— Тебе не нравится быть уязвимым, не так ли?

Наконец-то, он поворачивает голову, и я мельком вижу промелькнувшее противоречие в его темных глазах.

— Я не могу позволить себе быть уязвимым в этой жизни, — он убирает свою руку из-под моей и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. — А ты делаешь меня уязвимым.

Боже мой. Неужели он только что признался мне в этом? Может быть, в конце концов, он не ненавидит меня.

— Это не так уж и плохо.

— Да, это так. Не говоря уже о том, что ты тайком выскользнула из постели посреди ночи и оставила лишь одну гребаную записку…

— Прости…

Ромео прижимает палец к моим губам и продолжает:

— Какой-то парень позвонил мне и сказал, что собирается причинить тебе боль, и я, даже не колеблясь, приехал сюда с пятью своими братьями, чтобы спасти тебя. Не думал ни о каких последствиях.

Я ерзаю, держа руки на своих коленях.

— Спасибо, — мой голос едва слышен из-за грохота в ушах. — Мне очень жаль.

— Из-за чего? Что улизнула посреди ночи? Втянула мой клуб в войну, которую мы не можем себе позволить?

— Всего этого. Я не думала, что…

— Да, ты не подумала. Ты решила перейти на темную сторону, заставила байкера-головореза сорвать твою вишенку и уехала.

Подождите. Он больше, чем просто зол.

— Я задела твои чувства?

Ромео свирепо смотрит на меня.

— Нет.

— Рид, ты можешь быть уязвимым со мной.

— Нет. Не могу, — он взглядом блуждает по моему лицу, и я не думаю, что ему нравится то, что он видит. — Я не доверяю тебе.

— Рид…

— Я спрашивал тебя о твоих планах. Ты должна была…

— Я думала, ты попытаешься меня остановить.

— Видимо, кому-то и следовало тебя остановить.

Намек на то, что я вляпалась в эту историю из-за своей наивности — хоть это и правда — посылает огонь по моим венам. Злой огонь, который заставляет меня говорить глупости.

— Знаешь что? Пошел ты! Здесь у меня все было в порядке. И если бы я не встретила тебя, этого бы вообще никогда не случилось.

Упс. Как только слова слетают с моих губ, я хочу вернуть их обратно, но уже слишком поздно.

Он встает, стиснув зубы и сжав кулаки.

— Хочешь повесить вину за это на меня? — каждое слово, которое он выплевывает, сочится неверием.

Глупая гордость не позволяет мне держать рот на замке. Я встаю и смотрю ему в лицо, ярость заставляет меня говорить вещи, которые мне не нравятся, даже когда они срываются с моего языка.

— Да. Он увидел, что на мне твоя футболка, и именно поэтому ему пришла в голову мысль позвонить тебе за выкупом.

— Ты хоть представляешь, что бы сделал с тобой такой парень как он, если бы я сказал «нет?» Если бы я не рисковал своей задницей, клубом и сумкой денег, чтобы спасти тебя?

— Я бы сказала ему позвонить моим родителям, — мой голос звучит неуверенно и неубедительно.

Он понимающе кивает и ухмыляется. Но это лишено всякого юмора.

— Ты неблагодарная маленькая сучка, Афина, ты это знаешь?

— Пошел ты. Не называй меня сукой.

Он приближается ко мне, его тело вибрирует от напряжения, что заставляет меня сделать шаг назад.

— Ты ведешь себя, как ребенок. Ты украла мою гребаную рубашку, и почему-то это моя вина, что ты попала в беду?

Это не имеет никакого смысла, но я слишком устала и зла, чтобы понимать свои слова.

— Да.

Ромео качает головой и идет к двери.

— Невероятно, — он поворачивается и бросает на меня последний взгляд. — Тащи свою задницу вниз в ближайшие пять минут, или я уйду без тебя.

Внезапно я задаюсь вопросом, такая ли это хорошая идея для меня пойти с ним.

Через пять минут я оказываюсь внизу. Ромео не шутил. Он и ребята, которые приехали с ним, уже на байках, готовые ехать. Стыд захлестывает меня, когда я задаюсь вопросом, сколько из нашей ссоры они подслушали.

В толпе парней я узнаю Данте, но слишком смущена, чтобы сказать ему что-нибудь. Я благодарна ему за то, что он тоже посчитал меня достойной спасения. Все эти парни приехали сюда, чтобы спасти меня из-за своей преданности Ромео, и все, что я сделала — это наговорила ему столько гадостей.

— Рид, мне очень жаль. Я не должна бы…

— Садись, — он сует мне в руки шлем и ждет, пока я сама его надену.

— Подожди. А как же моя машина?

— Проспект пригонит ее обратно.

Я снова смотрю на его мотоцикл. Такая долгая поездка.

— Ромео…

— Афина, мое терпение вот-вот лопнет. Мне нужно вытащить тебя отсюда, пока не появились ублюдки, которые ищут Снейка. Чем меньше его клуб знает о тебе, тем в большей безопасности ты будешь.

Я неохотно забираюсь на байк, и мы отъезжаем.

Спустя пару часов я больше не могу. Мне жарко. Я вся потная, умираю от голода и жажды. У меня все болит еще от того, что я полночи была привязана к кровати.

— Ромео. Пожалуйста, мы можем остановиться? — кричу я ему через плечо.

Он съезжает на обочину, и его братья, которые едут с нами, следуют за ним.

— Что? — рявкает он, как только глушит мотоцикл. Я перекидываю ногу и спрыгиваю так быстро, что чуть не падаю на задницу.

— Я не могу. Я больше не могу ехать на мотоцикле. У меня все болит, — показываю ему свои ободранные запястья, надеясь, что он сжалится надо мной.

Он смотрит на меня несколько секунд, прежде чем, кажется, принимает решение.

— Да. Хорошо.

Он подходит к своим парням, и они разговаривают, пока я стою, утопая в страдании. Я резко вскидываю голову, когда байки с ревом оживают. Ромео возвращается один, и он, определенно, не в настроении говорить, поэтому я молчу, пока он изучает свой телефон.

Наконец, он поднимает глаза.

— Тебе нужно в туалет или в ванную?

— Наверное.

Его раздражение по отношению ко мне ясно видно по тому, как он машет рукой на здание позади меня. Я врываюсь внутрь, делаю свое дело и спешу обратно, пока у него не случился приступ.

Я стону, когда снова забираюсь на мотоцикл, но, по крайней мере, на этот раз мы едем недолго. Он заезжает на парковку довольно приличного мотеля и паркуется у входа. Я спрыгиваю, прежде чем он успевает сказать это, и следую за ним внутрь.

— Две кровати, — поправляет он портье, когда тот пытается всунуть нам одну двуспальную.

Здорово.

Ромео хватает два меню на вынос и уходит, даже не взглянув на меня. Это молчаливое обращение начинает раздражать.

Мы останавливаемся у его байка, и он, не говоря ни слова, отдает мне мою сумку, хватает свои вещи и входит в комнату рядом с офисом.

Он останавливается в дверях и указывает на кровать, что стоит поодаль.

— Я займу кровать у двери. Ты бери эту.

— Ладно.

Я ставлю сумку и роюсь в ней в поисках зубной щетки и чего-нибудь, в чем можно было бы поспать.

— Иди умываться. Я закажу пиццу, если ты не против.

Его слова, кажется, совсем не подлежат обсуждению. Не отвечая, я направляюсь в ванную.

Как только я оказываюсь под горячим душем, все события последних нескольких дней обрушиваются на меня с силой кирпичной стены. Отказываясь плакать перед Ромео, я весь день сдерживалась. Горячая вода обжигает мои ободранные запястья, но это не причина, по которой я соскальзываю на пол и, наконец-то, даю волю слезам.

Ромео

Афина выходит из ванной в футболке, которую я узнаю, и полагаю, это та самая моя футболка, из-за которой, по ее словам, и началась вся эта ситуация.

Господи, ее волосы заплетены в две косы, и от этого видения моя голова наполняется воспоминаниями о нашем времени, проведенном вместе. Наше веселье, разговоры, секс.

Только в этой ситуации нет ничего забавного. И сегодня мы точно не будем трахаться. Неважно, какая она чертовски милая с этими косами.

Единственный выбор, который у меня есть — это сохранять хладнокровие по отношению к ней. Я уже получил ценный урок раньше. Хотя все это время я беспокоился о том, что слишком стар для нее, оказалось, что она слишком молода для меня.