный палец вверх, – поэтому я и не знаю, что сказать тебе насчёт Моронского… С одной стороны хоть потрахаешься нормально, а с другой… есть риск втюриться и тогда все, считай – конец. До конца жизни осколков не соберёшь.

– Слушай, иди ты со своим Моронским! – Соня решительно шагнула к выходу из стекляшки.

– Ага, я б пошла, наверное, только больно нужна я ему со своими метр пятьюдесятью и минуспервым размером сисек.

– Ну, Нееель. – Соня снова присела рядом с подругой и обняла ее за плечи. – У тебя нормальный рост и размер вовсе не минуспервый. Пошли лучше танцевать, музыка здесь круть, конечно!

– Ладно, зато я могу есть все, что хочу и не толстеть, это моя суперспособность. – Нелька сунула в рот ролл и прожужжала: Иди одна, я догоню. Я с тобой рядом идти стесняюсь.

– Это ещё почему?

Соня встала и уже выходя из стекляшки услышала:

– Знаешь, как нас с тобой называли в институте?

Она покачала головой.

– Штепсель и Тарапунька!

***

В кабинете офиса Макса на рабочем столе лежала тонкая чёрная папка. Досье на овечку. Лежало досье уже неделю и было пролистано Моронским раз двадцать. Звали овечку Орловой Софьей Павловной – 24 года, не замужем, детей нет. Восемь лет студии современного танца – а это уже интересно! Закончила архитектурный. В данный момент фрилансит, занимаясь разработкой проектов дизайна интерьеров. Живет с мамой. Проблем с законом и здоровьем не имела. Медкарта, как у космонавта. В порочащих связях замечена не была. Ну, не считая отношений с Львом Арнольдовичем Голубкиным.

«Он ещё и Арнольдович, сука!»

– Да, девочка, что ж ты так поторопилась…

Моронский не связывался с девственницами принципиально. Предпочитал готовых на эксперименты, опытных женщин. Некоторым из них даже удавалось удивлять искушённого Макса элементами техники и изобретательностью в постеле.