Григорий еще немного постоял, глядя на уставшее, но красивое лицо жены, на детей. В комнате стояла тишина. Он тихонько вышел во двор. Стоя на высоком резном крыльце, всматривался в небо. Звезд не было. Небо заволокли дождевые тучи. Где-то громыхал гром. Григорий любил спать на сеновале. Пахнет сеном, воздух чистый. Спится после тяжелого труда хорошо, но только не сегодня. После пережитых волнений сон не шел. Мысли роем вились в его голове. Что ждет его детей? Какая им уготована доля? На душе было тревожно. Грудь сдавливало от предчувствия надвигающейся беды.
Григорий тихо лежал на сеновале. Незаметно мысли унесли его в далекое детство.
Как живой встал перед глазами его отец, Гаврил. Он был очень сильным. Одним плечом переворачивал тяжело груженную подводу. Статный, коренастый. Широкие плечи и ровная как струна спина выделяли его среди других людей. Отец был среднего роста, а казался выше. Порядок любил во всем. Всегда его дом и двор выглядели ухоженными. Если ставни, то самые красивые, добротные, резные, покрашенные. Гаврил любил повторять: «Хочу, чтобы вы, мои дети жили богато, но мой забор был чуть выше вашего».
Гаврил был богатым человеком. Лошади и коровы были хорошей породы. Он искал на рынках животных отменной породы. Когда узнавал, что в каком-то селе завезена особая порода, мог уезжать далеко, чтобы купить теленка, или жеребенка. Владел богатыми плодородными землями. Разделил хозяйство на пятерых детей, и все дети жили в достатке. Его уважали в селе. Григорий удивился: «Как отец мог в таком порядке содержать большое хозяйство? У меня намного меньше. Я тружусь с утра то позднего вечера. Не всегда все спорится».
Сын любил отца. Тосковал о нем. Вот и сейчас. Он вздохнув, тихо проговорил. Отец, как же мне тебя не хватает!
Мать он почти не помнил, она умерла, когда Григорию было три года. Всегда улыбающаяся полячка из зажиточного рода, любила и уважала мужа. Все в ее руках спорилось. Она родила мужу трех дочерей. Ксению, Марию, Матрену и четвертого сына его, Григория. Мать занемогла, и вскорости умерла.
Отец через время привел в дом новую жену и мать своим еще малым детям. Ганна, так звали девушку, долго засиделась в девках. С радостью дала согласие выйти замуж за богатого вдовца. Дети ее не пугали.
С первых дней она не взлюбила чужих детей. Особенно Матрену. Григорий любил свою сестру за ее не девичий боевой характер. Отлупит старших ребят, если ее обидят. Трудилась наравне со взрослыми. Отец никогда не позволял себе вольностей, не выражался. Да и выпивал только по большим праздникам. А здесь девочка, выражается, как хулиганка. Конечно Матрене доставалось от отца. Но ее это не смущало, рассердившись на мачеху, выражалась. Да в кого ты такая уродилась? Сетовал отец. Все дети как дети, а эта хулиганка и драчуха. Тебя боятся даже старшие мальчишки. Не унимался отец. И тихонько ухмылялся. Такая маленькая, и такая работящая, трудится как взрослая! Отец любил детей. Но спуску не давал. Несмотря, что был богат, все дети с раннего детства начинали помогать по хозяйству. Никто праздно не болтался. Пока я жив, учитесь всему, никто не знает, как сложится ваша жизнь, говорил работая Гаврил. Как будто в воду глядел. Поэтому у каждого ребенка были свои обязанности, кто по дому, кто на подворье, работы хватало всем.
Когда Матрене исполнилось семь лет, ее послали пасти коров. Малышке на пастбище идти далеко, она быстро смекнула – зачем идти, когда можно ехать верхом на корове. Каждый день подводила корову Зорьку к колодцу, и уже с него вскарабкивалась на спину покорного животного. Ловко орудуя кнутом, понукая, гнала стадо на пастбище. Своей выходкой веселила соседей. Маленькую девочку слушался даже бык, не раз получал от нее кнута. Это огромное, свирепое животное покорилось ей, крошечной босоногой девчонке. Дома Мотря не спускала мачехе ничего, высказывала ей все в лицо. Мотря видела неприязнь мачехи и платила ей тем же. Ганна жаловалась мужу. Старалась отправить девочку подальше с глаз. Целыми днями трудилась девочка подросток, а мачеха на обед заворачивала ей кусочек старого сала, однажды Матрена увидала в старом сале червяка. Такую еду есть было невозможно. Она не решалась пожаловаться отцу, показать, чем ее кормит мачеха. Терпела, только бунтовала. А Гаврил действительно не подозревал, что творится в доме. Дети не жаловались, а Ганна настраивала мужа против детей.
А вот, когда родился у них с Гаврилой сын Яков, Ганна ощутила себя полноправной хозяйкой. Мотрю ела поедом. Когда отца не было дома, она кричала на детей, приказывая, как будто они ее слуги. При отце улыбалась своей ядовитой улыбкой, угождая Гавриле. Дети ее ненавидели, но отцу никто не жаловался. Не хотели расстраивать отца. А Ганна потихоньку нашептывала мужу, наговаривала, конечно больше на Мотрю.
Яков подрастал, но не торопился помогать отцу по хозяйству, его тянуло к знаниям.
Старшая сестра, Ксения с мачехой не спорила, она ненавидела ее, но не огрызалась, делала все что та велела. Поэтому ее оставили помогать по дому. Она одна из детей училась грамоте, Закону Божьему, и обучала других детей. Гаврил не был скупым, но зря на ветер деньги не выбрасывал. Учись Ксения хорошо. Будешь обучать грамоте младших сестер и братьев. Ксения все исполняла в точности.
Однажды дети сидели за столом, повторяя за сестрой. Как в тишине нарушаемой монотонными звуками раздался вопль. Мотря заорав вовсю глотку, подскочила, громко выругалась. За что получила от отца затрещину. Она никогда не плакала. Стиснув зубы от боли закричала, конечно твой любимый сын мне в зад иголку всадил. Ты его никогда не наказываешь. Всегда виновата Мотря! Почему он не ходит за скотиной, а всегда с тобой? Поговори у меня! Повысил голос отец. Яйца курицу учат! Терпение у отца лопнуло, да еще постоянные жалобы жены. Мотрю отправили ночью стеречь лошадей. Девочку, подростка, одну ночью, где пасли лошадей только ребята. Днем пасла коров, в ночь уходила стеречь лошадей. Это было на руку мачехе. В доме воцарилась на время тишина. Григорий, вспомнив этот эпизод, удивился. А ведь отец его действительно никогда не наказывал! Он вспомнил, как их сосед обзывал его рябым. У Григория была, как у его матери тонкая, белая кожа. Когда весной они целыми днями трудились в поле, лицо сгорало, появлялись веснушки, которые исчезали в наступлением холодов. А тот заприметил и стал дразнить Григория. Ну что рябой? Передай отцу рябой, и все в таком духе. Как-то раззадорившись, от безнаказанности увлекся, и Григорий не выдержал, обозвал мужика дураком. Тот примчался к Гавриле, Твой сын меня оскорбил, назвал меня дураком. Гаврил позвал сына. Это правда? Григорий опустил голову. Да папа, это правда. Как ты мог, оскорбить взрослого человека? Недоумевал отец, зная, что Гриша не хулиган, спокойный паренек, да и в драках не замечен. А тут! Он папа меня постоянно обзывает рябым, вот я и не сдержался. Мой сын правду говорит Никодим? Так было? Тот почесал затылок. Да бес попутал, сам не знаю, что это на меня нашло. Значит ты признаешь, что был не прав, и Гриша тебя обозвал по делу. Не трогай впредь моего сына, а то дело уже будешь иметь со мной. Тот задохнулся от унижения, ушел оскорбленный. Григория больше не трогал. Отец меня не наказал. Даже не ругал, а заступился. Я ведь тоже был не прав, оскорбил пожилого человека. Даже если тот виноват. Отец, никогда не обидел меня. С гордостью за отца, подумал сын.
Лежа на сеновале, Григорий вспомнил сестренку Марию. Как же она была похожа на мать. Утонченная, всегда опрятная, молчаливая, нежная улыбка на ее лице могла растопить самое суровое сердце. Ее огромные зеленые глаза излучали столько любви и тепла. Даже мачеха оттаивала, глядя на девочку-подростка. Днем Мария трудилась со всеми, а вечерами садилась за станок ткать полотно. Отец дочке из города привез ткацкий станок. Нитки пряли из льна. Красили в нужные цвета. Такое добротное, красивое полотно получалось только у Марии. Ее полотно покупали и свои сельские, и приезжали покупатели из города. Она еще совсем девочка, сама зарабатывала деньги. Гаврил дочкины деньги пустил в оборот, увеличить ее приданное.
