Несколько часов спустя, потные и злые, Туровер с Майским и другие офицеры его лодки, вышли из штаба, к ним присоединилась небольшая группа мичманов, и все направились в

сторону недалеких казарм. Было решено проститься с матросами, которых списав с лодки, перевели на берег.

В казарме царили холод, тишина и общее уныние. Большинство моряков в одежде валялись на койках, некоторые бесцельно болтались по кубрикам, в углу трое лениво метали карты.

– Построить команду! – приказал старпом стоящему у тумбочки дневальному.

– Команда, подъем, в две шеренги становись! – оглушительно заорал тот, и через минуту вдоль коек замер сине-полосатый строй.

Офицеры с мичманами встали напротив, Туровер прошел вдоль него, пристально вглядываясь в молодые лица и неспешно вернулся к центру.

– Ну что ж парни,– обратился он к матросам, – служили вы достойно, не раз бывали в море, а теперь пришло время расстаться. Прошу помнить флот, наш корабль и желаю успехов на гражданке. Спасибо Вам, – и приложил руку к фуражке.

Строй обреченно молчал, лишь кто-то шмыгнул носом.

– Лебедев, ко мне, – сделал командир знак, и из первой шеренги вышел приземистый старшина.

– Вот, подкормишь ребят, – протянул ему Туровер небольшую пачку купюр.

– Да мы… – начал тот.

– Выполнять! – чуть повысил голос капитан 3 ранга. – Второй месяц пшено жуете.

– Слушаюсь, – наклонил голову Лебедев и неохотно принял деньги.

Затем офицеры и мичманы обошли строй и попрощались с каждым за руку, после чего хлопнула тугая дверь, и у многих подозрительно заблестели глаза.

Выйдя из казармы, вся группа направилась к КПП*, и, миновав его, остановилась.

– Слышишь, командир, – обратился к Туроверу старпом, – тут ребята хотят организовать стол, как ты на это смотришь?

– Положительно, – ответил тот и, сняв перчатку, полез рукой за обшлаг шинели.

– Брось, – поморщился старпом. – Ты что, Крез?* Вон матросам сколько отвалил.

– Ладно, Глеб, проехали, – сказал Туровер и, прикрываясь от ветра, закурил.

Вечером в трехкомнатной квартире многодетного механика, семья которого была отправлена на относительно сытый юг, все тесно сидели за двумя сдвинутыми столами, и пили корабельный спирт с водкой.

Общего разговора не получалось, спирт не брал, всем было тоскливо.

– Да что мы, в самом деле, как на поминках? – рассердился старпом, – а ну-ка, док, тащи свой инструмент!

Корабельный врач молча кивнул, исчез на несколько минут и вернулся с гитарой.

– Давай нашу! – присел рядом старпом и в воздухе зазвенели первые аккорды.

Лодка диким давлением сжата,

Дан приказ, дифферент на корму,

Это значит, что скоро ребята,

Перископ наш увидит волну

мягким баритоном начал старпом и вслед за ним песню подхватили сразу несколько голосов.

Хорошо из далекого моря,

Возвращаться к родным берегам,

Даже к нашим неласковым зорям,

К нашим вечным полярных снегам!

наполнила она квартиру и лица присутствующих посветлели.

На пирсе тихо в час ночной,

Тебе известно лишь одной,

Когда усталая подлодка,

Из глубины идет домой,

продолжил соло капитан-лейтенант, и один из мичманов начал хлюпать носом.

– Ты чего, Петрович? – наклонился к нему сидящий рядом старший лейтенант.

– Лодку жалко, – утер тот рукавом глаза. – Очень.

– Так то ж песня, тундра, – ласково приобнял его старлей.

– Сам ты тундра, – обиделся мичман, – я про нашу.

Когда песня затихла, все с минуту сидели молча, затем командир взял в руку наполненный на треть стакан и поднялся.

– За нас! – коротко произнес он, все встали и звякнули еще двадцать.

Потом все сели, закусывая нехитрой снедью, над столами поплыл сигаретный дым, и начались разговоры.

Одни вспоминали службу и походы, а вторые строили планы на будущее.

– Вот так-то лучше, – довольно хмыкнул старпом и покосился на Туровера. – Чего задумался, командир, думаешь куда податься?

– И про это, – пожевал тот по привычке мундштук погасшей папиросы.

– Говорил же я тебе в день путча, что надо поддержать ГК ЧП* и выйти в море.

– Один такой на ТОФе* вышел, ну и где он теперь? – последовал неторопливый ответ.

– Там был дешевый популизм и выгружено оружие. А у нас на борту имелись торпеды и в том числе ядерные.

– Ладно, после драки кулаками не машут, – поморщился Туровер и ткнул папиросу в блюдце.

– То-то и оно, – горько усмехнулся старпом, – теперь нас выкинули как использованные гондоны и поделом.

В первом часу ночи все попрощались, вышли на улицу и группами побрели в разные стороны.

На небе рассыпалась палитра северного сияния.

Спустя пару дней, Туровер с Майским, и еще двумя офицерами, химиком и минером, сидели в плацкарте скорого поезда Мурманск – Санкт-Петербург. Остальные пока остались ждать обещанных денег.

Поезд мотало на стрелках, за окном мелькала белая, перемежающаяся с сопками тундра, на душе было тягостно.

– Может, подрубаем? – кивнул на багажную полку вечно голодный химик. – С утра не жрамши.

– Ты как, командир? – уважительно поинтересовался минер. – Я лично «за».

Туровер молча кивнул, продолжая задумчиво смотреть в окно и барабанить пальцами по столику.

Помощник встал, вытянулся во весь свой громадный рост и стащил сверху объемистый пакет.

На столе расстелили прочитанную газету, на которую выложили десяток яиц, пару крупных луковиц, несколько банок полученной на складе тушенки и два кирпича хлеба.

– А это запивать, – извлек Майский из бокового кармана висящей на вешалке шинели плоскую мельхиоровую шильницу*, бережно водрузил ее на стол и кивнул минеру – смотайся за водой.

Через десять минут, вскрыв обнаружившимся у запасливого минера складнем банки и толсто порезав хлеб, они, пустив по кругу складной стаканчик, довольно крякали и с аппетитом закусывали.

Внезапно сидящий с краю химик едва не подавился, быстро соорудил солидный бутерброд и, облупив яйцо, протянул все это в соседнее купе.

– Спасибо дядя,– донесся оттуда детский голосок, и из-за переборки высунулась тоненькая ручонка.

– Вы б видели, какие у него глаза, – сглотнул застрявший в горле ком минер и протянул помощнику стаканчик, – налей.

– Да, довели гады народ, – тяжело двигая челюстями, сказал химик. – Видели сколько в поезде сухопутчиков с семьями? Вышибли как и нас, гуляй, Вася.

– А че ты хочешь, – завинтил пустую флягу помощник, – на Кольском не только флотские гарнизоны. Впрочем, довели не всех, вон смотри, идут хозяева жизни.

По проходу, вихляясь и гогоча, из ресторана, в сторону «мягких» вагонов двигались два бритоголовых молодца в малиновых пиджаках и с золотыми цепями на шее.

– Во, бля, и тут вояки! – пьяно ткнул пальцем в офицеров один из них, – не иначе на гражданку турнули, ероев!

– Кончайте бузить парни, – хмуро бросил химик, тут вам не зона.

– Ты че базлаешь, чмошник!* – оскалившись наклонился к нему первый, в воздухе мелькнул кулак помощника и «хозяин жизни», хрюкнув, с грохотом обрушился на пол.

– А это тебе карась*! – саданул минер второго в нос, и тот с воем присел на корточки.

– Ну, козлы, сочтемся, – стал тормошить он приятеля, пуская розовые сопли.

– Топайте, топайте, здесь не подают, – потирая кулак, пробасил Майский. – Еще раз здесь увижу, порву как бобик грелку.

– Ты Сань, того, поаккуратней, – беззвучно рассмеялся Туровер. – Это ж тебе не в казарме, с самоходчиками.

Когда оставшийся на ногах «пиджак» навалил на себя все еще бесчувственного второго, у того что-то выпало и железно загремело по полу.