– Американские пенсионеры, – сказала женщина-гид, как бы отвечая на немой вопрос наблюдавших за происходящим.

Все были поражены не только возрастом этих путешественников (под восемьдесят и больше), но и той энергией, которая била через край. Нисколько не стесняясь своих морщинистых от возраста тел, они все были в купальниках и веселились от души, преодолев до этого тысячи километров пути.

– Так вот почему я не поняла, что за музыка звучит. Никогда не видела и не слышала этот инструмент дома. – Наташа завороженно слушала и смотрела во все глаза на происходящее.

– А я вспомнила свою бабушку в таком возрасте. Разве у нас такие пенсионеры? И разве могут они так путешествовать? Они дальше своей улицы-то не ходят. – Светлана грустно вздохнула.

Наверное, подобные мысли посетили многих в группе, поэтому с пляжа все уходили поникшими.

Настроение подняли болгары, которые шли навстречу и очень приветливо улыбались.

– Здравейте, братушки! – Двое болгар остановились и стали дружелюбно хлопать мужчин по плечам, а женщинам радушно улыбаться, приветствуя всех на своём языке.

– Радвам се! Рады вам, братушки! – Они были очень искренними в проявлении чувств, да это и понятно. Болгары, как говорила гид, помнят историю и знают, кого благодарить за избавление от турецкого ига. Николай, растроганный таким проявлением чувств, улыбаясь, спросил:

– А как вы узнали, что мы русские?

– Добре узнали. Только русские всегда ходят группами, – на очень понятном русском языке ответили болгары.

Бедный комсомольский лидер так и не понял, насмешка это была или констатация факта. Но настроения ему это не прибавило.

Самой главной «заманухой» в этой поездке было посещение варьете. Само это слово притягивало как магнит. От него за километр веяло заграницей. Так рассуждали девушки, собираясь на это значимое, прописанное в путёвке мероприятие, на котором должна присутствовать опять же вся группа во главе с комсомольским вождём. К радости девушек программа варьете была рассчитана на всю ночь до самого утра. Все пребывали в предвкушении настоящего праздника.

Столик, за которым располагались наши героини, находился в фокусе внимания всего ресторана, потому что стоял в центре зала, и свет рампы во время выступления артистов очень красиво подсвечивал сидящих за ним. Наташа просто упивалась этим блеском, а Светлана немного стеснялась такого внимания.

Как оказалось, подруги не остались незамеченными, и, как только объявили танцевальную паузу, к Наташе подошёл очень элегантный человек лет тридцати и пригласил на танец.

Затем приглашение повторилось, потом ещё раз, и дальше они танцевали только вместе.

– Свееееета, ты не поверишь! – Наташа даже растянула имя подруги, так была удивлена. – Он немец, из Гамбурга, представляешь? Владеет тремя языками, по-русски говорит чисто и очень красиво. Зовут Герберт. У меня голова кружится то ли от вина, то ли от танца с ним. Сама не знаю.

– Из Гамбурга? – переспросила Светлана, и на её лице появилось выражение сначала озабоченности, а потом страха.

– Ты что? С ума сошла? Гамбург – это же Западная Германия, это ФРГ, а не ГДР. Сейчас же прекращай с ним танцевать. Комсомолец наш узнает, не сносить тебе головы!

– Да что же это такое? Даже танцевать с человеком нельзя? – Наташа повысила голос, но потом выдохнула и продолжила: – Герберт обещал завтра принести камеру на пляж и сделать видео на память. Только, пожалуйста, Светик, не говори никому.

Наташа приложила указательный палец к губам.

– Наташ, лучше не надо. Неприятностей не оберёшься. Ну вот, что я говорила, смотри, кто… – Светлана не успела закончить фразу, как Наташа увидела лавирующего между столиками, как ледокол среди льдов, приближающегося к ним Николая.

На удивление вежливым голосом он сказал, что вся группа устала и уходит, так что нужно поторопиться.

– Уходить? Но почему? Говорили, что программа на всю ночь. – Девушки были искренне удивлены и возмущены.

Однако Николай очень спокойно, но твёрдо настаивал на том, что ни о какой ночи речи быть не может, группа устала и все хотят домой.

– Это он из-за тебя всех увёл. Узнал, что ты с западным немцем танцуешь, – прошептала Света очень тихо.

– Знаешь, Свет, я бы ещё поняла, если бы он ревновал, но на идейной почве так испортить людям праздник – это просто беспредел какой-то. Получается, вся группа из-за меня пострадала. – Наташа горестно покачала головой.

Утром она собиралась на пляж более тщательно, чем всегда, гадая, как будет смотреться в свете немецкой фотокамеры. Наташа решила обменяться адресами со своим немецким знакомым. Его галантность, предупредительность, великолепное знание русского языка поразили её до глубины души.

В последний раз посмотрев в зеркало и оценив себя на «отлично», Наташа повернула ручку двери. Но ничего не произошло. Дверь была заперта снаружи. Наташа вновь дёрнула ручку. Безрезультатно.

Девушка начала было барабанить в дверь с просьбой открыть её, но по тишине в коридоре поняла, что все её усилия тщетны. Видимо, все ушли на пляж. Подумав, что не сработал замок, Наташа лихорадочно принялась искать номер дежурного в памятке отеля. В этот момент в дверь кто-то тихо постучал, почти заскрёбся.

– Наташ, а Наташ, ты там как? – Голос Светы был тихим и виноватым.

– Ой, Светка, как хорошо, что ты пришла. Срочно вызови дежурного, пусть откроет дверь, у меня, видимо, замок сломался.

Она услышала, как Света шмыгнула носом.

– Свет, ну, давай быстрей. Я уже опаздываю. Герберт ждёт на пляже. Неудобно, я же обещала прийти!

Света шмыгнула ещё раз и виновато ответила:

– Ничего не сломалось. Тебя закрыли.

Это прозвучало очень странно. Наташе показалось, что она ослышалась.

– Ты что такое говоришь? Как это – закрыли? Кто? И зачем?

Она обрушила на Свету поток вопросов, и та под этим напором и, видимо, напуганная нервной интонацией подруги, начала быстро и торопливо объяснять:

– Это он закрыл. «Бог» комсомольский. Вчера весь вечер меня выспрашивал о тебе и о немце этом, я и проболталась, дура такая, что на пляже сегодня встречаетесь и на камеру тебя снимать будут. А он сказал, что в Германии твоё фото напечатают и к лицу смонтируют голое тело. Потом опубликуют в газетах, что вот так отдыхают советские девушки за границей.

– Света, это же бред какой-то! Так это Николай закрыл? – Наташа устало сползла по двери на пол и вдруг расхохоталась. Смех просто душил её, она не могла остановиться, нервы сдали, а перед глазами почему-то мелькала фотография с её лицом и чужим телом.

Через час в двери повернулся ключ, и комсомольский активист предстал перед ней с красным от солнца лицом и смущённым взглядом.

– Наташ, ну прости, пожалуйста. Я же хотел как лучше, – на удивление очень неуверенно начал мямлить он.

Возможно, опасался, что позволил себе то, что не прописано в комсомольских инструкциях, и это может обернуться против него.

Наташа отвернулась. Она боялась расхохотаться ему в лицо. Обида уже прошла, было только чувство какой-то брезгливости к человеку, который посягнул на её личную свободу, не имея на это никакого права, а только в силу своей мелкой должности.

Наташа повернулась, чтобы всё это высказать ему, и осеклась. Перед ней был абсолютно другой человек. Казалось, что занудного и претендующего на авторитетность Николая подменили. Он стоял с поникшей головой, заламывая пальцы и переминаясь с ноги на ногу. Возможно, терзаемая угрызениями совести Светлана пригрозила ему жалобой его начальству за самоуправство, а быть может, в нем проснулись остатки человеческого, которые не успела ещё выкорчевать из него комсомольская работа…

– Понимаешь, Наташа, эта поездка для меня очень много значит. Если всё пройдёт хорошо, я получу повышение. Мне уже двадцать восемь, а я всё ещё инструктор, другие в этом возрасте секретарями в комсомоле становятся. А этот немец твой… он бы всё испортил. Он же из Западной Германии, из капиталистической страны. Твоё знакомство и общение с ним, знаешь, как расценили бы? У меня могли быть жуткие неприятности. – Он перевёл дух. – Ты, конечно, можешь ходить с нами на пляж все последующие дни, но пообещай мне, что с ним общения не будет. Мы не знаем, чем он на самом деле занимается. Вдруг шпион?! А ты представляешь советское государство, которому все в мире завидуют и которое пытаются подставить?