Когда Грейнджер вновь сворачивает, в поле зрения попадает вторая развилка. Ей просто нужно добраться до конца коридора…

На губах появляется слабая улыбка, девушка чувствует резкий подъем.

И тут сзади раздается звонкий щелчок.

В сердце ухает ударная доза адреналина, кровь быстрее струится по венам.

Гермиона оборачивается всего на мгновение, но его хватает, чтобы заметить оставшуюся дырку в полу. Человека же, бросившего заклинание, она не видит.

В боку колет от длительного бега, а страх сковывает тело, когда в голове раз за разом проносится мысль, что гриффиндорка была в метре от места Х.

Ей приходится спрятать палочку обратно в карман, когда такая необходимая статуя попадается на глаза. Гермиона не вглядывается в изображенного человека: перед глазами пляшут звезды. Она отвыкла столько бегать. Отвыкла находиться на грани жизни и смерти.

Яркий луч разрезает воздух прямо над головой.

Гермиона пригибается, едва не упав на колени, и неожиданный вскрик срывается с губ. В голову тут же бьет осознание — голос её. Действие оборотного истекло.

Кто бы за ней не гнался, он точно знает, что в коридоре не Пэнси Паркинсон, а Гермиона Грейнджер. И, очевидно, нападать начал как раз после того, как убедился в этом.

На голову сыпется крошка цветной кладки. В стене, куда попало заклинание, остается след. Оно не настолько мощное, чтобы кто-то из зала услышал шум с такого расстояния.

Гермиона подрывается с места и несется к статуе с такой скоростью, что от боли в боку перехватывает дыхание.

Её сумка оказывается замеченной сразу — окно в конце коридора освещает небольшой участок вокруг высеченной из белого мрамора женщины. Позади снова слышится стук чьей-то обуви, но в коридорах слишком много поворотов, и Гермиона больше не пытается оборачиваться, чтобы разглядеть человека.

Сейчас, когда ей в спину летят заклятия, прожигающие дыры в стенах и полу, она лишь надеется успеть добраться до своих вещей.

Чувство облегчения подкатывает к горлу, когда пальцы смыкаются на ткани сумки.

Грейнджер больше не надеется достать палочку и попытаться остановить преследователя. Сейчас она в тупике, а значит в заранее проигрышной позиции. Пока будет копаться в поисках древка, в голову прилетит авада. В лучшем случае. В худшем же… Девушка старается не смотреть в оставленные неизвестным заклинанием следы.

В тот момент, когда взгляд падает на скрываемую тьмой часть коридора, а сумка оказывается зажата в руке, за секунду до того, как её затянет поток аппарации, Гермиона видит вспышку света.

Живот скручивает из-за перемещения.

И в самом водовороте, уносящем гриффиндорку прочь из поместья, Грейнджер чувствует адскую боль во всем теле.

***

Её кожа бледная.

Гермиона уверена в этом, хотя зеркала рядом нет.

Бледная и холодная. Тело бьет озноб.

Мантия не согревает, но что-то подсказывает, что дело вовсе не в прохладе ночного воздуха.

Дорога до Хогвартса занимает больше времени, чем ожидалось. В какой-то момент Гермионе кажется, что она не доберется до школы. Но перед глазами стоит упрямый образ Малфоя, отказывающийся пропадать, как бы девушка не старалась прогнать его. Он то усмехается, то оскорбляет, когда её шаги замедляются.

Чаще всего оскорбляет. Потому что Гермиона не может заставить себя идти быстрее.

Задняя часть её старых кроссовок загнута — идти на каблуках девушка бы не выдержала, а шлепать босиком до школы затея идиотская. И тем не менее нормально обуться Гермиона тоже не смогла.

Ногу простреливает адская боль с каждым шагом.

Плотная черная ткань платья пропиталась кровью.

Когда факелы перед главных входом в Хогвартс освещают дорогу и саму Гермиону, кажется, она даже замечает несколько алых капель на белых кроссовках.

Ей холодно. Ей страшно.

Гермиона старается дышать размеренно, но страх заставляет хватать воздух быстрее, чем того требует организм. От этого гриффиндорка с периодичностью заходится в приступах кашля, пока не берет себя в руки и не делает плавные вдохи. Потом все повторяется снова.

Приходится зажать рот ладонью, чтобы не создавать шум, когда Гермиона все же пересекает порог школы.

Её ладонь покрыта кровью. Грейнджер не знает, поранила руку или же это кровь из раны на ноге, но это и не важно. Продолжает сжимать уже свою палочку, словно ожидает внезапного нападения.

Она хромает. После каждых десяти шагов требуется передышка, но гриффиндорка перестала давать себе возможность отдохнуть после первых трех остановок — они занимают много времени, а лишней минутки у неё нет.

Гермиона чувствует, как с каждой минутой тяжелее хвататься за более-менее четкие мысли. Они словно ускользают, оставляя после себя пустоту.

Сложнее всего дались ступеньки. Грейнджер четырежды замирала на грани падения, вовремя хватаясь за стену чистой от крови рукой.

Впервые в жизни она надеялась, что кто-то не послушал её — присутствие Пэнси возле Башни старост будет очень кстати. Гермиона не уверена, что сможет послать патронус. Но ей нужен кто-то, кто сможет трезво мыслить и кому не придется слишком много объяснять. Друзья отпали сразу.

Несмотря на кашу в голове, девушка понимала, что необходимо сделать.

И только мысль о том, чтобы добраться до Паркинсон держала на ногах.

— Твою мать…

Её подхватывают чьи-то руки.

Гермиона делает глубокий вдох. На мгновение картинка приобретает четкие очертания. Всего на мгновение, но она успевает разглядеть застивший ужас на лице Пэнси.

Гриффиндорка и не заметила, как добралась до пятого этажа. Путь по лестницам и коридорам выбил из неё остатки сил. В груди нестерпимо жгло. Ногу словно отрезáли без наркоза.

Гермиона резко дергается в сторону потайного хода, отчего Пэнси, придерживающаяся её, едва не падает.

— Грейнджер, что с тобой?

Наверное, на мантии следов крови нет, иначе рану на ноге слизеринка заметила бы сразу. Отлично, Гермиона не намерена пугать её раньше времени.

Пересохшие губы еле слышно бормочут пароль. Благо, волшебству этого достаточно — стена идет рябью и Пэнси без лишних слов закидывает одну руку Гермионы себе на шею, помогая зайти внутрь.

— Наверх, — выдавливает она, когда девушки оказываются в гостиной.

— Ты не дойдешь! Скажи, что произошло, чтобы я могла что-то сделать!

Нет. Не здесь.

Малфой может вернуться в любой момент. Если он увидит…

— Наверх, — сквозь зубы цедит Гермиона, то ли от боли, то ли от раздражения. У неё нет сил спорить!

Те жалкие пятнадцать ступеней, ведущие в её комнату, оказываются еще большей пыткой, нежели пять этажей до этого — Грейнджер стоит огромных усилий не застонать от боли. Очертания двери с изображением льва она уже не видит, концентрируясь лишь на том, чтобы не рухнуть на ведущую её Пэнси.

Гермиона не знает, молиться или проклинать всех богов, когда Паркинсон усаживает её на кровать — от резкой смены положения весь левый бок словно обливают кипятком.

Грейнджер распахивает мантию, с помощью Пэнси стягивает рукава, но остается сидеть на ткани.

— Твою мать… — кажется, она говорит это уже во второй раз? Гермиона не уверена.

— Какое-то… заклятие. Не знаю какое. Но, кажется, просто рана, без…

— Просто рана?! — в голосе Паркинсон отчетливо звучит шок и злость. К счастью для Гермионы, никакого страха. — Вся твоя нога в крови.

Это из-за пройденного расстояния.

Грейнджер бегло осмотрела рану после аппарации, и, несмотря на её приличные размеры, следов темной магии не было.

Значит, они справятся сами.

— Тебе придется зашить её, — без лишних предисловий сообщает Гермиона.

— Ты спятила?!

Наверное.

Нет, совершенно точно.

— Нельзя в больничное крыло. Ты же понимаешь, что это вызовет вопросы? — каждое слово давалось с трудом, но в этот раз Грейнджер отнеслась к Паркинсон с большим пониманием.

Если бы ей сообщили, что придется зашивать чью-то рану, Гермиона, скорее всего, добила бы этого человека за идиотские шутки.