Л. И. Анциферова [4] рассматривала старость в контексте целостного жизненного пути индивида. Она описала типы старения и определяющие их условия. По мнению автора, успешность, адаптивность старения определяется тем, насколько человек оказывается подготовленным к тем новым задачам, которые характерны для поздних лет жизни, к изменению своего места в обществе, специфичным для старости трудным ситуациям, а это, в свою очередь, зависит от того, как человек строил свой жизненный путь на предшествующих стадиях. Также среди факторов, обусловливающих продолжение поступательного развития личности в поздние годы, автор отмечает содержательность, творческий характер способа жизни, экспериментирование с жизненными ролями, интеграцию субъектом всех пройденных стадий жизни, своего прошлого, настоящего и антиципируемого будущего, креативность, стремление к риску, ориентацию на антропоцентрированные ценности, а также гуманистическую жизненную позицию.
На основе анализа факторов, обусловливающих многообразие форм геронтогенеза, Л. И. Анциферова выделила два типа старения, отличающихся друг от друга уровнем активности, стратегиями совладания с трудностями, отношением к миру и себе, удовлетворенностью жизнью. Представители первого типа мужественно, без особых эмоциональных нарушений переживают уход на пенсию. Они, как правило, заранее готовятся к этому событию, ведут поиск новых путей включения в общественную жизнь, планируют будущее свободное время, предвидят негативные состояния и события в период отставки. Люди, планирующие свою жизнь на пенсии, нередко воспринимают отставку как освобождение от социальных ограничений, предписаний и стереотипов рабочего периода. Под влиянием переживания свободы у человека выявляются новые способности, реализующиеся в увлекательных занятиях. У многих старых людей выход на пенсию связан со стремлением передать профессиональный опыт ученикам. Они испытывают тягу к воспитанию нового поколения, наставничеству, тяготеют к занятиям интересным делом, установлению новых дружеских связей, сохранению способности контролировать свое окружение. Это порождает удовлетворенность жизнью и увеличивает ее продолжительность [4].
Картина поведения представителей второго типа людей, вышедших на пенсию, иная. Вместе с отходом от профессиональной деятельности у них развивается пассивное отношение к жизни, они отчуждаются от окружения, сужается круг их интересов и снижаются показатели тестов интеллекта. Они теряют уважение к себе и переживают тягостное чувство ненужности. Эта драматическая ситуация – типичный пример потери личностной идентичности и неспособности человека построить новую систему идентификации [4].
Отечественные и зарубежные теории старения отмечают не только сложность протекания этого процесса и его интраиндивидуальную гетерохронность, но и значительные интериндивидуальные различия в развертывании процесса геронтогенеза. Как отмечает О. В. Краснова [26], социальная ситуация для пожилого человека детерминирована множественностью разноплановых факторов, в том числе – условиями его ранней жизни, социальными, культурно-историческими и личностными особенностями. При этом личность вырабатывает способы адаптации или совладания с изменениями ситуации, в том числе с возрастными изменениями. В настоящее время в литературе описаны различные стратегии адаптации к возрастному фактору в старости. Эти стратегии столь множественны и многообразны, что специалисты затрудняются в описании единого, пусть даже очень сложного, процесса старения. Все эти факторы усиливают пристальный интерес, особое внимание к проблеме старости и старения со стороны общества.
Интерес к проблеме старости возник в конце прошлого века, и это был интерес «стареющего» общества к проблемам, прежде всего, социальным: увеличение удельного веса пожилых людей в общем составе населения; «старение» экономически активной части общества; снижение мобильности рабочей силы, эффективности переподготовки, восприятия инноваций. В настоящее время отмечается иного рода пристальное внимание к позднему возрасту: у многих зрелых и активных людей старость вызывает страх, страх персональный, страх своей старости. Пришло время разобраться в психологической природе этих страхов с опорой на современные исследования поздних этапов онтогенеза.
Старость неизменно попадает в орбиту исследований психологии развития в контексте описания целостного жизненного пути личности (от рождения до старости включительно). Любое издание по психологии развития содержит представления о старости. Однако анализ этих представлений вызывает недоумение: об одном ли возрасте пишут авторы? Очень уж существенно различаются их представления о задачах, содержании и возможностях развития в старости. С одной стороны, в качестве важнейшей задачи этого возраста отмечают принятие старения, открывающее возможности экзистенциального обзора бытия (не активной адаптации в социокультурной реальности, а нахождения своего места в мироздании, принятия чувства завершенности жизни, факта усталости от нее и выхода из сферы должествования) [48]. В данном подходе, который поддерживают некоторые авторы, реальная социальная жизнь оказывается в стороне от пожилых людей, а старость рассматривается как период подведения итогов [49, 58]. Многие концепции связывают старость с отходом от активной жизни и продуктивной в социальном плане деятельности, с углублением в себя, в свой духовный мир, в свой уже пройденный жизненный путь.
С другой стороны, существуют представления о старости, утверждающие возможность использования потенциала пожилых людей в обществе, значение продолжения трудовой деятельности для поддержания социальной и интеллектуальной активности в преклонном возрасте, необходимость непрерывного образования на протяжении жизненного пути [4, 15]. Создается впечатление, что под термином «старость» авторы имеют в виду разные периоды жизни. Более того, те психологи, которые пишут о старости как о периоде «сокращения оборотов», рассматривают ее как бы со стороны, как чужую проблему, дистанцируются от нее. В результате старость предстает как приговор, как окончательный итог не вполне удачного сценария жизни, альтернативы которому нет. А так ли это?
Для ответа на этот вопрос необходимо обозначить границы старости. В разных областях науки для этого используют разные критерии. Так, в соответствии с классификацией Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения, пожилой возраст длится с 55 (у женщин) и с 61 (у мужчин) до 74 лет, старость с 75 до 90 лет, а люди старше 90 лет считаются долгожителями. Однако ориентация на хронологию является психологически некорректной из-за огромных индивидуальных различий в проявлении признаков старения. Один из основоположников отечественной геронтологии – И. В. Давыдовский – категорически заявлял, что никаких календарных дат наступления старости не существует, поэтому чаще о старости говорят, руководствуясь возрастом выхода на пенсию. В настоящее время этот критерий также нельзя считать достаточно убедительным, поскольку у многих людей выход на пенсию является основанием для смены рода деятельности – события важного не только для поддержания интеллектуального и личностного потенциала, но и для их развития [13]. К определению нижней границы старости можно подойти с позиции теории И. В. Давыдовского, рассматривающего старость как нарушение адаптации, ограничение жизненных отправлений, возрастание уязвимости и снижение ментального функционирования. Однако и этот критерий не является достаточно надежным, поскольку на протяжении всей жизни (согласно субъектному и всевозрастному подходам) психическое развитие характеризуется как многомерное, многоформенное и разнонаправленное, в поздних периодах одновременно со спадом психических возможностей происходит и их обогащение, а успешность развития человека зависит от того, насколько он сам выступает субъектом, создателем условий своей жизни [3, 4, 49]. Таким образом, попытки дать четкое определение старости и даже обозначить ее границы не являются успешными, поскольку процесс старения у каждого свой. По словам Л. И. Анцыферовой, особенности жизненного опыта человека влияют на процесс его психологического старения, поэтому старость следует рассматривать только в контексте всего жизненного пути [4]. Иначе говоря, общей, одинаковой для всех старости как заключительного этапа жизни нет.
