Благодаря этой неожиданной и такой волнующей встрече я без труда дождался выходных, чувствуя в груди такое тепло, словно легкие и сердце были одеты в толстый свитер.
Но, возможно, было бы лучше, если бы я вдруг не смог бы прийти в эти выходные в парк. А может, случилось то, что рано или поздно должно было случиться.
========== Часть 2 ==========
В субботу я опоздал в парк и около получаса бродил по дорожкам, пугаясь каждого шороха. Никого из бегунов не было видно. Я расстроился, что все пропустил, но все же решил обойти весь парк на всякий случай.
Когда я дошел до начала беговой дорожки, отмеченной голубой лентой, то наконец увидел их. Пробежка уже закончилась, и подростки расходились. Я увидел Фретту рядом с Мулинеллом — он ей что-то говорил, а она перевязывала шнурки на кедах. Их друзья уже ушли, а Мулинелл все болтал и болтал без остановки. Мне было плохо его слышно, но мне почему-то подумалось, что он говорит о себе. Эта тема довольно распространена у таких парней как он.
Наконец он замолк. Фретта выпрямилась, что-то коротко сказала и похлопала его по плечу. Но вместо того, чтобы на этом разойтись, Мулинелл вдруг крепко обнял девушку. У меня сдавило грудь, когда хрупкая, небольшая Фретта оказалась в сильных лапах этого парня.
Казалось, что тут было самое время развернуться и пойти домой, но я медлил. Смотрел на парочку и думал, что, вероятно, они всегда так прощаются, я просто этого раньше не видел. Все друзья постоянно обнимаются, и в этом не было ничего такого.
А потом Мулинелл поцеловал Фретту.
Я ахнул от неожиданности. Фретта хихикнула и шутливо похлопала Мулинелла по щеке. Затем они пошли прочь из парка, держась за руки.
Я продолжал стоять, не в силах сдвинуться с места. Неправильное сердце, спотыкаясь, быстро стучало, и его больно сжимало через каждый удар. Я чувствовал странное разочарование и был зол на себя за это. О чем я только думал? Неужели на что-то надеялся? Нет, давно было пора прекратить ходить по утрам в парк, это просто глупо. Мулинелл и Фретта, вероятно, давно встречались, а я просто не хотел об этом думать. Дурак.
Я побрел домой только когда окончательно продрог от утреннего ветерка, а в парке стали появляться собачники, которые всегда приходили на смену бегунам. Я шел по асфальтовым дорожкам, наклонив голову, и медленно дышал, что всегда делал, чтобы хоть немного успокоить сердце. Только лучше не становилось.
В это воскресенье я не чувствовал весны и тепла в груди. Мне было холодно как в середине зимы.
В следующие выходные я не пошел в парк. В субботу проснулся так же рано утром, но несколько часов лежал в кровати, смотря в потолок и наблюдая, как комната постепенно наполняется утренним светом. Не хотелось никуда идти, ничего делать, ни о чем думать. Просто лежать, пока жизнь текла мимо меня.
Но если я рассчитывал, что за выходные это все пройдет, то я ой как ошибся. Всю неделю я чувствовал себя в эпицентре самой лютой зимы, натягивал холодные, колючие свитера и не расставался с горячей чашкой какао. Правда, это никак не спасало положения, а родители даже как будто бы забеспокоились.
«Может ты заболел?», — спрашивали они. — «Может у тебя болит сердце?». Вечно они думали, что все дело именно в нем. Они зацикливались на этом проклятом сердце, словно кроме него у меня больше ничего не было. Хотя мне и казалось, что сердце в самом деле болело, только не так как обычно.
На следующей неделе в субботу я тоже никуда не пошел, но, провалявшись в кровати до восьми часов, не выдержал. Встал и тихо пробрался на кухню. В голове было пусто, мысли словно разбежались в разные стороны. Я, подобно самоубийце, который ищет пистолет или веревку, открыл кухонный шкафчик, отодвинул жестяные банки с какао и сахаром и нащупал бумажный небольшой пакетик. Прислушавшись, не проснулись ли родители, я крепко взял пакетик, поднес его к носу и глубоко вдохнул. Тягучий, дразнящий аромат кофе.
С тем же хладнокровием самоубийцы, я насыпал две неполные ложки кофе в чашку. Подождал. Залил кипятком. Спрятал пакетик на прежнее место.
Горечь кофе заполнила собой все. Я обжег язык и горло, но пил большими глотками. Мне казалось, что кофе должен быть вкуснее, но может это даже хорошо, что он мне так не понравился. Если переживу это, то не будет соблазна попробовать снова.
Я убрал все следы мини-самоубийства, вернулся к себе в комнату и стал ждать последствий этого ужаса. Сна не было ни в одном глазу. Я стоял на балконе, смотрел на город, прохожих и поневоле думал над тем, что сейчас делает Фретта. Как у нее сегодня прошла пробежка? Какое у нее было настроение? Какого цвета была на ней футболка? Что она сказала Мулинеллу? Она до сих пор в парке?
Приняв неожиданное решение (возможно, еще ужаснее, чем задумка напиться кофе), я быстро переоделся и тихо вышмыгнул из квартиры.
Я шел быстрым шагом, стараясь не сбиться с выбранного ритма дыхания, и подавлял в себе желание броситься бежать. Нет, не сейчас, еще не время. Я почувствовал, как начинает пересыхать в горле, потеплело в груди. Показался парк. Я быстро перешел через дорогу и нашел голубую ленту на кусте миндаля. Никого из бегунов поблизости не было. Вот и слава богу.
Я вышел на середину дорожки, сделал глубокий вдох, чтобы сжало ребра, а затем побежал.
В левом боку тут же закололо, по мышцам ног быстро растеклась горячая боль. Вскоре я сбился с дыхания и не мог выбрать момент, чтобы сделать вдох. Перед глазами замельтешили темные точки, нос отчего-то заложило, но я беспощадно гнал себя вперед, пробегая по еще горячим следам Фретты и других бегунов.
Я сумел добежать только до поворота, а затем без сил шмякнулся на ближайшую скамейку. Горло болело, в ногах была непривычная усталость, а сердце словно сошло с ума. У меня было чувство, что оно бьется о ребра, точно бабочка, которую заперли в банке. Пытался отдышаться, но не мог как следует вдохнуть воздуха. Сердце громко било меня изнутри, ругая и за кофе, и за эту пробежку. Мне слышался голос доктора Леонардо Кара: «Это был крайне нежелательный поступок».
Хотя… что мне до него. Может мне вовсе больше никогда не придется с ним увидеться. И с родителями. И с Фреттой.
Не знаю, сколько я еще просидел на скамейке. Может, даже потерял сознание, задремал или что-то вроде этого, потому что ничего не мог вспомнить. Когда сердце немного успокоилось, дыхание восстановилась, и появились силы снова идти, я медленно поднялся и побрел домой.
На следующий день, в воскресенье я все же пошел в парк, предчувствуя, что снова напьюсь кофе, если останусь дома. Я оделся в самую невзрачную серую одежду, готовый раствориться в тени при первой же возможности. Придя в парк и спрятавшись за кустами неподалеку от той скамьи, на которой я вчера умирал все утро, я стал ждать, мелко дрожа от холода, мокрых травы и листьев, окружавших меня. Мимо пробежали две девчонки из компании Фретты, но ни ее самой, ни Мулинелла не было видно. Я ждал и ждал, потирая замерзшие пальцы и гадая, куда могла подеваться эта парочка. Может они вовсе больше не бегают? Может теперь они бегают в другом парке? Зря я пришел сюда сегодня.
Я выпрямился, стряхивая с джинсов и кофты приставшую сухую траву, как вдруг заметил кого-то, приближающегося ко мне по асфальтовой тропинке. Человек бежал странно: медленно, неуклюже переваливаясь с одной ноги на другую. Пока он не успел заметить меня, я опять юркнул за куст, решив подождать, пока он пробежит мимо, а затем уже пойти домой. Наверное, кто-то решил начать бегать по утрам, чтобы сбросить лишний вес, судя по его походке.
Но когда человек доковылял до моего куста, я изо всех сил вытянул шею, позабыв, что меня могут заметить. Это была Фретта! Но… как будто бы и не она. Девушка не бежала – шла, медленно и неуклюже. Левое колено было перебинтовано.
