Выражаясь терминами автора «Заката Европы», – именно в XX столетии Запад потерял свою витальную силу, и его экзистенциалы начали стремиться к нулю, несмотря на внешнюю сторону торжества технологического превосходства западного мира над всеми остальными народами и цивилизациями. Дело дошло до того, что он, Запад, испробовал самое страшное – атомное – оружие, опять-таки над мирным населением Японии. Та историософская и онтологическая дилемма, какая возникает перед теоретическим сознанием независимого исследователя, не имеет, по сути, решения: никакие практические соображения уже выигранной войны на Востоке (как в случае, кстати, и с безумными бомбардировками Дрездена и других городов Германии) не учитывались во имя демонстрации Западом (Америкой) своей нового – метафизической разрушительной силы – ядерного оружия перед всем миром.

Это все равно, как в Древнем мире, уже захватив страну и покорив народ, царь желает испробовать новое оружие – боевую колесницу с мечами или боевых слонов – на мирных жителях. Но для того времени у нас есть ответ – варвары. Здесь же перед нами примеры поведения цивилизации, находящейся на пике своего могущества. Но, по существу, эти действия также варварские.

Запад, без сомнения, пережил свою внутреннюю драму после событий второй мировой войны. Может быть, наиболее ярко и сильно она выразилась в явлениях экзистенциальной философии, какая естественным образом была направлена к такому решению внутри самого человека возникающих в реальности противоречий, чтобы никоим образом не зависеть от внешних обстоятельств социума, культуры, истории – цивилизации в целом. Слишком оказались непрочными и слабыми внутренние моральные скрепы западного человека, чтобы противостоять той эманации зла (но не только эманации, но и практическому его воплощению), порожденного внутри дорогой им культуры. Перечеркнутость основных символов и экзистенциалов этой культуры в ее этическом разрезе оставляла всего лишь одну достоверную площадку для совершения исхода (в прямом библейском смысле этого слова – exodus) из бытия – в собственное сознание и гештальт собственной души, какие точно уж не обманут, и их нельзя будет склонить к каким-либо действиям или помыслам, за которые придется краснеть и на другом свете. Именно в явлениях философии и литературы Запад совершил попытку саморефлексии в связи с исторической драмой, совершившейся внутри его культуры, но не через обновление исторического и политического самосознания.

С позиций отвлеченного мышления, Запад, подвергая оценке основной как бы гештальт второй мировой войны, довольствовался констатацией того, что Гитлер и его идеология являли собой некое абсолютное зло, а его пришествие на арену мировой истории можно рассматривать как явление Антихриста и начало конца света, и степень ответственности за произошедшее тех или иных сторон западной цивилизации можно проигнорировать, не совершая анализа. Мало того, что такой взгляд говорил о беспомощности культурно-исторического дискурса западной мысли, но снимал вопрос об исследовании всевозможных конкретных аспектов генезиса феномена Гитлера в лоне западной цивилизации. Конечно, как мы отмечали выше, – это и есть цивилизационное «подавление» комплексов вины именно за органическое обретение гитлеризма в общем компендиуме западных идей крайнего индивидуализма и эгоизма, переключенных в разряд отдельных наций, имеющих привилегии «высших существ» и абсолютных судей в общечеловеческом смысле.

Гитлеровская Германия ни много ни мало, но идеологически была ориентирована на то, чтобы возглавить общечеловеческую историю в западном смысле слова. Парадигма суждений, конкретный дискурс говорения фашистов потому и был так широко распространен среди немецкого (но не только) народа, что своим духом мессианства, свершения исторических преобразований во имя неких сверхчеловеческих целей, он во многом соответствовал сложившейся западной рациональной онтологии понимания основных сущностей человека и жизни вообще, определившихся задолго до гитлеровский идеологии. Заметим, что и фашистская Италия, этот цветник европейской и мировой культуры, была во многом заражена подобными идеями. Фашистские черты были присущи многим более мелким государствам Европы – вспомним настроения и государственные перевороты в ряде государств Восточной и Северной Европы, управление Польшей Пилсудским. Европа была беременна фашизмом по той самой причине, по которой развившаяся на основаниях капиталистического способа производства субъективность человеческого «Я», искала другие выходы для своей реализации; прежние культурные и цивилизационные рамки были ей тесны.

Та потерянность поколения, порожденная еще первой мировой войной, никуда не пропала, а была опрокинута на еще более страшную реальность второй мировой войны. Часть этого потерянного поколения безусловно погибла на фронтах, но другая, «выжившая колонна», перенесшая унижение своей культуры поруганием самого человеческого рода и невиданными до этого открывшимися безднами души человека, исполненной жестокости и порочности, тяги к убийству, должна была жить дальше. Этот «двойной» удар, нанесенный по экзистенциалам западной культуры для истинных ее носителей оказался неподъемной тяжестью. Натуральным образом и здесь было обнаружено психо-культурное замещение в виде борьбы с советским коммунизмом и его идеологией, несмотря на то, что вождям западного мира было очевидно, что СССР обречена была долгие годы влачить тяжелое существование, закрывая демографические, экономические и другие проблемы послевоенной жизни и явно не была способна на какой-либо военный конфликт с Западом[7].

Очевидно, что, говоря о столь острой и неоднозначной теме, как «вражда» между Западом и Россией, можно нарваться на всякого рода реакцию, причем с обеих сторон: как российской, так и западной. Есть определенного рода стыдливое отталкивание от себя данной проблемы, как не находящейся в пределах научного дискурса, как, в известной степени, маргинальной, какой, якобы, занимаются историки и политологи, не авторитетные и миру неизвестные. Можно получить упреки (это мягко говоря, обычно эта тема вызывает к жизни куда более резкие определения, не всегда допустимые в печатных изданиях) в западофобии, ангажированной русофилии в скрытой форме, в реакционности, консервативизме, отлученности от современных трендов интеллектуальных поисков в духе постмодернизма. Ну и так далее. Нам, скажем откровенно, все равно, что будет сказано в таком, поверхностном ключе, как обычно и говорится друг о друге Западом и Россией последние несколько сотен лет, и особенно остро в двадцатом веке, который посеял свои семена и в текущем столетии.

Но никто и никак не может отменить те очевидные факты, получаемые ежедневно в громадном количестве на обеих сторонах этого противостояния, в виде упреков, прямых обвинений, скандальных заявлений в подготовке войны, культурной диверсии, попытке влияния на внутренние процессы (и там и там) – от выборов до умонастроений простых людей через социальные сети и другими способами, высказывание подозрений в проводимых кибератаках «противником» (соперником, идеологическим оппонентом), в заборе биологического материала у населения разных стран для неизвестных пока, но страшных целей, будущей биологической войны и т. д и т. п. Есть и прямые заявления со стороны «новых европейцев» Центральной и Восточной Европы, что русские недостойны быть частью цивилизованного мира, хорошо бы Россию раздробить, забыть о русской культуре, и вообще, русские – это не совсем нормальные (цивилизованные) люди и хорошо, если бы их не стало.

Понятно, что последние заявления делают недалекие, но заметные фигуры на новом европейском фронте, и шум и громкость от их голосов все усиливается. И не принимать во внимание этого никак нельзя.

Соответственно, в России уже привычным делом стало обвинять Запад в целом в попытке, если не стереть Россию с лица земли, то изменить ее по своим лекалам и образцам. Еще раз повторим, что мы не намерены приводить конкретные примеры из текущей действительности, так как их количество просто-напросто избыточно, и каждый читатель (исследователь) легко может с ними ознакомиться в интернете и других источниках информации.