А затем Ромео останавливается. Он садится, увлекая меня за собой.

— Давай оставим это для камеры. У меня где-то здесь есть одна.

Мне требуется секунда, чтобы его слова обрели смысл в моей пропитанной похотью голове.

— Эй, подожди. Мы сделаем это прямо сейчас?

— Да, черт побери.

— Можно мне сначала сходить в туалет?

— Давай. Я сейчас все устрою.

Нервная и возбужденная, я поднимаю свою сумку с пола по пути в ванную и запираюсь внутри.

Неужели я, действительно, собираюсь это сделать?

Фантазия о том, чтобы сыграть порно звезду, совершенно отличается от того, чтобы сделать это на самом деле. Но я не хочу отговаривать себя от этого. Вместо этого, открываю свою сумку, которая заполнена кучей сексуальных вещей, которые я еще даже не надевала, так как Ромео очень требовал, чтобы я была голой, когда мы находимся в его комнате.

То, что вчера казалось таким сексуальным в центре магазина «Victoria's Secret», теперь кажется банальным по сравнению с тем, что я видела у большинства девушек, разгуливающих по этому клубу. Но это лучшее, что у меня есть, и я все еще думаю, что эта вещица красивая.

Я натягиваю через голову розово-черную ночнушку и завязываю на шее длинные атласные ленты. Передняя часть разделена на две развевающиеся части, и я разглаживаю их на бедрах, прежде чем надеваю крошечные трусики и завязываю ленточки по бокам.

Я что, спятила? Нет ничего более горячего, чем быть под наблюдением, занимаясь чем-то интимным. Во время самого секса. Запечатление этих мимолетных моментов и последующий просмотр их вместе позже, должно быть неимоверно возбуждающим делом.

Прежде чем могу струсить, я распахиваю дверь. И у меня отвисает челюсть.

Ромео сидит на кровати и вертит в руках маленькую камеру. Пока я переодевалась, он приглушил свет, разгладил простыни и зажег свечу. Как такой брутальный, сильный мужчина вообще может держать у себя свечи?

Он поднимает глаза и замирает. На секунду мне кажется, что Ромео даже не дышит. Он смотрит на меня своим темно-синими глазами с такой силой, что я теряю дар речи.

— Ты готова? — наконец, спрашивает он. Как будто плавящего трусики декора комнаты недостаточно, его низкий, сексуальный голос нагревает всю мою обнаженную кожу еще больше.

Я едва дышу, когда киваю и принимаю, как я надеюсь, сексуальную позу в дверном проеме. Он поднимает камеру, маленький красный огонек постоянно мигает.

— Скажи мне, что мы собираемся делать, Пирожочек.

Я поднимаю руку, играя с лентой между грудей. Это нервный жест, но, должно быть, Ромео считает его сексуальным, так как делает глубокий вдох.

— Черт возьми, ты чертовски сексуальна, — он вздергивает подбородок. — Ну-ка, скажи мне.

— Ты собираешься нас снимать.

— А что мы будем делать? Будь более конкретна.

— Мы будем трахаться.

— Да? А что еще?

Я даже не знаю, что сказать.

— Ты будешь объезжать мой член перед камерой?

— Ох, да.

— Ты кончишь перед камерой?

— Да.

— Иди-ка сюда.

Я провожу руками по материалу ночнушки, и его реакция едва ли похожа на человеческую. С хриплым рычанием он ставит камеру на комод — на нужную высоту, чтобы запечатлеть все, что происходит на его кровати — и набрасывается на меня. Руками Ромео сжимает мою задницу, притягивая меня к себе, в то время как своим ртом накрывает мой. Вся власть и желание. Для меня.

Я тяжело дышу, когда мы отстраняемся, и мне нужно задать последний вопрос.

— Обещай мне, что никому не будешь показывать это видео.

Он смотрит на меня сверху вниз и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.

— Без проблем, Пирожочек. Никто больше не увидит мою девушку голой.

Вот оно опять. Моя девушка.

Я ненавижу то, как сильно мне это нравится.

Ромео

Если бы у меня было хоть что-то похожее на совесть, я бы так не поступил. Но когда горячая девушка, которую ты трахаешь, говорит, что она хотела бы заняться сексом перед камерой, ты просто берешь и достаешь чертову камеру.

Не то, чтобы я хотел использовать это видео, загрузив на какой-нибудь сайт, чтобы быстро заработать деньги. Я не шутил насчет того, что никто не увидит наше видео. Она моя. А я никому не позволю увидеть то, что принадлежит мне.

Она — сумасшедшее противоречие невинной и распутной девушки, стоящей передо мной в прозрачной, розово-черной кружевной ночнушке. Я снова беру камеру и направляю ее на нее, а сам отступаю назад и падаю на кровать.

— Покажи мне.

Все, что она чувствует, отражается в ее глазах и на лице. То, как Афина колеблется от сексуальной уверенности к нервной невинности. Она хочет этого, но ей страшно. Больному ублюдку внутри меня, который питается ее страхом, нравится это.

Уверенность, кажется, побеждает, и она делает вид, что приподнимает свои груди, играя с тонким материалом и щелкая завязками на бедрах. Ее прелестные розовые соски видны сквозь едва заметную ткань. Я не могу дождаться, чтобы сорвать с нее все кружево.

Афина улыбается, словно посвящает меня в какую-то тайну, и развязывает бант между грудей, ее глаза сверкают. Она дразнит. Я люблю это и одновременно ненавижу.

— Теперь ты мне покажи, — говорит она едва слышным шепотом.

Хотя попытка быть властной делает ее очень милой, я еще не готов к тому, что это закончится.

— Ты еще не заслужила этого, Пирожочек. Сними свой топ аккуратно и медленно.

Она заводит руки за шею и развязывает ленты, позволяя материалу упасть на пол.

Я награждаю ее ободряющим взглядом.

— Очень красивая, — я направлю камеру на ее сиськи. — Потрогай себя.

Она, кажется, точно знает, чего я хочу, потому что обхватывает свою грудь и дразнит свои соски для меня. Ее смех низкий и грязный, когда она скользит рукой вниз по животу, под трусики спереди.

— Я не говорил, что ты можешь трогать свою киску.

— Но ты же и не сказал, что не могу, — дерзко отвечает она. Этот ее гребаный рот чертовски горяч.

— Тащи сюда свою сексуальную задницу.

Она поворачивается, позволяя мне заснять ее задницу, прежде чем делает медленные, осторожные шаги в мою сторону. Я так чертовски тверд, что мой член торчит из трусов, приветственно выглядывая из-за резинки.

— На колени, — командую я, когда она подходит ко мне. Афина наклоняется, толкая свои сиськи мне в лицо, кладет руки на мои ноги, чтобы опуститься на пол с грацией кошки.

Она поднимает свои бесстрашные голубые глаза и медленно проводит языком по нижней губе, глядя прямо в камеру.

— Ты просто великолепна.

Очень жаль, что у меня нет стыда. Грязные, развратные вещи, которые я хочу сделать с этой девушкой, неправильны — но это ее игра, и я ни за что не стану пасовать.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Ромео — говорит она своим сексуальным голоском.

Я сдерживаю смешок. В кого я превращаюсь, черт возьми, рядом с этой девушкой? Наверняка в кого-то, кто не имеет яиц, чтобы руководить мотоклубом. В кого-то, кто смеется.

— Освободи мой член.

Она принимается за работу, пока я направляю камеру на ее руки, когда она пальцами ныряет в мои трусы. Блядь. Я приподнимаюсь, чтобы она могла снять их с моих ног и отбросить прочь.

— Обхвати меня своей рукой.

Теплыми пальцами Афина гладит мой член вверх и вниз, и наклоняет голову вперед.

— Ты хочешь, чтобы мой рот был на тебе? — спрашивает она.

Она не ждет ответа. Нет, Афина крутит языком вокруг головки моего члена, взрывая мой мозг. Я кладу одну руку ей на спину, а другой держу камеру над ней. Мое прикосновение легкое, хоть я боюсь, что сорвусь и сделаю ей больно. Заставлю ее опустить голову, пока ее нос не коснется моего паха.

Закончив дразнить, Афина опускает голову и заглатывает мой член одним глубоким глотком. Блядь. Ее губы вокруг меня, вид впалых щек, пока она сосет меня — я снимаю все это на камеру, прежде чем влажный обжигающий жар ударяет мне в голову, и мне приходится опустить устройство.