— А ты не терпишь предательства. Не желаешь зависеть от кого-то. Боишься потерять не так давно обретенную себя. Боишься вернуться вновь став той, чья жизнь состоит из боли и страданий. Снова сломаться и не суметь помочь самой себе.
Я снова попыталась вырываться, что было болезненно, но у меня ничего не выходило. Не прошло и мгновения, как мой мир исчез, а вместо удерживающего меня Морсаэля появилась темнота.
…В Ричмонде был не на шутку дождливый день. Звон капель превращался в мелодию, ударяясь о подоконники. Телевизор безостановочно шипел, не в силах поймать нужный канал. Экран то и дело освещали окрашивал в разные цвета гостиную. Свет был выключен, хотя за окном смеркалось. Я никогда не включала свет в тёмное время суток, чтобы не встречаться со своим отражением в зеркале.
Я сидела в замшевом кресле грязно-розового цвета напротив телевизора. Ноги притянула к себе, обхватывая руками. Мой взгляд был потерян, а мысли запутаны. Я совершенно забыла, когда в последний раз моё сознание было трезвым и не затуманенным болью и наркотиками. Голова немного кружилась, ощущалась непреодолимая слабость. Я слышала всё, что происходило вокруг меня, но не могла сдвинуться с места, прикованная собственным страхом.
Послышался звук мотора, заглохший через несколько секунд. Этот звук мотора я могла узнать всегда. Жадно глотнув воздух, я прикрыла глаза, считая про себя мучительные секунды. Десять, девять, восемь, семь…
Как по команде, на последней секунде дверь со ржавым скрипом открылась. Звук дождя стал сильнее, и он немного расслабил меня, но вскоре дверь захлопнулась, лишая меня маленькой радости.
Передо мной на коленях встала женщина, которая всё это время сидела на соседнем диване. Её длинные волосы сильно завивались, зелёные глаза встревоженно смотрели на меня, лоб, лишенный возрастных показателей поморщился. Её маленькие руки коснулись моего лица, пытаясь привлечь внимание. Но я не могла взглянуть на неё. Сейчас мама этого не стоила. И думая так, не единая нить сожаления или совести не дрогнула.
— Дорогая, нам нужно уходить, — быстро зашептала она, а из глаз хлынули слёзы. — Мы с Фрейей успеем сбежать, но ты сильно нас затормозишь. Я не смогу тащить тебя и твою маленькую сестру. Ты должна остаться и быть сильной, слышишь? Мы вернёмся за тобой, как только сможем.
Губы задрожали, но я быстро уняла эту дрожь, крепко сжимая челюсть. В душе зарождалась ужасная обида и ненависть.
— Не вернётесь, — выдавила я, уверенная в своих словах.
Чтобы не случилось, кем бы я не являлась, мать никогда не вернётся в это проклятое место. Даже чтобы забрать меня. Да и зачем ей забирать меня? Девочку, лишенную чувств и способности нормально жить. Существо вроде меня уже никому не пригодится.
— Я тоже твоя дочь, — вдруг сказала я, и голос сорвался на хрип.
— Да. Ты моя дочь, — кивнула женщина, целуя меня в лоб, и поднимаясь на ноги. — Будь умницей. Ты сильнее всех, кого я знаю.
Мама схватила нож, который лежал на диване. Крепко сжав его, женщина пошла в сторону прихожей и кухни. Я устало прикрыла глаза.
— Ты уже вернулся? — послышался её тихий голос. — Как твой день?
— Сойдёт, — донёсся грубый отцовский голос.
Мама решила начать действовать. Значит, мне можно готовиться к худшему из худших вечеров.
— Что сегодня на ужин? — спросил мужчина, после чего донёсся его вскрик.
Дальше я услышала грохот, а после топот ног. Я могла собраться с силами и повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, но я не хотела видеть это. Дверь снова хлопнула.
— Вернись, тварь! — рявкнул громко отец, отчего я вздрогнула.
Это означало, что мама ушла. Она схватила Фрейю и убежала из дома. Навсегда.
Отец то ли взвыл, то ли зарычал. Подобных звуков нормальные люди не издавали. Но я никогда не причисляла отца к нормальным. Что-то снова начало падать, разбиваться. Грохот стоял ужасающий. Дальше громкие и быстрые шаги отца начали приближаться ко мне.
— Твоя мать сущее создание ада! А ты её растущая копия! — рявкнул он, и его огромная ладонь толкнула меня в спину.
Не удержавшись на месте, я упала прямо перед собой, на пол у кресла. Не успев безопасно приземлиться, я уткнулась носом в деревянный пол, и из него сразу хлынула кровь. Я постаралась приподняться, но отец уже ударил меня ногой в позвоночник, от чего тот хрустнул, но не сломался. Я ощутила ужасную боль из-за попадания по старой гематоме. Лёгкий стон вырвался из горла, и я начала кашлять. За ударом следовал новый удар, лишая меня каких-либо шансов подняться или нанести ответный удар. Глупо, но я бы по любому не смогла ответить этому крупному мужчине. Даже в добром здравии.
— Как у вас это получается?! С самого юного возраста выводить меня! — продолжал он.
Я чувствовала каждый удар будто бы в первый раз. Из виска текла кровь, а старые рваные раны вновь открылись. Я молилась о том, чтобы это наконец закончилось, и он оставил меня. Но он вряд ли когда-то сделает это. Это будет продолжаться до тех пор, пока я не умру или же не сбегу. Прошло около пяти минут до того, как отец перестал вымещать на мне свою злость. Из моих глаз уже не текли слёзы боли и отчаяния. Я чувствовала лишь жуткую обиду. Обиду на маму, которая оставила меня с этим монстром и даже не попыталась спасти.
Ненадолго мужчина остановился. Он вернулся спустя какое-то время, грубо задирая мои рукава. Я постаралась вырвать свою руку из его хватки точно зная, что совсем скоро в мою вену попадёт игла.
— Не брыкайся!
В следующий момент он резко вонзил иглу шприца в мою руку, от чего я взвыла, содрогаясь. За подобное сопротивление мне влепили пощёчину. Отец ввёл мне какую-то жидкость, которая быстро разлилась по вене. Неприятные ощущения начали сменяться расслаблением. Мои конечности не слушались меня, будто бы немея. Я вновь не могла двигаться. Злость ушла, страх испарился. Сознание вновь сильно затуманилось, и все мысли затерялись.
Я чувствовала лишь то, как меня перевернули на живот, и задрали свитер. Заломив руки, отец сел возле меня, а дальше на лопатках я почувствовала сильнейшую боль, вызванную лезвием ножа. Голос сорвался на крик. Я отчаянно пыталась вырваться, кричала его имя, просила закончить. Я вновь вела себя жалко лишь потому, что не хотела умирать, не хотела испытывать это насилие над своим телом снова и снова.
— Ты никогда не сможешь уйти от меня. Ты будешь здесь. Я не допущу той же ошибки, и не упущу тебя также, как и твою мать, — процедил он, глубже вонзая нож.
Дальше наступил мрак. Я погрузилась в долгий сон, сквозь который чувствовались все следы, оставленные отцом на моем теле. Кожа горела, спина ныла, и я не осмеливалась двигаться, чтобы не стало хуже. Сквозь сон я болезненно закусила губу терпя. И я знала, что терпеть я буду ещё недолго.
***
Прошло несколько вечно тянувшихся часов, что я провела без сознания в вынужденном сне. Спустя время я разлепила глаза, приходя в себя, и чувствуя прилив боли с новой силой. Я впилась рукой в ковёр, лежащий неподалёку и повернулась на спину, о чём тут же пожалела. В районе лопаток начало жечь. Будто бы кто-то вылил мне на спину самую едкую кислоту. Повернув голову в сторону, увидела отца. Он дремал на диване, держа бутылку пива в руке. Теперь телевизор показывал новостной канал, а не просто шипел, нервируя.
Поднявшись на предплечья, я сплюнула образовавшуюся во рту кровь. Теперь злость снова нарастала. Я ненавидела отца, ненавидела мать. Каждой клеточки тела они были противны. Мама говорила, что я сильная. Тогда почему она даже не попыталась взять меня с собой? Не дала шанса освободиться из кровавого плена? Даже если и так, даже если я действительно сильная, то должна была избавиться от всего того дерьма, что окружало меня. Если я не вытащу сама себя, меня не вытащит никто, и это уже известный факт.
Поднявшись на ноги, я немного пошатнулась. Сказала себе, что не могу быть слабой сейчас, когда у меня есть шанс покончить с этим. Игнорируя боль, думая только о мести и свободе, я начала перемещаться по всему дому, в поисках пистолета. Я знала, что отец хранит его, но не знала где. Никто не знал.