Яков Шмидт
Метафизика достоинства
Светлой памяти бедного моего племянника Мишки, инвалида с детства, прошедшего ад на этом свете, но никогда не терявшего веры и вдохновения
Эволюция и прогресс
Некоторые книги были бы лучше поняты, если бы их не старались сделать более понятными.
Иммануил Кант
Есть старый еврейский анекдот о том, как в одном местечке всего один мужик умел читать и писать. Но у него был ужасно неразборчивый почерк. И когда его просили написать письмо, он мог ответить: «Не могу – нога болит». – «При чём тут твоя больная нога?» – «А при том: кто пойдёт прочесть то, что я написал?»
К чему я об этом? К тому, что две мои предыдущие книги – «Бог и Пол. Метафизика секса и смерти» и «ПолитиКант. Метафизика семьи, государства и частной собственности» – показались не совсем понятными некоторым моим глубокоуважаемым читателям. И я пишу третью книгу из этого цикла, как бы желая пояснить, о чём написаны две предыдущие. Прекрасно понимая, сколь безнадёжное это дело – пояснять уже высказанную философему.
Философия в моём представлении – это область культуры и форма самосознания, промежуточная между литературой, наукой и религией. И пояснять её почти так же бессмысленно, как пояснять стихи или музыку. Приняла душа читательская твой образ чувств и мыслей как откровение или не приняла – это в любом случае приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
И я не стал бы пытаться ещё раз высказаться яснее, если бы не считал амбициозно свою версию крайне необходимой в сегодняшней социально-психологической ситуации. Я ничем бы не отличал сегодняшнюю ситуацию от всегдашней, если бы не бурное развитие военной техники. Скоро огромная разрушительная возможность появится в руках у каждого индивида, и не только террорист, а любой человек в дурном настроении впавший в антимечты, запросто уничтожит жизнь на всей Земле.
Поэтому технический уровень требует адекватного морального уровня. Физик Брайан Кокс предполагает, что любой инопланетный разум, который мог бы долететь до Земли, уже сам себя ликвидировал. Он объясняет свою теорию тем, что любой цивилизации присуща стадия в развитии, когда технологический процесс прогрессирует быстрее, чем эволюционируют социальные и политические институты. Вследствие этого новейшие технологии становятся неподконтрольны политикам.
Не знаю, насколько это точный перевод с английского, но здесь у автора-атеиста неожиданно мистически звучит различие терминов: технология прогрессирует, то есть искусственно быстро создаётся людьми, а общественное устроение эволюционирует, то есть естественно медленно развивается не по нашей воле. И его развитие нельзя ускорить до исполнения времён.
Исайя 11:6:
Тогда волк будет жить вместе с ягнёнком,
и барс будет лежать вместе с козлёнком;
и телёнок, и молодой лев, и вол будут вместе,
и малое дитя будет водить их.
По моей версии, автор древней аллегории имел в виду не грядущую травоядность хищников, ибо велико ли чудо в ненападении на несъедобное. Он имел в виду «надхищность», так же как, говоря о райском безбрачии, имеют в виду не бесполость, ибо велико ли чудо в целомудрии евнуха, а «надполость». Что-то вроде вегетарианства. Не особо желательного, но назначенного Свыше.
От атеизма и религии я держусь на одинаково уважительном расстоянии.
И религиозное, и научное объяснение природы человека кажется мне неубедительным, но то и другое заслуживает не осмеяния, что проще простого, а самого уважительного внимания.
Именно это и делает мои книги не столько не совсем понятными, сколько совсем не удовлетворительными. Никому не угодил: ни патриотам, ни либералам, ни верующим, ни атеистам. Из-за желания быть не «между», а «над».
Легко быть верующим кликушей или атеистическим нулём. Религиозность – это черта характера. Нормальный человек не бывает ни набожным, ни безбожным, ни застенчивым, ни беззастенчивым.
Надо быть очень наивным человеком, чтобы верить, что Бога нет. И надо быть ещё более наивным, чтобы понимать это буквально. «Когда слушаю музыку, верую. Когда слушаю проповедь, не верую. В обоих случаях без тени сомнения». Об этом я уже писал («Бог и Пол», гл. VII).
Не впадая в манихейский бред, всё же нельзя не признать, что Бог и Дьявол на Земле равносильны. Как на Небе, не знаю. Был бы Бог сильнее – не было бы зла на Земле. Был бы Дьявол князем мира сего – жизнь давно бы прекратилась. И кажется, по причине, изложенной выше, он всё ближе к цели.
Повторение с комментарием
Если бы в человеке не было ничего вечного, то он не мог бы отчаиваться.
Сёрен Кьеркегор
Прежде, чем изъясняться дальше, я должен напомнить читателю философему, изложенную в двух первых книгах этого цикла. Разумеется, очень кратко.
Моя версия полагает, что человек бессознательно несёт в себе неосуществимые, но ощутимые и не особо желательные, но неустранимые образы телесного, семейного, общественного и вселенского устройства.
Надо уметь отличать метафизику от фантастики. Фантастика основана на свободе воли и ни к чему не привязана в своих построениях. Метафизика тоже говорит о нереальном, но замысленном не по нашей воле.
Для меня «образ и подобие» – это рациональная подсказка, как объяснить загадочно-иррациональную природу человека. Я утверждаю, что человек несёт в себе образ существа, недоступного знанию, тлению и размножению. Тому свидетели – наши обоняние, осязание и слух. Точнее, их тайная связь с самолюбием, с чувством стыда и гордости.
Цитирую «Бог и Пол», гл. I:
«Для человека есть множество запахов куда более невыносимых, чем запах кала, или потных ног, или гнилого зуба, но нету запахов более унизительных.
Это гордое обоняние говорит нам о прямой связи нашей физиологии с метафизикой, минуя физику общественных отношений: ибо прах ты и в прах возвратишься. В Книге и в генах записано.
Унизительный запах сопутствует возвращению внутрителесного соединения к простым составляющим, разложению в прах земной. Унизительный только для существа, несущего в себе образ вечности – нетленности. Омертвление плоти есть признак ничтожества, отвращение – признак величия».
Правильней было написать: унизительность – признак величия. Народные ругательства никогда не поминают дурные запахи отравляющих веществ, химических технологий или лука с чесноком изо рта: в их мерзости нет унижения. Культурные люди испытывают неловкость, даже когда нужно сдать в поликлинике банку с образцами для анализа. Женский и мужской туалеты разделены стенкой, и большие начальники стыдятся ходить в общий туалет. Японские фармацевты уже создали таблетки, ароматизирующие испражнения. Внутренняя косметика, как и внешняя, должна прикрыть смертную плоть.
Родоначальник гормональной теории омоложения Серж Воронофф (он же Самуил Абрамович Воронов до получения французского паспорта – возможно, прототип профессора Преображенского в «Собачьем сердце» М. А. Булгакова) говорил, что смерть возмущает человека как величайшая из несправедливостей, потому что он хранит интимные воспоминания о собственном бессмертии. Он говорил про возмущённое чувство справедливости, а я – про оскорблённое обоняние и смущённое осязание.
Об осязании у нас дальше, в той же главе:
«Другим авторитетом из мира запредельного в нашем теле является половое осязание, которое по характеру ощущения, совершенно независимо от нашего воспитания или общественного мнения, независимо от рассудка или предрассудка, независимо от закрытости или открытости перед зрителями, именно, по ощущению под кожей определяют как сладкий стыд… Все чувствуют возвышенную интимность и низменную порочность зачатия…
Чувства унижения и стыда связаны с двумя противоположными функциями организма: освобождением от мёртвой плоти и освобождением от семени жизни. Сакральный характер смерти и секса задан прямо в рецепторах, без всякой этики, логики и педагогики».
