Литмир - Электронная Библиотека

Ревность, по Платону, аморальна не сама по себе, а как основание для насилия, оскорблений, распрей. Конечно, он имел в виду ту ревность, которая преступает границы, отделяющие «игровую» ревность от глубокой страсти или аффекта с деструктивными последствиями. В поздних произведениях Платон более радикально и жестко настроен, чем в теоретических построениях, и ради общего блага был готов полностью искоренить любую ревность наряду со всеми другими страстями, нарушающими целостность государственного тела.

Древнегреческие философы первыми отметили злобный характер зависти и рассматривали сквозь призму противопоставления добру, отмечая при этом, что зависть имеет пассивный характер. Сам факт того, что человек успешен и благополучен, является достаточной причиной для того, чтобы ему завидовать. Греки сознавали, что человек завистлив по своей природе и принимали зависть как жизненный, неизбывный, факт. Считалось, что успех мог вызвать гнев высших сил и зависть богов. Кроме того, зависть могла возникнуть между детьми, между равными, между знатными и рядовыми гражданами. В Спарте была предпринята попытка создания свободного от зависти общества, для этого была введена совместная трапеза; детей забирали у родителей и воспитывали в духе коммуны. С помощью жесточайшего остракизма, полагали греки, можно уменьшить количество низвергаемой на человека зависти. Так, например, государственного деятеля Аристида Справедливого подвергли жесточайшему остракизму за чрезмерную добродетель, а Фемистокла за то, что он жил не по демократическим нормам и был заподозрен в высокомерии (Эпштейн, 2006, с. 168). «Зависть есть некоторого рода печаль, являющаяся при виде благоденствия подобных нам людей, наслаждающихся вышеуказанными благами, – [печаль], не имеющая целью доставить что-нибудь самому завидующему [человеку], но имеющая в виду только этих других людей» (Аристотель, 1978, с. 93). «Зависть – огорчение по поводу благ, имеющихся у друзей в настоящем или бывших у них в прошлом» (Платон, 1999, с. 623).

Аристотель, как и Платон, усматривал в ревности серьезные моральные изъяны. Впрочем, у Аристотеля подход к страстям более реалистичный, чем у Платона: он жестко критикует политические проекты, заявленные в «Государстве», полагая, что человеческую натуру сложно изменить, перекроив ее по меркам идеальных представлений. Страсти невозможно искоренить, более того, нет никакой необходимости заниматься этим сложным и бесперспективным делом. Правильнее будет поставить чувственную сторону человеческой натуры на службу обществу: если страсти будут поставлены под строгий контроль разума, они вполне могут быть морально оправданы. Предосудительными являются только крайности: в случае ревности это или превращение чувства во враждебный и бессмысленный аффект, или же прекраснодушная доверчивость с полным попустительством неверности. И первая, и вторая крайности опасны для общества: первая провоцирует агрессивность субъекта ревности, вторая – вседозволенность в поведении ее объекта. Иначе говоря, нарушение меры неизбежно воплощается в одной из двух форм морального зла: в насилии или в распущенности. Если постоянно удерживать ревность в узком коридоре между этими крайностями, не уступая ни гневу, ни равнодушию, можно превратить ее из иррационального чувства в тонкий инструмент поддержания любовной привязанности. Платон и Аристотель не считали страсти аморальными однозначно: скорректированные разумом, они могли стать морально приемлемыми, а пороком являлась, скорее, их избыточность (согласно Платону) или избыточность и недостаточность (согласно Аристотелю).

Таким образом, Аристотель и Платон синтезируют нравственную и психологическую оценку феномена зависти. Они считали зависть структурным элементом морального зла. Постепенное стирание социально-классовых различий между людьми стимулирует дух конкуренции и чувство соперничества, что неизбежно приводит к столкновению амбициозных и честолюбивых личностей, активизируя зависть к более счастливым людям, обладающим большим богатством, большей властью и пр. Зависть оказывается постоянной попутчицей эгалитаризма – представления о необходимости равенства в распределении богатств и доходов, что имеет деструктивный характер.

Главная философская идея Аристотеля – зависть среди равных. В эссе о зависти Аристотель писал: «Зависть будут испытывать такие люди, для которых есть подобные или кажущиеся подобными. Подобными – я разумею, по происхождению, по родству, по возрасту, по дарованиям, по славе, по состоянию», но «что же касается тех, кто жил десятки тысяч лет раньше нас, или кто будет жить через десятки тысяч лет после нас, или кто уже умер – то им никто [не завидует], точно так же, как тем, кто живет у Геркулесовых столпов. Не завидуем мы и тем, кто, по нашему мнению или по мнению других, не сильно нас превосходит или сильно нам уступает» (Аристотель, 1978, с. 93–94). Такого рода зависть формулируется как нежелание добра другому и сводится к деструктивным актам, распространению слухов, клеветы и вызывает нездоровое соперничество.

Гесиод одним из первых выдвинул идею о связи между завистью и соревновательностью. Философ выделял соревновательную ревность (зависть), показав в поэме «Труды и дни» разницу между завистью благой и завистью порочной: «Дома сосед соревнует соседу, который к богатству / Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна, / Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник, / Нищему нищий, певцу же певец соревнует усердно» (Гесиод, 1927, с. 11–26). Через три с половиной столетия Аристотель показал принципиальное отличие между чувством зависти и духом соперничества. В «Риторике» философ написал о соперничестве как о белой зависти, находящей свое выражение в восхищении, и передал суть этого правила следующим образом: «Человек под влиянием чувства соревнования старается сам достигнуть благ, а под влиянием зависти стремится, чтобы его ближний не пользовался этими благами… чувство соревнования есть некоторое огорчение при виде кажущегося присутствия у людей, подобных нам по своей природе, благ, которые связаны с почетом и которые могли быть приобретены нами самими, возникающее не потому, что эти блага есть у другого, а потому, что их нет у нас самих. Поэтому-то соревнование [как ревностное желание сравняться] есть нечто хорошее и бывает у людей хороших, а зависть есть нечто низкое и бывает у низких людей» (Аристотель, 1978, с. 94–95).

В подтверждение теории Аристотеля Ксенофонт определил зависть не как огорчение, вызванное неудачами близких или преуспеванием врага, а как огорчение, вызванное успехами друзей. Античная литература сохранила немало свидетельств соперничества и зависти. Римский комедиограф Публий Теренций Афр (Африканец), живший во II веке до н. э., способный раб из Карфагена, был выучен и отпущен на волю своим хозяином. Позже он становится объектом нападок со стороны своего современника, драматурга Луция Ланувина, который обвиняет его в использовании греческих комедий, до него уже поставленных на римской сцене, и в том, что он пишет не сам, а с помощью знатных людей Рима.

В своих письмах к Реституту Гай Плиний Цецилий Секунд так писал о зависти соратников: «Это вялость, заносчивость, недоброжелательство, а вернее безумие – потратить целый день на то, чтобы обидеть и ставить врагом того, к кому пришли как к близкому Другу, Ты сам красноречивее? Тем более нечего завидовать; завидует слабейший» (Письма Плиния Младшего, 1985, с. 402).

Представление о диалектической природе зависти свойственно софистам и Платону. В «Государстве» Платон рассуждал о существовании блага и зла, а в «Менексене» отмечал: «Вот сколь трудную войну вынес на своих плечах весь город, поднявшийся против варваров на защиту свою и других родственных по языку народов. Когда же наступил мир и город пребывал в расцвете своей славы, случилась напасть, обычно выпадающая среди людей на долю тех, кто процветает, – соперничество, которое затем перешло в зависть» (Платон, 1999, с. 105).

«Пусть каждый из нас без зависти печется о добродетели!», – говорил Платон, многократно порицая зависть и завистников (там же, с. 445). Для него зависть являлась важнейшим людским пороком, препятствующим в продвижении к истинной добродетели. Аристотель гармонично вписал зависть в свое учение о добродетелях. Человек не может быть добродетельным от природы, он становится таковым в процессе эволюции. В «Риторике» он привязывает зависть к чувству соперничества, а в «Никомаховой этике» определяет характер морального негодования и противопоставляет его двум порочным крайностям – зависти и злорадству: «Негодование (nemesis) – это обладание серединой по сравнению со злобной завистью (phthonos) и злорадством (ерikhairekakia), а связано это все со страданием и удовольствием из-за происходящего с окружающими. Кто склонен к негодованию – страдает, видя незаслуженно благоденствующего, а у завистливого в этом излишек, и его все [хорошее] заставляет страдать; что же до злорадного, то он настолько лишен способности страдать, что радуется [чужой беде]» (Аристотель, 1984, с. 90–91).

3
{"b":"734807","o":1}