Ввиду весьма неопределенного будущего вставала насущная задача: спасти наших соотечественников-беженцев. По приезде в Лондон я установил отношения с графом Павлом Игнатьевым, президентом русского Красного Креста. Прежде всего надо было организовать собственные мастерские, чтобы дать работу беженцам, и поставлять Белой армии белье и теплую одежду. Любезная англичанка, миссис Лок, предоставила нам помещение на Белгрейв-сквер. А еще я заручился поддержкой графини Карловой, вдовы герцога Георга Мекленбург-Стрелицкого. Эта почтенная женщина, энергичная и умная, любезная и уважаемая всей русской колонией, сразу же согласилась возглавить наше предприятие. Нам помогали также оба моих шурина, Федор и Никита, и многие из наших английских друзей.

Наша деятельность вскоре расширилась – дом на Белгрейв-сквер не замедлил стать центром, куда обращались все эмигранты. И не только те, кто искал работу, но и другие, с проблемами более сложными, чем поиски средств пропитания. Но если наша деятельность расширялась, то средства оставались ограниченными, и резервы таяли, как снег на солнце. Я совершил турне по большим промышленным центрам Англии. Повсюду я встречал не только сочувствие, но и эффективную поддержку, так что результат моих поездок превзошел самые оптимистические ожидания. Серия благотворительных вечеров, организованная при поддержке наших английских друзей, также заметно пополнила кассу. Самым большим нашим успехом стала поставленная в Сент-Джеймском театре пьеса Толстого «Живой труп» с Генри Эйнли в главной роли. Этот великий артист не ограничился тем, что сыграл в спектакле, он обратился к публике с трогательным призывом и пригласил своих соотечественников прийти на помощь русским беженцам, их старинным союзникам.

С утра мы отправлялись на Белгрейв-сквер (как мы говорили, «в Белгравию») и проводили там весь день. Пока моя жена руководила работой дам, мы с графиней Карловой, сидя за большим столом, принимали бесконечный поток беженцев, искавших устройства, помощи или совета. Однажды мы даже приняли делегацию английских добровольцев, которые, желая отправиться воевать в рядах Белой армии, просили облегчить их отъезд в Россию – британские власти отказывались это делать.

Однажды среди просителей оказался некий маленький человечек, смешная походка которого сразу привлекла мое внимание. Он был худ, тщедушен и робок, с чудными, неловкими движениями, как у марионетки. Он держал голову слегка набок и все время улыбался хитрой и немного заискивающей улыбкой. Во всем его облике было что-то комическое и в то же время жалкое, вызывающее в памяти персонажей Диккенса или Достоевского. Он опустился на колени перед графиней Карловой, чтобы поцеловать ее руку, и то же самое проделал передо мною. Присев на краешек стула, который я ему предложил, он рассказал нам свою странную и грустную историю.

Буль – так называл себя этот странный персонаж. В его жилах текла русская, датская и английская кровь. В молодости он женился на девушке, которую любил, но несчастный случай, произошедший после помолвки, сделал этот брак по любви фиктивным: «Если желаете, – скромно прибавил он, – я могу сообщить подробности». Графиня Карлова незаметно толкнула меня ногой, призывая остановить его излияния.

Но я не послушал ее: «Продолжайте, – кивнул я, – подробности меня живо интересуют». Едва наш посетитель, ободренный таким образом, приступил к подробностям, графиня Карлова встала и вышла. В конце концов, Буль поступил к нам на службу и надолго стал своим человеком, роль которого в наших делах никогда точно не определялась.

Мы часто являлись с визитом в Мальборо-хаус к вдовствующей императрице, все еще жившей у сестры, королевы Александры. Эти датские принцессы-сестры были такими разными. Каждая, казалось, носила в себе черты своей второй родины. Хотя королева была старше и уже в годах, она выглядела моложе своей сестры. Ее лицо без единой морщинки было как у тридцатилетней. Казалось, она обладала секретом красоты и именно ему была обязана своей вечной молодостью.

Рассеянность королевы была источником постоянного огорчения ее сестры, которая олицетворяла собой саму пунктуальность. Всякий раз, как они должны были выйти вместе, императрица, всегда спускавшаяся первой, ждала опаздывавшую сестру, расхаживая по коридору и нетерпеливо размахивая зонтиком. Когда королева наконец появлялась, тут же оказывалось, что она непременно что-нибудь забыла. Пускались искать забытую вещицу, что доводило раздражение императрицы до предела.

Эти мелкие шероховатости ничуть не уменьшали достоинств этих двух великих государынь. Ни в одном из царствующих домов, которые я знал лично, мне не встречалось такого величия, соединенного с милосердием и простотой.

Каждую субботу мы собирали друзей у нас в Найтсбридже. Гитары и цыганские песни напоминали нам Россию. Попугаиха Мари, жившая у нас в Лондоне, шныряла среди гостей, развлекая их своими необычными повадками. Особенно всех удивляла ее неизменная страсть к русским папиросам; она пожирала их дюжинами и бросала затем жадные взгляды на пустую коробку.

Наши друзья приводили с собой своих друзей, которых привлекала эта гостеприимная и немного богемная атмосфера. Случалось, что многие из наших гостей не были нам знакомы.

Однажды воскресным утром, на следующий день после подобной вечеринки, собираясь с Ириной в церковь, я открыл ящик стола, где хранил свое серебро, и увидел, что мешочек с бриллиантами, возвращенными нам ювелиром Шоме в Париже, исчез. Разговор со слугами ничего не дал. Я велел им поискать пропажу, пока нас не будет. Мешочек так и не нашли. Наша прислуга была вне подозрений, это заставляло признать, что вором был один из вчерашних гостей. Я отправился к начальнику Скотланд-Ярда, сэру Бэзилу Томпсону, и изложил ему дело. Он начал с того, что потребовал перечислить имена всех моих гостей. Это было для меня вдвойне невозможно: во-первых, потому что многие из них были мне неизвестны, во-вторых, потому, что эта процедура казалась мне вообще неприемлемой. Он пообещал тем не менее сделать все, чтобы найти виновного и вернуть бриллианты.

Недели шли, не принося ничего нового, и в конце концов результаты расследования ничего не дали. Что ж, я один был в ответе за это неприятное происшествие, так как по привычке и из принципа ничего не закрывал на ключ. Я действительно полагал, что это было бы несправедливо по отношению к нашим слугам.

Кража наших бриллиантов стала на некоторое время предметом пересудов, но вскоре дело было забыто, и никто больше не говорил о нем.

В Риме. – Турне по Италии с Федором. – Герцогиня д’Аоста. – Разочарованная римлянка. – Обед у маркизы Казати с Габриэле д’Аннунцио. – Возвращение в Лондон. – Как я разыграл короля Мануэля и принял его дядю за лакея. – Голубой бал. – Моя операция. – Дивон-ле-Бен. – Снова Италия. – Окончательное поражение Белой армии. – Мы выбираем Париж. – Я нашел вора, но не бриллианты

Во всех своих письмах моя мать настойчиво звала нас к ней в Рим. Наши мастерские в Белгравии работали уже достаточно исправно, и теперь мы могли позволить себе уехать. Мы отправились в Италию вместе с шурином Федором.

В Риме, как и в других местах, многие наши соотечественники оказались в тяжелейшем положении. Мать хотела создать центр помощи, аналогичный нашему лондонскому. Конечно, перед ней вставали те же проблемы, что и перед нами, и главным был вопрос финансов. Средств, которые мы могли собрать в Риме, было явно недостаточно. Нужно было создавать комитеты по сбору пожертвований в других городах Италии и затем пересылать деньги в Рим.

Вместе с Федором мы отправились в турне по городам Италии, где я надеялся встретить хороший прием. Он и оказался таковым почти повсюду, особенно в Катании, жители которой не забыли самоотверженную помощь русских моряков во время ужасного землетрясения 1908 года, разрушившего Мессину.