Уже в постели, успокоившийся и завернувшийся в тёплое одеяло Тима наметил план дальнейших действий. Дотянуть до сессии, сдать её, и при этом, при любой возможности, но желательно где-то на последних зачётах, признаться Егору в любви. Естественно, когда Кати не будет рядом. Получить от ворот поворот — хотелось бы самый злобный, но вряд ли Егор на такое способен — и спокойно уйти страдать в закат. Там как раз каникулы, времени должно хватить, чтобы переболеть. И скорее всего Катя возьмёт академку на следующий учебный год. А если не получится, или при любых серьёзных ухудшениях до этого самого признания, валить в больничку — травиться по полной программе. Вроде логично, но ужасно непросто. Хотелось бы проснуться завтра полностью здоровым, без всяких этих телодвижений, но что поделаешь… Тима повернулся на бок и, свернувшись калачиком, закрыл глаза. В самом крайнем случае он уедет домой, наплевав на всё. А пока оставалось бороться и ни в коем случае не думать о Егоре. Ни в коем случае. Как бы ни хотелось.
========== Часть 3 ==========
До сессии Тима как-то дожил. Как-то. Тянул из последних сил. Чтобы избежать по утрам нежелательных встреч, приходил раньше и прятался на кафедре, прибегая к аудитории за минуту до начала лекции. Нет, поначалу он сидел в коридоре, но Аркадий Степанович, оказавшийся ранней пташкой, увидев это безобразие, забрал его с собой. Так и повелось, у него Тима либо читал конспекты, либо помогал разбирать альбомы, коллекции, подклеивать практикумы, а то и попросту смахивал пыль. А когда нечаянно, да что там, вполне отчаянно, с одной стороны, замучавшись держать в себе, с другой, возможно узнать побольше научных фактов, спросил про ханахаки у бет, — естественно, не упоминая свою непосредственную вовлечённость, — то в ходе обсуждения родилась тема для дипломной работы. И теперь Тима помимо подготовки к сессии потихоньку собирал материалы по зарубежным изданиям, просматривая исследовательские статьи и научную литературу. Спасибо современным технологиям — можно было сфотографировать кусок текста на английском и тут же перевести в приложении по фото. Корявенько конечно, но для общего представления хватало. Времени катастрофически не хватало, потому что ещё приходилось ходить на работу. И Тима очень устал. И физически, и морально. Выраставшие на голове цветы уже не выдирал, а аккуратно отрезал ножницами. И так же аккуратно расчёсывался, чтобы не пораниться. Волосы почти всё время оставлял распущенными, чтобы спрятать эту клумбу. Заплёл маленькие косички по бокам — зафиксировал, собирая кончики в хвост, когда работал, дабы локоны не свисали посетителям в тарелки. Его директор вроде не возражала против новой причёски, потому как в кофейне полюбила зависать два раза в неделю, и надолго, группа художников, вдохновляясь образом Тимы. И вообще заглядывало много молодёжи из соседней академии, появились постоянные клиенты. Тима только успевал лавировать между столиками, лихорадочно сверкая глазами. Схуднул от бешеного ритма, и вопреки всему, стал выглядеть краше, о чём ему сообщил Саша, с сакраментальным: «Влюбился, что ли?».
Ага, влюбился… Хоть плачь.
С началом лета маргариток стало ещё больше. Можно сказать, Тима цвёл вместе с окружающей природой. Маленькие, нежные цветочки начали расти на руках, на внутренней стороне, спускаясь от подмышек к запястьям. Их Тима прятал за длинными рукавами рубашки, потому как росли эти крохотули чуть ли не на глазах. Ни необщение с Егором, ни загруженность не помогали ни капельки. По-хорошему ему нужно было идти в больницу, потому как уж больно рьяно это всё цвело, но Тима тянул. Тянул как мог, неизвестно на что надеясь. Началась сессия, пошли экзамены, зачёты и защиты курсовых. Тима добросовестно учился, задвинув своё намерение признаться куда подальше, пока одним прекрасным утром не понял — зря. Зря тянул. Крошечный, с ноготок, цветочек вылез прямо возле грудины, слева. И Тиме как-то поплохело. Он только перед сессией наткнулся на обширную статью немецкого учёного, где при скрупулёзном описании симптомов ханахаки, выделялось два наиболее угрожающих признака того, что болезнь прогрессирует с быстрой скоростью при минимальном внешнем проявлении. Первым шла локализация роста цветов на груди, с сосредоточением в центральной части. А значит, существовала опасность поражения сердца. А вторым… Тима кинулся к окну, прихватив зеркальце. Широко открыв рот внимательно рассмотрел слизистую. Почти влез в глотку пальцами, от чего его чуть не стошнило. Подавив рвотный позыв, Тима осел на пол, закрывая рот рукой. Сморгнув выступившие слёзы, шмыгнул носом. Во рту вроде ничего не было. Тима потрогал кроху, выросшую на груди. Завтра экзамен у Аркадия Степановича. Вот сдаст и тогда…
Весь день всё валилось из рук, и не училось уже ничего. Тима слонялся по комнате, валился в бессилии на кровать, бездумно пялился в потолок и опять подскакивал. Хватал конспект или учебник, пролистывал, что-то мельком читая, и вновь кружил по комнате, и так снова и снова. Короче, развлекался как мог. Не выдержав, пошёл на работу раньше чем нужно. Без толку. Кое-как отработав, вернулся домой и сразу завалился в кровать — выспаться хотя бы. Ага, промаявшись, уснул только к утру. И первый раз в сознательной своей жизни проспал. Спасибо ребятам, разбудили. Летел в универ растрёпанным воробьём, совершенно взопрев под закрытой, застёгнутой наглухо, на всякий случай, рубашкой. Запыхался и от бега, и от начинающейся духоты, но успел вовремя. Хорошо экзамен начинался на полчаса позже лекций. Сразу напоролся на Аркадия Степановича и смиренно, стараясь как можно более бесшумно отдышаться, засеменил за ним, утвердительно мыча в ответ на шутливые замечания — Аркадий Степанович был в хорошем расположении духа. Поздоровавшись со студентами, он скрылся в аудитории, а Тима подпёр стену, хоть дух перевести. Идти, как обычно в первых рядах, он не собирался сегодня. Хотелось ещё почитать конспект, раз вчера не получилось, да умыться. Мельком пронеслась мысль, что надо бы на лето потоньше рубашек прикупить, а иначе он так просто задохнётся.
— Шевцов, Матвейко́, Вакальчук, прошу на экзамен. — Оборвал все его планы Аркадий Степанович, осматривая притихших студентов поверх очков. — А Трофимова есть? Не вижу что-то.
— Скоро будет, в пробку попала, — доложил всезнающий Саша.
— Ага, ну хорошо, — Аркадий Степанович поправил очки и приглашающе взмахнул рукой названным счастливчикам, — прошу!
Пропустив троицу вперёд, закрыл дверь.
— Присаживайтесь. И давайте зачётки.
Одновременно с Сашей положив зачётку Аркадию Степановичу на стол, Тима сел в первом ряду, пряча дрожащие руки. Он никак не мог собраться, волнуясь всё больше и больше. От духоты ли, от спешки, или от этой проклятой болезни, а может от всего сразу, но было так плохо, что казалось ещё чуть-чуть, и он первый раз в жизни хлопнется в обморок. Тима сцепил руки, сильно, до боли сжимая пальцы, впиваясь ногтями в ладони, чтобы отрезвить, не дать себе упасть, сдаться. Только не здесь и сейчас. Он закрыл глаза, пережидая плотную, удушающую волну.
— Тимофей, всё хорошо? — словно сквозь туман донёсся встревоженный голос Аркадия Степановича.
Тима медленно открыл глаза. Дурнота потихоньку уходила. Вроде обошлось, лишь захотелось прилечь куда-нибудь от навалившейся слабости.
— Да, — приглушённо ответил он, — просто переволновался немного.
— Не стоило. Ваши знания более чем достаточные для отличной оценки. Точно всё в порядке? А то вы очень побледнели, — нахмурившись, Аркадий Степанович внимательно рассматривал его.
Тима слабо улыбнулся, для проформы, только, чтобы успокоить профессора:
— Всё нормально.
— Тогда не смею вас задерживать. Можете идти отдыхать, — Аркадий Степанович протянул Тиме зачётку и тут же пояснил на его удивлённый взгляд, — экзамен автоматом.
Надо же! Тима машинально забрал зачётку, так же машинально заглянул в неё — «отлично». На автопилоте подхватил сумку и рванул к двери вслед за сокурсниками. Откуда силы взялись?! Спохватившись, притормозил на пороге, поблагодарив Аркадия Степановича, и наконец вывалился в коридор. Как только дверь аудитории закрылась, Саша заверещал от радости: «Автомат» на всеобщее: «Сдали?». Под завистливо-одобрительный гул Тима перевёл дух, после нагретой под солнышком аудитории здесь было прохладно и очень хорошо. Он аж в себя пришёл. Почти.
