- А про их тайные страстишки что-нибудь выяснила? - не утерпел Берни.

   - Я как раз к этому подошла, - с достоинством ответствовала Крессида. - В чахлой груди Туримата пылает большое и светлое тайное чувство. То есть это он думает, что тайное. Весь его курс давно знает, что рыжий втрескался в аспирантку, которая читает им материаловедение. И не только знает, но заключает пари, чем этот потенциальный роман кончится. Рискнет ли Туримат объясниться и, если рискнет, то когда. И как его пассия на объяснение отреагирует: даст по физиономии, отбреет словесно, поднимет на смех, срежет на экзамене, ну, и так далее... Ставящих на то, что дама примет признание благосклонно, нет. И я не поленилась выяснить, почему... Кстати, из-за этого и задержалась: ее не так-то просто было найти.

   - Но ты, конечно, преодолела все трудности и пришла к нам с победой?

   - Конечно. Прекрасную деву зовут Нелисея. Она вроде меня - дитя смешанного брака. Мать тери, отец - ларт. Но в моем случае это к осложнениям не привело. - Крессида, не глядя, показала кулак открывшему рот Берни. - А вот Нелисея страдает тяжелой формой снобизма. С терами она - само очарование, на лартов смотрит с рассеянным недоумением. "Кто эти люди? Что они здесь делают?" А на прочих - как солдат на вошь. Так что, сами понимаете, шансов у рыжего мало.

   - Это интересно... - Берни задумчиво взял со стола вилку и повертел в руках. - А что с лопоухим?

   - У лопоухого тайная страсть одна - деньги. Кстати, все ставки по пари на рыжего принимает он. И в настоящее время размышляет, какие у него возможности подтолкнуть дружка к действиям, которые приведут к выгодному для него, Сельфана, исходу.

   - А какой исход ему выгоден?

   - Он поставил на то, что Туримат объяснится до нового года, а Нелисея провалит его на экзамене.

   - Добрый друг. Душевный... Ну, что же, комрады, диспозиция ясна. Осталось придумать план кампании.

   ***

   Сельфан вышел из комнаты, аккуратно запер за собой дверь, повернулся и вздрогнул. На его пути посреди коридора стоял, скрестив на груди руки, давешний горбоносый хлыщ. И смотрел на него, Сельфи, с нехорошим задумчивым интересом. М-да, это ж надо было им так вляпаться - наколоть эрлова сынка! А все идиот Тури с его страстишкой к дешевым потехам. Оно, конечно, забавно - дураков разводить, но нужно же и о последствиях думать! С другой стороны, на хлыще не написано, чей он сынок. Теров тут, как грязи, перед каждым трепетать - трепеталки не напасешься...

   - Что угодно господину эрлиту?

   - Господину эрлиту угодно сделать ставку. Ларт ведь принимает ставки на развязку сердечной истории своего друга Туримата?

   - Умоляю вельможного тера говорить тише! - Сельфан быстро посмотрел по сторонам и отомкнул дверь своей комнаты - Прошу моего господина войти. Здесь нам... ему... его светлости... будет удобнее разговаривать.

   - Бернардизирен, - сжалился эрлит, подарив Сельфану право обращаться к себе во втором лице. И вступил в комнату. - Могу я взглянуть на ставки?

   Сельфи торопливо сунул руку за пазуху и извлек заметно истершийся на сгибах лист.

   - Изволь.

   Горбоносый развернул листок, пробежал глазами, поднял взгляд.

   - Тут нет исхода, на который я хотел бы поставить. Впиши. Ставлю десять золотых на то, что до конца года магистрета Нелисея подарит Туримата своей благосклонностью, а Туримат ее отвергнет.

   Сельфан прищурился.

   - Тебе что-то известно? У тебя есть возможность повлиять на Нелисею?

   Эрлит пожал плечами.

   - Никогда в жизни не видел эту даму. И никаких рычагов воздействия на нее не имею. У нас даже общих знакомых нет. Если, конечно, не считать тебя и Туримата. - Он усмехнулся. - Но наше знакомство едва ли можно назвать близким, верно?

   Сельфан снова полез за пазуху, достал клятвенник и протянул горбоносому.

   - Поклянись.

   Тот положил ладонь на костяную дощечку с вырезанным на ней заклинанием и торжественно произнес:

   - Клянусь, что не знаком с магистретой Нелисеей, не имею на нее никакого влияния и не располагаю сведениями, позволяющими с уверенностью предречь, как сложатся ее отношения с лартом Туриматом.

   Клятвенник щелкнул и поголубел, подтверждая, что все сказанное эрлитом - правда.

   "Тут должен быть какой-то подвох! - лихорадочно соображал Сельфи. - Невозможно, чтобы этот олух просто выбросил на ветер такие деньги! Но что он может предпринять? Даже если у него найдутся подходы к спесивой гадине, остается еще Тури. Чтобы этот глотающий слюнки идиот добровольно отказался от сделавшей ему аванс Нелисеи? Да режьте меня - не верю! А если не добровольно, то пари будет недействительным и эрлиту придется заплатить штраф. Как ни крути, получается, что олух собственноручно роет себе яму".

   Он взял у Бернардизирена листок со ставками, шагнул к столу, макнул перо в чернильницу и решительно внес в список новую строку.

   ***

   Сердце Тури вот уже почти два седа5) исполняло сумасшедшую пляску. То начнет колотиться о ребра, точно озверевший узник, выламывающий решетку, то подпрыгнет к горлу и трепыхается там перепуганной птицей, случайно угодившей в дымоход, то замрет и сожмется в болезненно-сладком спазме. А причина всех этих кульбитов настолько эфемерна, что Тури сам себе не решается ее назвать. Видно, домечтался он ночами о прекрасной магистрете до размягчения мозгов, вот ему и мерещится шут знает что. Спроси кто-нибудь, и Тури не сможет объяснить, что именно. Вроде бы смотрит на него Нелисея как-то иначе. Нет, на занятиях в аудитории все как всегда - будто сквозь него глядит. А вот когда Тури и магистрета случайно сталкиваются один на один, что-то такое у нее на лице появляется... Улыбка? Нет. Тури специально смотрел: губы не меняют формы, не растягиваются, уголки не приподнимаются. И глаза, как будто, такие, как всегда. А взгляд другой. Ласковый? Манящий?