Утром 22 июля, в то время как натуралисты, опираясь на свои длинные шесты, взбирались по обледенелым крутизнам Эльбруса, Емануель со своей стороны предпринял также небольшую экскурсию. Он не мог оставаться праздным, когда другие, может быть, с опасностью для жизни предавались своим бескорыстным исследованиям в интересах науки. Если лета и высокое положение, занимаемое им в служебной иерархии, не позволили ему принять непосредственное участие в трудах академиков, то он пожелал по крайней мере ближе ознакомиться со всеми окрестностями Эльбруса и видеть все его достопримечательности. Уже давно он обратил внимание на глухой, однообразный шум, нарушавший торжественное молчание ночи, напоминавший грохот экипажей, снующих взад и вперед по бойким улицам большого города. «Что это такое?» – спросил он одного горца. «Это Малка шумит», – ответил тот. В ту сторону генерал и направил свою экскурсию в сопровождении де Бессе, нескольких офицеров и конвойных казаков. Чем ближе подъезжали путешественники, тем явственнее доносился до них сердитый шум Малки, и в этом шуме терялся звук человеческого голоса, а в нескольких саженях нельзя было расслышать даже ружейного выстрела. Дорога к реке обрывалась на краю страной пропасти, по другую сторону которой с высоты 7800 футов падала вода, образуя громадный движущийся занавес. Это был настоящий водопад, напоминавший де Бессе знаменитый Шафгаузен на Рейне, но далеко превосходивший его дикой красотой пейзажа. Жители станиц, расположенных у нижнего течения Малки, где она так мирно катит свои желтоватые волны, конечно, не подозревают, с какой страшной высоты она низвергается и каким грозным величием обставлена ее колыбель.

Двадцать третьего июля, на другой день по возвращении экспедиции с вершины горы, у Емануеля был парадный обед, на котором присутствовали представители Кабарды, Карачая, Уруспия и других закубанских народов. За обедом пили шампанское, замороженное в снегах Эльбруса, – и первый тост был провозглашен за здоровье венценосного покровителя наук – императора Николая Павловича. Этот тост, за неимением музыки, сопровождался ружейными залпами, которым бесконечными перекатами вторило горное эхо; потом пили за инициатора экспедиции – генерала Емануеля, за ученых, за кабардинца Килара, за фактическое присоединение Эльбруса к владениям Российской империи. Пили все, не исключая мусульман, которые оправдывали себя исключительным случаем. После обеда Килару был вручен с особенной торжественностью заслуженный приз, а затем состоялась церемония раздачи подарков всем почетным горцам, принимавшим участие в экспедиции…

Медведь, содержащийся в неволе. – Мур обращается к носильщикам. – Лагерь в лесу. – Докучение мошкарой. – Приют в горах. – Поднимающийся скот. – Через хребет в метель. – Жаркие споры. – Бревенчатая хижина. – Долина Баксана. – Уруспиевы. – Кунакская. – Вознаграждение челяди. – Минги-Тау. – День безделья. – Просвещенный бий. – Перевалы в Карачай. – Татарские горцы. – Ночь с пастухами. – Крутой подъем. – Лагерь на скалах. – Знатное золото. – На снежных настах. – В трещине. – Сдержанное отчаяние. – Кризис. – Упорство вознаграждается. – Вершина. – Панорама. – Возвращение. – Восторженный прием. – Нижний Баксан. – Долгая поездка верхом. – Черкесское селение. – Травянистые равнины. – Зольский пост. – Пятигорск

Июль, 24-е. Не так уж это легко на Кавказе, как в Швейцарии, приступить к делам поутру в час, назначенный накануне. Нашей новой толпе носильщиков пришлось выйти из жилищ и собраться вместе. Прежде чем организация грузов могла осуществиться, каждый предмет багажа подняли, чтобы проверить вес. Более половины взгромоздили на спине до смешного маленького ослика – кроткого на вид экземпляра своей породы – с длинными ушами, которыми он капризно хлопал и поводил то назад, то вперед. Животное должно было сопровождать нас несколько часов, чтобы избавить наших носильщиков от части ноши.

Расставаясь, мы подарили казачьему атаману английский нож, которым он был польщен, и, как следствие, нам пришлось подчиниться неоднократным объятиям и поцелуям, столь распространенным за границей и особенно в России, но неодобряемым сдержанными и черствыми англосаксами. Попрощавшись с добрым казаком, мы направились по тропе, которая связала Пари с несколькими селениями на западной окраине Сванетии над рекой Ингури. Это селение, как и сама их столица, построено на террасах высоко над рекой, и они отделены друг от друга глубокими и широкими ложбинами. Детальное описание нашей утренней ходьбы было бы почти таким же утомительным, как и сама действительность; пейзажи мало-помалу менялись, а время в основном уходило на подъемы и спуски по крутым зигзагам. Наши обходы, которые мы были обязаны преодолеть, оказались столь велики, а наши носильщики столь ленивы, что полуденный привал пора было сделать прежде, чем мы дошли бы до последнего селения, построенного на южном склоне отрога, выдававшегося над восточной стороной на входе в долину Накры. Мы сели в тени большого дерева над домами, жители которых вскоре столпились вокруг нас. С ними пришел медвежонок, ведомый ватагой чад, которые нещадно колотили и таскали волоком бедное животное. Короткий и легкий подъем к роскошным лугам привел нас к вершине отрога, откуда открывается прекрасный вид. На значительной глубине под нами простиралась долина Накры: тыльная сторона ее была покрыта заснеженными хребтами и одета прекраснейшими сосновыми лесами, прежде нами не виденными. Отдельные деревья были великолепными и, стоя порознь, возвышались над лиственными деревьями, выделяясь темно-зелеными шишками. Вид сильно напоминал фотографии, представляющие Гималаи, и был весьма впечатляющим. Повернувшись на юг, мы оказались перед глубокой трещиной в холмах, которая образовывает ворота Сванетии и дает начало реке и дороге в Зугдиди, маленькому абхазскому городку на полпути между Кутаиси и Сухум-Кале.

Наши носильщики из Пари так настойчиво выказывали свое желание идти тем же маршрутом, что и люди из Давкара, что это вынудило нас потерять минут десять впустую, затем сесть и минут пятнадцать обговаривать это. Их предложению мы противопоставили то, что сумма, установленная как оплата недостаточная, обсуждению не подлежит. Сидя в ряд, мы призвали их к себе и передали им через Павла, что мы хотели знать раз и навсегда, согласны ли они выполнять договор, заключенный с нами. Если они неудовлетворенны и хотят уйти, то мы желаем вернуться в Пари, но, в таком случае, мы ничего им не заплатим.