— Малфои, Нотт, Эйвери, Роули, Макнейр… — шепчет Гермиона, пытаясь заучить и одновременно убедиться, что действительно знает каждого из Пожирателей. — Трэверс, Яксли, Джагсон, Кэрроу, — на фамилии бывших преподавателей замирает, но тут же обеспокоенно принимается копаться в сумке, наконец оторвавшись от созерцания скамьи, и выуживает спрятанный между учебниками пергамент.

Девять.

Неужели кого-то забыла?

Читает фамилии вновь, мысленно подсчитывая. И убеждается — нет, не забыла. Их и правда девять. Что ж, отлично, как минимум на одну семью меньше: либо подозреваемых, либо возможных жертв.

Кто кажется ей наиболее подозрительным? Каждый.

Грейнджер не знает их дальнейшую судьбу после оправдательного вердикта, но отлично помнит прошлые злодеяния. Однако о нынешних «заслугах» спросить некого. По крайней мере, не сейчас. Если Перси разнюхает о плане, наверняка попытается остановить, а Гермионе меньше всего нужно убеждать еще и его. Да и признавать, что впутала в расследование, в которое и сама-то не должна была лезть, Паркинсон, не хотелось.

Оставалось надеяться, что Пэнси расскажет все без утайки. Теперь, помимо прочих обязанностей, Гермионе придется учить детали жизни бывших Пожирателей. Мечта.

По дороге до Башни старост Грейнджер все пытается собрать картинку воедино. Хаос в голове поутих, но мысли по-прежнему в беспорядке. Словно разбросанные пергаменты с информацией, девушка пытается собрать каждый и распределить по категориям. Бесполезно. Возможно, сыграло отсутствие сна, а может, дело в общей усталости, но необходимый порядок ускользал. Гермиона чувствовала, как с каждой успешной попыткой её мысли-пергаменты будто разбрасывает по комнате неощутимый порыв ветра, и приходится начинать сначала.

Малфой уже ожидал у входа. Услышать приближающиеся шаги ему не составило труда, и Гермиона сразу ощутила на себе вызывающий мурашки взгляд. Выражение его лица с такого расстояния было скрыто мраком коридора, тогда почему у неё подобная реакция?

— Ты опоздала.

— Неправда. Это ты пришел раньше, — Гермиона борется с желанием взглянуть на наручные часы. Знает ведь, что пришла вовремя.

В ответ Драко хмурится, подходя ближе на несколько шагов. Но ничего не отвечает, явно не планируя признавать правоту гриффиндорки.

Нет, он не подходит ближе, а обходит её. Двигается дальше по коридору, в том направлении, откуда Грейнджер только что пришла. Ровная спина и напряженные плечи мельтешат перед глазами, пока девушка не нагоняет его и не пристраивается к широкому шагу.

Малфой молчалив. И на этот раз Гермиона предпочла бы услышать его ругань или подколки, лишь бы не надоедливая тишина — она сводит с ума. Впереди целая бессонная ночь, у неё будет более чем достаточно времени, чтобы помучить себя размышлениями.

И с каких пор Драко стал возможностью отвлечься?

Он скорее источник проблем.

Гермиона тяжко вздыхает, невольно осознавая, что Малфой также источник информации. Хотя мысль об использовании их странных взаимоотношений таким образом ненавистна.

Нет, Малфой не просто молчалив — он игнорирует её присутствие. Гермиона подозревает, что что-то случилось. Но плохое настроение Малфоя могло быть вызвано как перебранкой с друзьями, так и чем-то более серьезным — слишком большой спектр, чтобы предполагать. Спросить же прямо Гермиона не могла, зная — не ответит, взбесится.

Но это тоже может быть способом вытащить информацию. Разозленные люди менее контролируют язык, ведь так?

Ко всему прочему, Малфой был потрясающе красив в своей ярости.

Мерлин, и о чем она думает?

— Можно спросить? — они как раз заканчивают обход пятого этажа, когда Гермиона принимает решение уболтать Драко.

— Нет.

— Ты ездишь к семье? — словно его слова мимо ушей.

Опасно.

Тема скользкая, Гермиона осознает это. Но когда её останавливала вероятность получить по шее за чрезмерное любопытство? Подобная особенность присуща каждому гриффиндорцу, и сейчас девушка более чем рада воспользоваться ненавистной Малфою чертой.

И колкий взгляд, брошенный в её сторону, не сбивает настрой. Она слишком вымоталась за последние четыре дня, чтобы беспокоиться из-за возможности оказаться убитой Малфоем в темном коридоре. Пусть, потом пожалеет, что лишил свою семью спасительной соломинки.

— Хочешь на экскурсию в Мэнор? — резко бросает Драко.

Грейнджер невольно сглатывает скопившуюся слюну, незаметно для Малфоя (но, когда он снова косится на неё, оказывается, что все-таки заметно) сжав изуродованное предплечье ладонью. По его мимолетному взгляду неясно, то ли жалеет, что бросил фразу, то ли доволен её реакцией, надеясь, что тема на этом закрыта.

Увы, Гермиона так просто не сдается.

— Я слышала, у вас огромная библиотека, — продолжает гриффиндорка. — Так ты действительно не был дома с начала учебного года?

— Какого хера ты лезешь в это?

На секунду Грейнджер замолкает, задумчиво покусывая губу. Потому что считаю, что ты, сам того не зная, можешь предоставить полезную информацию. И твоя семья будет жить, и мне не придется смотреть, как такой несносный придурок, как ты, страдает, и…

— Хочу знать о положении вещей, — неоднозначно отвечает Гермиона.

— Мои родители у всех на виду, какое еще положение вещей ты хочешь знать?

Они спустились по лестнице на четвертый этаж — такой же мрачный и пустой, как и все остальные. Картины на стенах возмущаются, когда Малфой, будто нарочно, светит люмосом им в лицо. Гермиона предполагает, что таким образом он пытается заставить себя не заавадить её на месте за подобные вопросы.

Если ей нужна информация, нужно быть искренней. Хочешь казаться искренней — либо хорошо лги, либо говори правду.

— После… всего, я не особо следила за новостными сводками. И то, о чем я тебя спрашиваю, в Пророке не освещается.

Гермионе не нужно открываться Малфою. Вернее, он последний, кому ей следовало бы открыться, но врать не хотелось. Она и так постоянно лжет о таких важных вещах, как жизнь его родителей. Да и признаваться Драко в чем-то личном, касающемся только её, а не спасения мира, оказалось легче, чем можно было предположить.

Он молчит, и девушка решает, что ответа не последует, а потому начинает планировать, как бы снова завязать диалог.

Но Малфой вдруг сворачивает в соседний коридор, обрезая половину маршрута, и по дороге бросает:

— Нет, не езжу.

Гермиона так удивляется ответу, что едва не впечатывается в его спину в попытках догнать слишком быстро идущего парня. Драко оборачивается и теперь светит ей в лицо исходящим из палочки светом. Гриффиндорка кривится, стукнув его по руке и вынудив убрать чертов огонек.

— Почему нет? — продолжает расспросы, когда Малфой, убедившись, что с её координацией все в порядке, возвращается к патрулированию. — И кстати, ты срезал половину пути. Мы должны были пройти тот коридор.

— Ты зануда, Грейнджер. Кому есть дело до дежурств?

— Старостам!

Гермиона не видит, но догадывается — Малфой закатил глаза. Такой несносный, но почему от их невинных препирательств сердце заходится? Она чувствует себя больной, не совладая с реакцией собственного тела.

Знакомый тоненький голосок нашептывает об изначальной цели, навязывая вину, и в этот раз Гермиона прислушивается.

— Стало лучше?

— Что?

— После войны. Стало лучше?

Драко оборачивается, отвлекаясь от изучения ниши в стене, и смотрит на Гермиону таким взглядом, что ей невольно хочется убежать прочь. Но она упрямо продолжает стоять на месте, глядя как парень стискивает зубы.

Освещенное люмосом лицо приобретает жёсткие черты, предупреждая об опасности, но слишком поздно: в сознании Гермионы резво возрождается воспоминание об аккуратных пальцах слизеринца, поправляющих её кардиган, скрывая шрам на руке. О его взгляде и словах. Малфой не может напугать её. Только не теперь.

Грейнджер делает шаг вперед, удивляя не только Драко, но и себя. Рука тянется к его лицу практически инстинктивно — потребность прикоснуться начинает душить.