Той же ночью мать убежала с ним в холмы. Августин был уверен, что это соседка навела на мать заклятие, так как она ненавидела его.

Громкий голос мужчины оборвал раздумья Августина.

— Тебе нельзя вести его к ведьме. Я сам попрошу её забрать ребёнка сегодня вечером. Потом мы уедем. Я увезу тебя так далеко, что ведьма никогда не отыщет тебя, — пообещал он ей.

Мать долго молчала, а затем, откинув голову назад, захохотала, как сумасшедшая. Она вскочила с матраса и, накинув на тело грязное одеяло, пошла через комнату, обходя сломанный стол и разбросанные ящики.

— Взгляни на него, — прошептала она, указывая подбородком в угол, где лежал Августин, притворяясь спящим, — ему только шесть лет, а он выглядит как злющий старик. У него выпадают волосы. Его тело покрыто отрепьями. Его живот распух от паразитов. Но он выжил. У него нет одежды. Он спал без одеяла. И он даже не простужен, — она обернулась к мужчине, — неужели ты не видишь, что он и в самом деле дьявол? Дьявол найдёт меня везде, куда бы я ни уехала, — глаза матери лихорадочно блестели под растрёпанными волосами, — мысль о том, что я вскормила дьявола своей грудью, наполняет меня ужасом и трепетом.

Она подошла к нише, где прятала хлеб, который мужчина принёс ей прошлой ночью. Мать протянула кусок мужчине и, надкусив другой, опустилась с ним на матрас.

Монотонным безнадёжным голосом она рассказала о том, как подменили Августина, — одна женщина в госпитале подменила моего ребёнка на этого дьявола, — в страстном порыве она повысила голос до крика, — все знали, что у меня должна быть девочка. Мой живот был широк, а не заострён. У меня выпадали волосы, а на коже появились прыщи и пятна. Мои ноги вздулись.

Разве это не доказательство того, что я носила девочку?

Сперва, даже зная, что его подменили, я не могла не любить его. Он был такой умный и красивый. Он никогда не кричал. Он заговорил раньше, чем научился ходить. Он пел как ангел. Я отказывалась верить той женщине из Ипаири, которая обвиняла Августина в дурном глазе. Даже после того, как я родила мёртвого ребёнка, я не обращала внимания на намёки соседей. Я просто думала, что они необразованны, и хуже всего, что они завидуют прекрасным глазам ребёнка. Да и кто когда слышал, что ребёнок может иметь дурной глаз? — она соскребла белую мягкую внутренность своего куска и бросила сухую корку через комнату, — но когда при аварии на заводе погиб мой муж, я согласилась с женщиной, — она закрыла лицо руками и добавила: — Августин никогда не болел. Я хотела оставить его в Ипаири на произвол судьбы. Тогда бы его смерть не была на моей совести.

— Давай я поговорю с той женщиной, о которой я тебе рассказывал, — сказал мужчина. Его голос звучал тихо, но убедительно, — я знаю, что она возьмёт его.

Потом мужчина долго рассказывал о своей работе в фармацевтической лаборатории. Он работал на складе и был в хороших отношениях с хозяином.

Он был уверен, что ему без труда удастся получить аванс, — и мы вдвоём уедем в Каркас, — шептал матери мужчина. Он поднялся и оделся, — жди меня около лаборатории. Я выйду в пять часов. К тому времени всё будет устроено.

Августин подполз к сухой корке, лежавшей на земле. Нетвёрдой походкой он прошёл через комнату и шагнул туда, что когда-то считалось двором. Он направлялся к своему любимому месту, к сучковатой сухой акации, которая нависала над ущельем. Он сел на землю, вытянув ноги. Его голая спина касалась части осыпавшейся низкой стены, которая окружала площадку.

Костлявый, болезненный на вид кот, следовавший за ним всю дорогу из Ипаири, потёрся своей грязной шерстью о его бедро. Августин дал ему маленький кусочек корки и подтолкнул кота к ящерицам, снующим сквозь щели глинобитной стены. Он мог бы и не делиться с ним едой. Малыш не в силах был утолить свой неутолимый голод; голод, который наполнял дни и ночи снами о пище. Он задремал со вздохом на губах.

Напуганный порывом ветра, мальчик проснулся. Сухие листья закружились вокруг него. Листва взмыла в воздух и коричневым шуршащим водоворотом опустилась в ущелье. Он слышал журчание ручья внизу. Когда шёл дождь, мелкий ручей разрастался в бурный поток, несущий на волнах деревья и мёртвый скот из горных деревень. Августин поднял голову и оглядел безмолвные холмы вокруг себя. Вдали редкий столб дыма уходил в небо, сливаясь с бегущими облаками. Наверное, там протестантская миссия, подумал он. Или, возможно, дым шёл из дома женщины, которая не боялась взять его к себе. Он положил щёку на маленькую костлявую руку. Около его открытого рта кружились мухи. Он сжал пересохшие губы, раскинул ноги и пописал. Как ему хотелось есть! Засыпая, он чувствовал внутри себя отвратительную ноющую боль.

Августин проснулся, когда солнце стояло в зените. Кот был рядом, пожирая крупную ящерицу. Он подполз к животному. Злобно рыча, кот сжимал в своих лапах полу съеденную рептилию. Августин пнул кота в живот, схватил скользкие белые внутренности и проглотил их. Он оглянулся и увидел, как его мать с ужасом наблюдает за ним.

— Святая дева! — всхлипнула она, — он не человек! — она перекрестилась, — и он даже не отравился, — она вновь осенила себя крестом и, сложив молитвенно руки, прошептала: — святой отец! Избавь меня от этого чудовища. Дай ему умереть обычной смертью, чтобы совесть моя больше не мучила меня, — она вбежала в дом, опустилась на матрас и вытащила своё единственное платье. Она прижала его к себе, нежно расправляя складки, затем несколько раз встряхнула его и осторожно разложила на матрасе.

Августин с любопытством наблюдал, как она разводит огонь в кухонной яме.

Чуть слышно напевая, она принесла кофе и куски сахарного батона, который хранила в ящике, прибитом высоко на стене. Ему страшно захотелось съесть хотя бы кусочек этого лакомства. Он попытался встать, но, подкошенный тошнотой, присел на землю. Его вырвало не пережёванными кусками ящерицы. Солёные слёзы покатились по впалым щекам. Он пытался зажать рот рукой, но пена и жёлчь струёй рвались из его дрожащих губ. Малыш вытер рот и подбородок. С болезненным стоном он вновь хотел выпрямиться, но повалился на землю.

Шум, идущий из ущелья, поглотил его мягкой вуалью. Когда запах кофе ударил ему в ноздри и он услышал, как мать кричит ему, что сделала для него сладкий кофе, он знал, что уже спит. Его сухие губы скривились в гримасе. Он хотел улыбнуться, услышав её смех; тот высокий, счастливый смех, который был ему когда-то так хорошо знаком. Ему стало интересно, наденет ли она платье и поедет ли на встречу с мужчиной из лаборатории.

Августин открыл глаза. На земле рядом с ним стояла маленькая жестянка, наполненная кофе. Боясь, что увиденное исчезнет, он схватил банку и прижал её к своему рту. Не обращая внимания на жгучую боль на губах и языке, он маленькими глотками пил крепкое и очень сладкое варево.

В голове прояснилось, а тошнота утихла.

Августин сонно смотрел на кривые полосы дождя вдали. Чёрные облака с золотыми краями куда-то неслись в небе. Они пятнали холмы фиолетовой тенью, наполняя небо клубящейся чернотой. Холодный ветер и оглушительный грохот вылетали со дна ущелья. Дождевая вода с далёких холмов рвалась в глубоком ущелье с неслыханной силой. С неба посыпались огромные тяжёлые капли.

Августин поднялся и, вглядываясь в небо раскинул руки, приветствуя успокоительную прохладу, омывавшую его голое тело. Ведомый необъяснимым импульсом, он вошёл в дом и поднял платье. Вцепившись в него трясущимися руками, он поспешил наружу в дальний конец ущелья и швырнул одежду по ветру. Она взлетела воздушным змеем и опустилась на сухие ветви старой акации, нависшей над крутым склоном.

— Ты дьявол! Ты чудовище! — отчаянно закричала мать. Она бросилась к нему, её волосы рассыпались по лицу. Словно прикованная к месту диким рёвом воды, она остановилась между мальчиком и трепетавшим на ветру платьем. Её глаза горели ненавистью. Хватаясь за сорняки и обнажённые корни, она яростно тянулась к нависшим ветвям акации.