Проблема XXI века не в том, что мы становимся городскими существами слишком быстро, но в том, что мы не становимся в достаточной степени городскими. Почему это имеет значение? Не имело бы, будь мы столь щедрыми к планете, как нам нравилось думать. Факт, что 200 тысяч человек сегодня переехало в город, или то, что мы стали в большинстве своем городским видом около 2010 года, просто бросается в глаза. Но вся история к этому не сводится. Много более тревожным является тот факт, что хотя городское население удвоится между 2000-м и 2030-м, площадь, занимаемая бетонными джунглями, за тот же период утроится. Только за эти три десятилетия мы расширим нашу городскую экологическую нишу на площадь, равную ЮАР[11].

Это глобальное расползание заставляет города вторгаться на болота, в дождевые тропические леса, эстуарии, мангровые леса, на заливные луга и сельскохозяйственные территории – с опустошительными последствиями для биоразнообразия и климата. Горы передвигают для того, чтобы открыть дорогу тяжкой поступи урбанизации. Это буквально так: с 2012 года более 700 горных вершин безжалостно стерты с лица Земли в северо-западных районах Китая, а получившиеся обломки заполнили низины, чтобы создать искусственное плато, на котором воздвигнется новый сверкающий город под названием Ланчьжоу Нью Сити, отправная точка Нового Шелкового пути.

Китайские города – подобно американским несколько ранее – становятся менее плотными в центре, по мере того как дорожное и офисное строительство вытягивают людей из тесных старых районов, где все вперемешку, перемещая их в пригороды. Это часть глобального тренда на урбанизацию и застройку низкой плотности с опорой на автомобили. По мере того как люди становятся богаче, им требуется больше жилой площади. Если горожане Китая или Индии выбирают жить так же рассредоточенно, как американцы, то использование машин и потребление энергии приводят к росту выбросов углерода на 139 %[12]. Эпидемия коронавируса 2020 года и угрозы будущих пандемий могут снова развернуть тенденцию, побудив людей бежать из метрополисов, мест, где длинные периоды тотального карантина практически невыносимы и где риск заражения много выше. Если произойдет подобное, то экологический вред может оказаться серьезным.

В более жарком, сыром, неприятном климате города могут предложить способ справиться с проблемой. Как я демонстрирую в «Метрополисе», города – стойкие, гибкие сущности, способные реагировать на все разновидности катастроф, а мы – гибкий городской биологический вид, давно привыкший к давлению и возможностям городской жизни. Когда мы вместе, нам намного лучше даются инновации. В этом веке две трети главных метрополисов с населением более пяти миллионов человек, включая Гонконг, Нью-Йорк, Шанхай, Джакарту и Лагос, находятся под угрозой подъема уровня моря; многие города страдают от роста температуры и разрушительных штормов. Города – передовая линия нависшей над нами экологической катастрофы, именно по этой причине они должны быть на переднем краю борьбы с изменениями климата. Одна из наиболее примечательных черт городов – их способность трансформироваться. На протяжении веков города приспосабливались к климатическим изменениям, передвижению торговых маршрутов, новым технологиям, войнам, болезням и политическим потрясениям. Великие пандемии XIX века, например, повлияли на вид современных городов, поскольку привели к развитию гражданского строительства и санитарии. Пандемии XXI столетия также изменят города. По необходимости они будут адаптироваться и в будущем.

Какой будет эволюция? Во все времена размер города определялся внешними угрозами, доступностью ресурсов, возможностями транспорта и ценой прилегающей сельскохозяйственной земли. Бо́льшую часть истории эти факторы ограничивали рост городов – только богатые и миролюбивые общества могли «раздвигать локти». В нашем веке угроза безопасности приходит не от армий захватчиков, но от нестабильного климата. Густо населенные города с развитыми линиями общественного транспорта, пригородами, где можно гулять, набором магазинов и разного рода бытовых служб выбрасывают куда меньше диоксида углерода и потребляют много меньше ресурсов, чем разбросанные поселения. Очевидно, что компактность до некоторой степени уменьшает негативное воздействие на природу. Нет, я не призываю к тому, чтобы прижаться друг к другу в городских центрах, ведь там недостаточно места. Я говорю об урбанизации пригородов, чтобы они приняли на себя новые функции, обрели новые формы, разнообразие и насыщенность, что ассоциируются обычно с центрами мегаполисов.

Во время карантинов 2020-го урбанистическая плотность превратилась из преимущества в угрозу; постоянное общение – одна из главных «игрушек» жизни в городе – стало чем-то таким, чего требовалось избегать любой ценой, словно другие горожане стали тебе смертельными врагами. Миллиарды людей получили приказ держаться отдельно друг от друга, городская жизнь обернулась своей противоположностью. Но уязвимость городского населения к болезни и эффекты карантина не должны затемнять для нас тот факт, что уплотнение – эффективный способ добиться экологической стабильности.

Экономисты и градостроители совершенно верно превозносят «эффект кластера», который делает современные большие города столь успешными в условиях инновационной экономики. Этот эффект действует разными способами, он имеет отношение не только к технологическим стартапам. Компактные городские районы провоцируют все разновидности инноваций и творчества, в том числе и на уровне микрорайона, там, где нет больших финансов или изощренной технологии, но где течет повседневная жизнь. История дает нам массу примеров. Другими словами, функциональные и находчивые сообщества могут сделать города более живучими как раз в то время, когда нам нужны стойкие, гибкие поселения, готовые столкнуться с новыми серьезными вызовами в виде изменения климата и пандемий. Энергия Дхарави, района Отигба в Лагосе или тысяч неформальных сообществ наглядно демонстрирует, что городская изобретательность проявляется каждый день.

Решение подобного вида требует урбанизации жизни в по-настоящему большом масштабе. И превыше всего оно требует развития нашего воображения, чтобы принять разнообразие городского опыта, принять то, какими города могут быть. История – эффективный способ открыть наши глаза, оценить весь спектр сценариев урбанизации.

Энкиду живет в гармонии с природой: сильный, точно «камень с небес», обладающий божественной красотой; его сердце ликует, когда он бегает среди диких животных. И все шло ровно так, пока он не увидел обнаженную Шамхат, купающуюся в пруду. Очарованный, впервые познавший женщину, Энкиду предавался любви с Шамхат шесть дней и семь ночей.

Насытившись этим разнузданным, буйным сексуальным союзом, он пытается вернуться к свободе прежней жизни, но его власть над природой увядает. Звери сторонятся Ункиду, его сила уменьшилась, и он начинает испытывать неведомое прежде чувство одиночества. Смущенный этим, он возвращается к Шамхат, и та рассказывает ему о своем доме – о легендарном городе Урук, где к небу возносятся огромные здания, где пальмовые рощи дают тень, и толпы людей кроются за могучими стенами. В этом городе люди работают не только мускулами, но и головой, они носят роскошные одеяния, и каждый день там праздник, когда «барабаны ведут свой ритм». Живут в Уруке самые красивые женщины мира, «благословенные обаянием, умелые в наслаждениях». Шамхат учит дикаря есть и пить приличным образом. В городе, как говорит она возлюбленному, его богоподобный потенциал превратится в реальную власть. Волосатое тело бреют, кожу умащают благовониями, наготу прикрывают дорогими одеяниями, и Энкиду отправляется в Урук. Он отказывается от свободы и природных инстинктов, притянутый к городу сладкой приманкой: секс, роскошь и изысканная пища.