Глаза уже привыкли к темноте, потому уходит всего ничего времени на то, чтобы обнаружить Малфоя. Он сидит на полу возле ближайшего к стене кресла, одной рукой держится за его спинку, а вторую свободно опустил на пол. Голова опущена, светлые волосы скрывают часть лица, отчего невозможно понять, какие эмоции на нем написаны.

Гермиона не раздумывает, кидается вперед, приземляясь на колени рядом с ним.

— Малфой? — сначала нерешительно опускает руку на плечо парня, а потом, когда реакции не следует, более жестко дергает на себя. — Что случилось? Ты ранен? — нужно сохранять трезвость ума, но голос предательски дрожит, выдавая волнение.

Девушка начинает думать, что Драко теряет сознание, но наконец бледное лицо обращается в сторону Гермионы. Глаза мутные, будто их владелец находится под Империо. И тут до неё доходит:

— Ты пьян?! — возмущение в голосе не заметит только идиот. Но, похоже, даже в подобном состоянии Драко им не является: выдавливает свою привычную я-тут-самый-лучший улыбку и каким-то чудом умудряется связно отвечать:

— Как ты догадалась?

Действительно, как же?!

Удивительно, что до неё не дошло раньше! Запах огневиски буквально пропитал одежду и волосы Малфоя, Гермиона практически уверена, что через несколько минут вся гостиная впитает этот аромат.

— Мерлин, какой же ты идиот… — гриффиндорка отдернула руку, но не из брезгливости, скорее разозлившись.

Она ждала его.

Она ждала его.

Весь вечер сидела в этой самой комнате, сходя с ума от непонимания, считая, что сходит с ума. Думала, что он придет, скажет хоть что-нибудь и все встанет на свои места. И что в это время делал Малфой? Пытался утопиться в алкоголе!

Чтобы она еще хоть раз…

Гермиона поднимается на ноги, стараясь больше не смотреть на слизеринца, но и шагу в сторону сделать не успевает — его привычно холодная ладонь смыкается на её запястье. Несильно, можно слабо дернуть рукой и освободиться от хватки, но девушка игнорирует эту возможность.

— Бросишь меня здесь? На холодном полу? — в голосе слышна знакомая усмешка, но алкоголь в крови все же слегка меняет интонацию парня.

— А почему бы мне не поступить так?

Да, действительно, почему нет?

— А если я попрошу не делать этого?

Сердце уходит в пятки.

Он пьян, напоминает себе.

И мозг слышит, да. А вот сердце — нет.

Гермиона сглатывает, сосредотачиваясь на электрических разрядах тока, будто исходящих от его ладони. Кожа горит в том месте, где её касаются пальцы Драко.

Это плохо. Очень плохо.

Что сделала бы в этой ситуации Гермиона из прошлого? Выдернула руку, должно быть. Оттолкнула Малфоя, окинула презрительным взглядом и, возможно, воспользовалась бы ситуацией и оскорбила.

Грейнджер опускается на корточки, второй рукой цепляя парня за предплечье.

— Поднимайся, — тянет на себя, но слизеринцу удается встать скорее благодаря собственным усилиям, потому что для гриффиндорки он оказывается слишком тяжелым грузом.

Какая ирония, не так ли?

Помогает парню добраться до дивана. Малфой падает на него, с наслаждением откинув голову спинку. Девушка усаживается рядом, повернувшись лицом в сторону этого несчастного алкоголика.

Гермионе кажется, что видит мимолетное облегчение на его лице, и на секунду задумывается, является ли её решение остаться причиной этого. Но он быстро стирает практически все эмоции с лица и закрывает глаза.

Все-таки посещение Хогсмида в воскресенье — плохая идея. Как прикажете идти на занятия утром?

— Грейнджер, ты… — девушка искренне удивляется, когда Драко приходит в движение: садится полубоком к ней, оттолкнувшись от дивана.

— Нет, — быстро прерывает его, догадываясь, что может последовать дальше.

Гермиона не станет слушать Малфоя в таком состоянии. Он определенно наговорит лишнего: либо выльет кучу яда, чтобы стереть те чувства, что, уверена, настигли не только её, но и его тоже; либо разоткровенничается (что маловероятно) и запутает Грейнджер еще сильнее. Не так обычно ведут себя пьяные люди?

Ждала разговора весь вечер, а сейчас убегает от него.

Как не по-гриффиндорски.

Ей стоит оставить его одного сейчас, поскорее ретироваться в свою комнату, чтобы никто из них не натворил дел. Но Гермиона остается на месте, поскольку Драко вновь приходит в движение: закидывает одну ногу на диван, согнув в колене, и придвигается ближе к той части дивана, на которой расположилась девушка. Она задерживает дыхание, но не шевелится.

— Малфой? — он игнорирует оклик. Глаз не поднимает, однако вновь делает рывок вперед, сразу же поморщившись — голова кружится, приходит к выводу Гермиона. Это еще цветочки, ягодки будут утром.

— Ты стерва, Грейнджер, — заключает, и вдруг гриффиндорка замечает, как стремительно его голова опускается. Но даже при огромном желании не успела бы ничего сделать.

Драко опускает голову на её плечо.

И Гермиона замирает. Не просто замирает — перестает дышать.

Это не бабочки, а тысяча ядерных боеголовок взрываются в животе. И слизеринец больше не кажется холодным.

Грейнджер предполагает, что наутро он может не вспомнить ничего из происходящего, потому позволяет себе слегка коснуться его лба — действительно горячий. На мгновение задумывается, нет ли у Малфоя температуры, но он слабо дергает головой, будто подставляясь под прикосновение девушки.

Мысли уходят из головы.

— То, что было в Хогсмиде… — бормочет сонным голосом, а у Гермионы сердце пускается в пляс. Она еще никогда не слышала его сонного голоса. — Это все была случайность, поняла?

Да.

Конечно, да, просто случайность.

По сравнению с ним её рука кажется просто ледяной. Наверное, поэтому Драко не пытается отстранить её.

Против воли заставляет себя сделать глубокий вдох — в легкие вместе с запахом Малфоя будто заливают лаву.

Он так близко.

— Ты поняла? — не размыкает губ, когда произносит. Неужели засыпает? Прямо так?!

Гермиона кивает.

Да, конечно, она поняла.

Но ей плевать.

Лишь убирает затекшую руку от его лба.

— Ответь, — поразительно, как в подобном состоянии у него получается прорычать это слово.

Приказывает? Малфой остается Малфоем.

Девушка открывает рот, чтобы выдавить из себя какие-то слова, но Драко снова ерзает и едва-едва касается носом её шеи.

Гермиона замирает, так и захлопнув рот. Слизеринец на мгновение напрягается, и Грейнджер ожидает, что сейчас он оттолкнет её, наорет, скажет убраться отсюда. А потом до её слуха доносится его жадный вдох. Малфой втягивает носом воздух, наверняка ощущая аромат яблочного геля для душа.

Тело покрывается мурашками. Он точно чувствует это, когда во второй раз легко трется носом о тот же участок шеи. Так невесомо, что чуть ли не кажется фантазией.

Безумие.

Кто-нибудь должен остановить их. Прямо сейчас.

Иначе все закончится смертью Гермионы от сердечного приступа. Почему её сердце не успокаивается? Малфой испытывает те же чувства?

— Ты…

— Просто замолчи, ясно? — его голос вовсе не звучит дружелюбно, но она не ощущает ожидаемого раздражения.

Мерлин. Это ведь Драко, мать его, Малфой.

Какого черта она творит? Почему позволяет этому придурку лежать на своем плече, тереться носом о шею, так вдыхать её аромат?

Оттолкни его.

Как?

Как все-таки прекрасно не видеть его лица в данный момент. Если глаза Драко выглядят так же, как в Хогсмиде, Гермиона, наверное, окончательно потеряла бы голову. Сошла с ума. Рехнулась.

Если он запомнит это, лучше гриффиндорке сброситься с Астрономической башни.

Но хочет ли она, чтобы он забыл?

С каждой минутой все становится только запутаннее. Они не решают ситуацию, а ухудшают её. Не нормально задерживать дыхание при появлении Малфоя, не нормально желать вырвать собственное сердце, чтобы оно не билось с такой силой из-за его присутствия. Не нормально… Хотеть сидеть рядом.

Но что может поделать, если это так? От правды не скроешься — той Гермионы из прошлого уже нет. Она и так сломлена, так почему бы не разрушить себя окончательно?