Сама жизнь Шамая Голана, уроженца Польши, – отражение судьбы восточно-европейского еврейства, на долю которого выпали все ужасы Катастрофы, а затем и трудности строительства нового государства в Эрец Исраэль. И нет ничего удивительного в том, что прошлое притягивает героев его книг с такой непомерной, мистической силой. И каждая новая война, которыми так богата израильская история, всякий раз становится для них все той же давней, почти забытой, но никогда не забываемой войной «за миску супа, за кусок хлеба, за уголок на корабле с беженцами…»
Книги Голана – это новое возвращение израильтянина в диаспору, его возврат к памяти о прошлом… Потому-то так близки они сегодня читателям Восточной Европы, особенно России, где раны минувшей войны так до конца и не зажили. Думается, есть высшая справедливость в том, что первооткрывателем израильской прозы на иврите стал для российских читателей именно Шамай Голан, один из ведущих прозаиков современного Израиля.
«Я знаю, что мое пребывание в Москве, – сказал на вечера писатель и дипломат, – это как дань провидению, как завершение одного из жизненных циклов. Я могу с уверенностью сказать, что здесь в России передо мной открылась и развилась моя духовная и культурная жизнь, которая началась еще в детском доме во время Второй мировой войны, где я оказался после всех моих скитаний, будучи изгнанным из Польши. Посещая местную библиотеку, я впервые познакомился с великими русскими писателями Достоевским, Толстым, Чеховым, Гоголем. Здесь же я начал писать свои первые заметки в дневнике. Сюда привела меня судьба скитальца, но я отказался от этой участи и уехал в Израиль. И вот через пятьдесят лет я решил соединить разорванный круг. Теперь после пяти лет в России я могу сказать, что круг замкнулся, и я могу спокойно вернуться домой с чувством исполненного долга и завершением еще одной важной миссии в своей жизни».
* * *
Шамай Голан родился в польском городке Пултуск в 1933 году. Его отец Шломо Гольдштейн был портным. Он торговал готовой одеждой и был хозяином небольшого швейного ателье, где работали два-три мастера. Немцы выгнали из дома всю семью, состоявшую из родителей, бабушки и четверых детей, – всего семь человек. Выжили трое: Шамай, его брат, а также сестра, которая разделила с ним все тяготы детдома. Вместе они приехали в Израиль. Брат присоединился к ним только в 1957-м, когда ему разрешили выехать из Польши.
Скитания привели мальчика в СССР, где он попал в детский дом для польских беженцев. Там, в детдоме, его назначили ответственным за библиотеку. Ему было всего 11 лет, но он много читал и уже знал, что хочет стать писателем. Шамай Голан начал вести дневник, сшив его из листов бумаги, – тетрадей не было. В нем он описывал все, что случилось с ним, пытался объяснить, почему происходит так, а не иначе. Дневник, к сожалению, пропал во время скитаний.
Поляки, работавшие в детдоме, говорили детям, что после войны всем надо вернуться на родину и строить «новую Польшу». Так весь детдом, в том числе и юный Шамай, снова оказались «дома». Однако вскоре он понял, что его там, мягко говоря, не ждали. В 1946-м он узнал о погроме в Кёльце, где погибли десятки евреев. Встреча с посланником Эрец Исраэль оказалась кстати; он из первых уст услышал о жизни своих сверстников в Палестине.
Этот человек собрал группу, состоявшую из людей разного возраста, но, в основном, молодежи. Из Польши через Чехословакию они добрались до Франции. Корабль пришлось ждать три месяца. Но однажды их доставили в порт и начали грузить на небольшое судно, где должны были разместиться восемьсот человек. Это были беженцы из разных стран: не только молодежь, но также и уцелевшие еврейские семьи с детьми и стариками. Ночью они отплыли от берегов Франции.
По документам судно шло с товарами, без пассажиров. Поэтому днем приходилось лежать на многоярусных нарах в трюме; выйти на палубу можно было только с наступлением темноты. Но, несмотря на предосторожности, англичане их выследили. Однажды над кораблем появился аэроплан, а военные катера устремились в погоню. Впереди был виден берег. Капитан не отвечал на сигналы англичан и шел вперед с максимальной скоростью. Как потом узнали пассажиры, было принято решение с силой врезаться в берег, чтобы судно нельзя было отбуксировать обратно. Предполагалось, что все умеющие плавать бросятся в воду, чтобы скорее добраться до суши, где их уже ждали. Но из этого ничего не вышло. Один из английских катеров пошел наперерез и протаранил судно. С палубы уже был виден Тель-Авив. Однако судно остановили. От катера отделилась шлюпка, английские матросы в противогазах, с газовыми гранатами поднялись на палубу и загнали всех в трюм. Офицер занял капитанский мостик. Корабль взяли на буксир и ночью сопроводили в Хайфу. В трюм спустились английские десантники и силой перегнали беженцев на специальный корабль, на палубе которого были установлены большие железные клетки. На этом судне их перевезли на Кипр и поместили в концлагерь, где группа провела полгода. В это время представители Эрец Исраэль вели переговоры об их освобождении. Поскольку девать беженцев все равно было некуда, в конце концов, они получили визы. 18 августа 1947 года Шамай Голан ступил в Эрец Исраэль, где всю его группу разместили в кибуце Рамат а-Ковэш.
Подростки в кибуце до обеда учились в школе, а после обеда работали три-четыре часа на подсобных работах…
В 1951 году, когда Голану исполнилось 18 лет, его направили служить в части «коммандос». Парни совершали разведывательные рейды, ночью переходя на территорию противника, чтобы узнать его намерения и расположение боевых частей. Тогда служили два с половиной года, и к концу службы командир предложил ему остаться в армии. Голан поступил в офицерскую школу, получил военное звание и был отправлен на службу в элитную пехотную бригаду «Гивати». В общей сложности в армии он прослужил шесть лет, но понимал, что ему нужно получить образование и мечтал поступить в университет.
Шамай Голан участвовал почти во всех войнах Израиля, кроме Войны за независимость 1948 года: тогда, в 15 лет, он еще не подлежал призыву. Во время Синайской кампании 1956 года он уже был офицером, в Шестидневную войну 1967-го – в качестве резервиста воевал в Иерусалиме, потом был призван на Войну Судного дня в 1973-м, после нее еще полгода служил и, наконец, участвовал в Ливанской кампании 1982 года. На вторую войну в Ливане 2006- го он не был призван по возрасту.
Голан закончил отделение истории и литературы Еврейского университета в Иерусалиме. Потом, в течение многих лет возглавлял Союз израильских писателей…
Много лет он прожил в Иерусалиме и считает его своим родным городом. Не случайно в ходе акции «Писатели мира пишут Библию», проходившей во многих странах, в том числе и в России, писатель выбрал слова из Книги пророка Исайи «о том, что придет день, когда, слово Господне выйдет из Иерусалима». Голан рассказывает: «Дальше пророк говорит: и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать. Иерусалим – город, который находился и находится на стыке цивилизаций – может в будущем стать центром мира, где будет свобода для всех религий, культур и народов».
Шамай Голан стал первым советником по культуре в посольстве Израиля в Москве после распада СССР и установления дипломатических отношений между Россией и Израилем. Вместе с женой, доктором философии и литературным критиком Арной Голан, он приехал в Москву на два года, но прожил здесь без малого шесть лет: с января 1994-го по сентябрь 1999 года.
«В 1994 году в России мало знали об Израиле и его культуре, – рассказывает Голан. – Думали, что литература Израиля похожа на прозу Шолом-Алейхема. Считали, что современная культура государства Израиль – это культура штетл, еврейского местечка в черте оседлости… У меня было желание показать, что “жизнь на иврите” – не то же самое, что “жизнь на идише”, что у нас в стране создана самобытная современная культура, в основе которой Вечная Книга. Я хотел также дать понять, что наша новая литература равноценна литературам европейских стран и современной русской литературе… Я хотел показать, что такое новая израильская живопись, музыка, кинематограф, – дать людям в России общую панораму израильского искусства».
