– Я вас чем-то обидела? – мягко поинтересовалась Карен. – Извините. Я не хотела. Просто интересно стало, почему…

– Сейчас повернёте налево, – прервала строгая Астрид, – пройдёте до широкого коридора и по нему дойдёте до северного крыла. Ведь вы, кажется, туда направлялись?

– Да. Спасибо. Я пойду.

Карен поднялась со стула и медленно вышла из комнаты. Ей снова не повезло, тайна осталась не раскрытой. А любопытство ещё больше терзало душу. Где? Как? У кого? В замке все словно договорились молчать на тему рождения Берхарда. В замке. Но возможно, за его пределами люди окажутся более разговорчивы? Карен знала, что тайна всё равно распахнёт перед ней свои двери, только придётся немного подождать.

Зигмунд подошёл к двери и громко постучал.

– Войдите, дверь не заперта, – отозвался на стук детский голос.

Молодой человек вошёл в небольшую светлую комнату и вежливо поклонился хозяину.

– Я не помешаю вам, Берхард? – спросил Зигмунд.

– Нет, что вы, – с улыбкой ответил мальчик. – Я даже рад, что вы зашли. Проходите, присаживайтесь.

Зигмунд закрыл за собой дверь и прошёл внутрь комнаты, но присаживаться не стал, так как Берхард тоже остался стоять.

– Мы с отцом сейчас наблюдали, как вы с братом во дворе стреляли из лука, – завёл разговор Зигмунд. – Ваша меткость и ловкость вызвала у нас восхищение.

– Спасибо за похвалу. Отец требует, чтобы мы стали умелыми воинами. Занятия военным искусствам у нас проводятся ежедневно. А я хотел с вами поговорить, гер Вольфгарт.

– Зовите меня просто Зигмунд. Я тоже думал с вами поговорить. И мне кажется, что темы наших разговоров схожи. Речь о ваших рисунках, я угадал?

– Да! Я хотел бы вам показать их.

– А я зашёл, чтобы их посмотреть. Надеюсь, ваши рисунки не слишком далеко отсюда.

– Конечно, они здесь!

Берхард подбежал к небольшому сундуку, стоящему за камином, достал из-под него ключ и отпер замок.

– Вы прячете свои работы под замок? – подивился Зигмунд.

– Они не всем нравятся, – спокойно ответил Берхард, и его улыбку тронула грусть. – Если они попадаются Густаву, он их портит.

Берхард достал несколько пергаментов и выложил их на стол. Мальчик немного волновался, так как кроме отца никто его стараний высоко не оценивал. Зигмунд подошёл к столу и развернул один из свитков. На нём было нарисовано бушующее море. Волны клубились и пенились, раскидывая брызги высоко в ночное облачное небо.

– Вы были на море? – поинтересовался Зигмунд, разглядывая рисунок.

– Нет, не был. Я вообще дальше Регенплатца никогда никуда не ездил, – ответил Берхард.

– Где же вы видели бушующее море?

– Мне рассказывала о нём Астрид, наша няня. Она родилась и выросла на приморских землях. Её рассказы всегда столь ярки, эмоциональны, что перед глазами встаёт отчётливая картина.

– Я был на море, плавал по нему на корабле, и потому могу уверенно сказать, что ваш рисунок очень реалистичен.

– Спасибо, Зигмунд, мне ваша похвала лестна.

На следующем рисунке был изображён орёл, гордо парящий высоко в горах.

– Ну, эту картину вы, должно быть, наблюдаете почти ежедневно, – предположил Зигмунд.

– Да, – согласился Берхард. – Это вид из окон западной башни.

– Очень красиво. Мне нравится.

Зигмунд перебирал рисунки с пейзажами, цветами, птицами, всё больше уверяясь в таланте юного Берхарда, всё больше восхищаясь его чувству красок и линий.

– Вас обучал кто-нибудь? – спросил Зигмунд.

– Нет, – ответил Берхард. – Я просто смотрю на мир и стараюсь как можно точнее передать его изображение на бумаге.

– Красиво и весьма талантливо. Вы молодец!

– Я так рад, что вам понравилось!

– Этого дракона вы рисовали тоже по чьим-то рассказам?

– Нет, он срисован со старой гравюры, которую я нашёл в библиотеке. Я только раскрасил его.

– А этот рыцарь… Кто он?

– Этот портрет у меня не получился, – смутился Берхард. – Вот и вы его не узнали. Я пытался нарисовать своего отца, но вышло плохо.

– Да, портреты у вас пока выходят неважно. Чтобы написать портрет, нужно не просто смотреть, но ещё знать кое-какие правила, соблюдать пропорции. Например, для данного лица нос слишком длинен, голова у этого человека формы неправильной, а рука слишком мала.

Берхард внимательно выслушивал критику, ничуть на неё не обижаясь.

– А вы научите меня писать портрет, Зигмунд?

– Конечно. Научу всему, что знаю сам. У вас определённо есть талант, Берхард.

– Спасибо.

Мальчик собрал со стола свитки и запер их обратно в сундук.

– Могу я попросить вас показать мне свои картины? – поинтересовался Берхард. – Мастер Вольфгарт говорил, что вы пишете настоящие большие картины.

– Действительно пишу, но с собой их не вожу. Путешествовать с полотнами не слишком удобно. Свои картины я продаю, дарю друзьям.

– Вот как, – Берхард разочарованно вздохнул. – Жалко.

– Но у меня с собой несколько пергаментов с зарисовками. Их я вам покажу с удовольствием.

– Прямо сегодня можно? – в глазах Берхарда вновь загорелся интерес.

– Можно, – улыбнулся Зигмунд, он был рад, что здесь в чужом доме, среди незнакомых людей нашлась родственная ему душа.

– Скажите, Берхард, а ваши сестра и брат тоже рисуют?

– Нет. Густав не любит искусство, ему больше нравится борьба, битва на мечах. Он мечтает, чтобы отец взял его с собой на войну. Не знаю, стоит ли Густава вообще обучать рисованию. Маргарет рисует не очень хорошо, матушка постоянно поправляет её эскизы. Но она старается.

– Ваша сестра очень красива, – скромно опустив глаза, заметил Зигмунд.

– Красива. Но горда и своенравна, ей трудно угодить. Сердце у неё холодное.

– Не может быть, чтобы у такой прелестной девушки было холодное сердце. Просто Маргарет ещё слишком юна.

– Пообщаетесь с ней и сами поймёте, какая она. А сейчас пойдёмте смотреть ваши рисунки.

– Да, пойдёмте.

Мастер Вольфгарт быстро нашёл общий язык с детьми ландграфа фон Регентропфа. Его уроки больше походили на интересные беседы и дискуссии, нежели на скучные лекции. Дети это оценили и с удовольствием посещали занятия. Даже Густав, который ранее был уверен, что в настоящей жизни научные знания бесполезны, и важнее отменно владеть мечом и луком, нежели пером.

Карен Вольфгарт детям тоже полюбилась. Особенно Маргарет, которая готова была заниматься танцами и музыкой целыми днями напролёт. Помимо танцев Карен знала много интересных историй различных легенд и сказок, и в конце занятий дети всегда просили её что-нибудь рассказать. Словоохотливая Карен делала это с великим удовольствием.

Уроки рисования посещали лишь Берхард и Маргарет. У Густава не только какие-либо способности отсутствовали, но и всякое желание. Маргарет тоже не любила рисовать, но ей, как образованной девушке это было необходимо. К тому же общение с молодым любезным Зигмундом доставляло ей не малое удовольствие.

Урок рисования шёл как обычно. Маргарет и Берхард стояли за мольбертами у окон. Яркое сентябрьское солнце с голубого небосвода мягко освещало их рисунки тёплыми лучами.

Перед Маргарет на столике стояла узкая вазочка с красной розой. Это было задание на сегодняшний урок. Роза никак не получалась. Маргарет рисовала на грифельной доске, работала не торопясь, исправляла, рисовала снова, опять исправляла. Эскиз выходил грязным и неаккуратным. И вообще рисование девушке уже надоело, монотонные движения наводили тоску. Если бы Маргарет могла, то никогда в жизни не занималась бы этим скучнейшим делом.

– Нижний лепесток слишком велик, – прозвучал за плечом юной девушки мягкий голос Зигмунда. – Впечатление, будто бутон лежит на блюдце.

Как ей нравился голос юноши. Маргарет с удовольствием заводила с Зигмундом разговоры на любую тему, лишь бы слушать его голос. Но молодой человек был очень скромен и застенчив и дальше разговоров ничего себе не позволял: ни нечаянного прикосновения, ни прямого взгляда в глаза, ни слов о любви и нежных чувствах.