В детстве я была нескладной заводной невысокой девочкой, но лет в 11 внезапно начала с огромной скоростью набирать рост, к восьмому классу догнав даже самых высоких из мальчиков. Мальчики… Всё детство они – мои лучшие друзья, компания для прыжков по гаражам, рыбалок и зачастую жестоких бойскаутских игр. И, когда первый из них попытался обнять меня и обслюнявить, я восприняла это буквально как предательство:

 —Ты что?! Мы ж с тобой… Как ты мог?!

 —Ну это… я… нравишься ты мне…

 —Знаю я, что тебе нравится! – ловила я хищный взгляд на своей груди…

Грудь… Сиськи… Буфера… Дойки… В моём случае – особенно. Казалось, моё вымя росло, пытаясь обогнать саму свою хозяйку. В 7-м классе на него засматривались одноклассники, учителя и мужчины на улице. В 9-м классе у меня был уже пятый номер, а на окончание школы там висели безобразные уши спаниеля более чем шестого размера. К восемнадцати пришлось разобраться с проблемой одним махом и в клинике поставить округлые импланты, заодно немного уменьшив размер.

Что скрывать, я – сильная девушка. И в смысле характера, и так тоже… Знаете, плавание, гребля, ну это в детстве и юности. Сегодня с моей ста́тью больше не до профессионального спорта. Но и сейчас фитнес – наше всё, потому что если вдруг перестать заниматься и не прекратить жрать, то… Ну не об этом речь. Я – девушка сильная. И с детства слышала, что такой бабе, как я, мужик потребуется – ого-го! Вообще, других вокруг никогда и не было: спорт, секции, увлечения – всё задавало круг знакомых. Нет, в классе у нас имелся один задрот-отличник, находившийся под моей защитой от постоянно шпынявших его других ребят. Но кажется, что он меня попросту боялся… Так что моим мужем стал академик. Нет, не старичок в очках, а, как и предсказывала родня, чемпион по академической гребле. Антон – добрый и сильный парень и, несмотря на некоторую простоватость, по-своему хваткий и умный, очень уверенный в себе «хозяин жизни». Однако, что самое главное, – невзирая на атлетическую фигуру и стать, совсем не агрессивный.

С Викторией мы сдружились ещё в школьные годы. Нет, мы не учились вместе, мы, естественно, познакомились в секции по плаванию. Она имела обманчивую внешность: будучи на голову ниже и не обладая настолько уж выдающимися формами и фигурой, по жизни Виктория была самым хитрым и сильным бойцом, которого я встречала. Пока мы взрослели, мы сталкивались с одними и теми же проблемами: мы обе строго отрицательно относились к появившимся сиськам (ей с её вторым номером это далось, ясное дело, полегче), нас обеих одинаково раздражали сопливые мальчишеские ласки, мы обе с трудом покидали пацанский возраст и обе долго привыкали к тому, что мы – женщины. Более того, именно Вика с самого начала взяла надо мной шефство. Всё-таки, в некоторых вопросах я слишком мягкая, а Вика никогда и никому не давала спуску. Вечно в спортивных штанах и бесформенном худи она с детства слыла самой боевой девчонкой на районе. Видимо, именно из-за этих качеств, она так и не смогла найти себя в женском амплуа и, после трёх или четырёх попыток бросила это бесполезное занятие. Но что это были за попытки! Со своими ухажёрами – как и меня, её окружали, в основном, пловцы и гребцы – Вика дралась смертным боем и вечно ходила то с одним подбитым глазом, то с другим. Наконец, она возненавидела мужчин, как класс, и стала заядлой феминисткой.

Замуж я выскочила уже спустя полгода после операции: все наши сразу заметили перемену, и в мою сторону выстроилась приличная очередь. По молодости мне не хватало терпения десятилетиями ждать призрачного семейного счастья, и мечталось побыстрее свалить от своей чересчур многочисленной семьи, а для этого все средства были хороши. Изо всех претендентов я выбрала Антона, и вовсе не за то, что самый видный и мускулисто-брутальный, как, скорее всего, все и думали, а, напротив, потому что он ухаживал куда нежней и ласковей, чем другие. И иногда меж нами, казалось, даже проскакивала какая-то искра… Со взаимопониманием у нас сложилось всё отлично: одна и та же спортивная школа давала себя знать. Секс на удивление тоже оказался неплох: Антон всё ж таки постарше, поопытней, и откуда-то уже поднабрался всяких штучек.

* * *

Однажды он рассказал про древних даосов и их любовное учение. Я, ясное дело, заинтересовалась и попросила показать. Поначалу он пытался отнекиваться, что, мол, сам не очень в курсе, что это всё теория – понятно, боялся, что у него спросят: «А где ты, милый, так насобачился?» Но я умею уговаривать, и в один из вечеров он, наконец, решил приступить к делу.

После недолгих поцелуев и нехитрой прелюдии я, почти голая, в расстёгнутом снизу боди, легла на край кровати, а он расположился на коленях между моих услужливо расставленных ног. Неожиданности мне не нужны, поэтому ещё перед этим, за ужином, он подробно объяснил, что именно собирается делать, и я вполне понимала, что происходит.

Его давно уже разгорячённый член наготове ждал около моего лобка (люблю этот момент – когда ещё ничего не началось, но лишь только обещается). И вот он чуть коснулся входа, погрузился на цунь (Антон сказал, что надо обязательно говорить именно так – «цунь»!) и сразу же вышел обратно, но, не медля ни секунды, снова нырнул, и немедленно вынырнул. Таким образом дразня мою киску, он проделал девять раз подряд: его кончик едва углублялся на этот самый цунь, который у всех разный. Помедлив чуток, он вдруг глубоко окунулся на всю длину своего не маленького и объёмистого члена и плавно заскользил обратно. Как только он полностью вывел, то опять взялся неглубоко поддразнивать меня с единственной разницей, что на сей раз поверхностных проникновений было лишь восемь. И вновь его головка достала до самого нутра, затем вышла и тотчас толкнула до упора вторично. Теперь семь мелких дразнящих движений (каждое из них он начинал от клитора, скользил вниз, вводил «на цунь» и выходил обратно). Вся эта катавасия так и называлась – «девять ударов». Весь процесс разделялся на серии по девять движений: девять маленьких, одно большое и восемь маленьких, два больших и семь маленьких, и так далее, каждый раз в сумме – девять. Как только дошло до девяти глубоких, то всё повторилось, но в обратном порядке: первым делом он сделал один маленький толчок, потом восемь полных, затем два маленьких и семь длинных, и так, покуда не дошёл до девяти лёгких тычков, с которых и начал, замкнув серию из 162 ударов и начав новую. И опять всё повторилось по кругу. В принципе, было приятно, но даосы-то ведь считали удары и цуни на тысячи, а Антона хватило лишь на три полных захода и, скоро сделалось понятно, что мой даосский опыт сейчас, увы, неминуемо закончится, я опустила руку к паху и настолько верно подгадала, что кончила именно в тот момент, когда он изливался на мой лобок.

* * *

Единственное, что немного подпортило мою семейную жизнь, это ну совершенно не сложившиеся отношения подруги и мужа. Нет, ясно, почему Вика на дух не переваривала Антона – она всех мужиков на дух не переваривает, но почему её так люто ненавидел Антон, до меня никак не доходило. Он, правда, объяснял, что ему не нравится, как она поносит мужиков, и что она – некрасивая дура, и ещё что-то, – но разве это уж такие серьёзные причины для подобной неприязни?.. Как бы то ни было, едва лишь они встречались (что происходило достаточно редко, так как я, собственно говоря, старалась свести их встречи к минимуму), тут же начинался срач, с жёстких подколок буквально за несколько минут взлетавший почти до мордобоя. А подчас и не почти… Например, на свадьбе… После первой брачной ночи жених с неделю щеголял четырьмя глубокими царапинами через половину лица. И ведь все думали, что это я. Мол, сделал невесте больно, она и… Но нет, я вообще не царапаюсь… Это он неосторожно подколол Вику: заявил, что феминизм – до первого нормального мужика. А раньше, кажется, высказал ей, что прийти на свадьбу в бесформенных джинсах и худи и с сальными волосами, да ещё к лучшей подруге, может только полная и окончательная дура. Как-то так… Или это в обратном порядке происходило… Не помню… Как он её тогда не пришиб спьяну и по запарке, непонятно…