"Можно взглянуть на ваш паспорт?" - спросил он. Он просмотрел все страницы, покачивая головой. "Это невозможно", - сказал он, тыча в ненавистные для Китая визы кончиком своей трубки.

"Сэр, - сказал я, - именно поэтому я здесь. Я хочу новый паспорт".

"Это невозможно", - опять сказал он. Консульство в Гонконге не имеет права выдавать паспорта. Если он возьмется отослать мою просьбу в Индонезию, ему придется изложить законную причину такого требования, а ее не было. После этого он стал пускать дым кольцами к потолку. Я понял, что наш разговор окончен.

Сначала я расстроился из-за срыва моих планов. Но вдруг почувствовал радость. Теперь не осталось никакой возможности попасть в Китай собственными стараниями. Я верил, что мое желание поехать в Китай исходило от Бога, поэтому все средства достижения этой цели мне нужно было предоставить Ему же. На следующее утро я просто пойду в китайское консульство и попрошу визу, зная, что, если Бог действительно хочет, чтобы я попал туда, необходимые документы будут мне выданы.

Но сначала мне нужно было кое-что сделать. Я вспомнил об Иисусе Навине, который собирался вступить в Ханаан, и о том, как он послал перед собой соглядатаев, которые должны были осмотреть землю. Возможно, мне тоже нужно было сделать это: исследовать землю китайского чиновничества. Было уже темно, магазины и офисы были закрыты, но я отправился на поиски китайского "туристического агентства", где должен был получить визу.

Как я и ожидал, оно было закрыто. Рядом с дверью я увидел огромный столб, на котором висело объявление на английском языке: "Китайская туристическая служба". На темном тротуаре перед закрытой дверью я начал молиться молитвой победы, нейтрализуя любые силы, которые могут помешать мне выполнить волю Божью. Я провозглашал, что Христос побеждает все, что противится Божьей власти. Я ходил перед зданием взад и вперед. Там, в темноте, я молился в течение двух часов.

На следующее утро я вернулся туда. На этот раз дверь была открыта. Наверху лестничной площадки стоял китайский солдат. За ним была комната, набитая народом. Я встал в очередь и, пока ждал, молился за всех чиновников и служащих, прося Бога открыть каналы, через которые я мог бы достичь граждан Китая.

Наступила моя очередь. Человек в голубой "народной форме" вопросительно посмотрел на меня.

"Сэр, - сказал я по-английски, - я хочу получить визу для въезда в Китай".

Человек опустил глаза и начал ставить на документах печати. "Вы когда-нибудь были в Тайване или Соединенных Штатах?" - спросил он.

"Да, сэр. Я как раз возвратился из Тайваня, а перед этим был в Калифорнии".

"Тогда, - сказал он улыбаясь, - вряд ли вы попадете в Китай, потому что эти страны наши враги".

"Но, - сказал я, улыбаясь ему в ответ, - не мои враги, потому что у меня нет врагов. Вы мне дадите бланки?"

Мы посмотрели друг другу в глаза. Я не знаю, что делал бы другой человек, но я молился. Чиновник долго и внимательно глядел на меня, причем его лицо не выражало никаких эмоций. Наконец он отвел взгляд. "Это ничего не даст", сказал он, пожав плечами. Однако выдал мне анкеты.

Когда я заполнил бланки, он сообщил мне, что я получу ответ только через три дня. Мое заявление вместе с преступным паспортом должно было отправиться в Кантон.

В тот день я обедал со старым китайским миссионером. "Мне сказали, что я получу ответ через три дня!" - радостно сообщил я ему. Мой собеседник откинул назад голову и расхохотался. "Сразу видно, как мало вы знакомы с менталитетом восточных людей! - сказал он. - Они всегда говорят "три дня". Это у китайцев означает "никогда"".

Я решительно не принял его шуток. В течение этих трех дней я постился и молился почти непрестанно. Более того, я отправился в местный библейский магазин и закупил китайские Библии, чтобы взять с собой за Бамбуковый занавес. В магазине я договорился, что оставлюу них на хранение свою одежду, потому что весь чемодан у меня был забит Библиями. И стал ждать.

На третий день я вернулся в гостиницу, где для меня лежала записка с просьбой позвонить в туристическое агентство. Я не стал звонить, а сразу отправился в их офис. Я попытался прочитать что-нибудь на лице китайского служащего, который увидел меня еще в очереди. Но его лицо было таким же непроницаемым, как и его страна. Наконец дошла очередь и до меня. Не говоря ни слова, он вручил мне паспорт; к нему был прикреплен лист бумаги, на котором стояла виза.

На следующий день в восемь утра я уже ехал в поезде, везущем меня в Китай. Через два часа мы должны были оказаться на границе в маленьком городке Ло Ву. Там, за железнодорожным мостом через небольшую речку, начиналась территория пробуждающегося дракона. На британской стороне был маленький ресторан и таможня. Я утомился от ожидания и стал прогуливаться там, где стоял на страже британский солдат. По мосту в Гонконг с грохотом проехал товарный поезд, на котором везли живых свиней, кур и продукты для жителей британского города. Солдат сказал, что это место в народе известно как "мост плача". Каждый день приходилось вылавливать толпы беженцев, которые переплывали речку, и возвращать их по мосту на противоположную сторону. Он рассказал, как они плачут и умолБют, как цепляются за перила моста, не желая возвращаться.

"Господь, - тихо молился я, - сделай так, чтобы наступил тот день, когда не будет мостов плача. Пусть наступит тот день, когда все человечество будет принадлежать единому царству Твоей любви".

Теперь мне предстояло произвести разведку для этого царства. Наконец британский таможенный чиновник сказал, что можно перейти мост. Мы пошли гуськом, осторожно ступая по шпалам. В нашей группе было около двенадцати человек, остальные были бизнесменами из Англии, Франции и Канады. На полпути зеленый цвет, в который были выкрашены балки моста, изменился. Мы очутились в коммунистическом Китае.

На этой стороне находился большой комплекс строений, аккуратных и бесцветных, и эта монотонность нарушалась лишь обилием герани, которая росла повсюду. Таможенным чиновником оказалась девушка, очень юная и очень опрятная. С такой же вежливой улыбкой, как у служащего в туристическом агентстве, она сказала: "Откройте, пожалуйста, свой чемодан".

Мое сердце заколотилось. Внутри, на самом верху, лежали китайские Библии, с помощью которых я намеревался проверить реакцию Китая на присутствие миссионера. Что будет делать эта молодая чиновница?

Я поднял крышку чемодана, открыв стопку Библий. И тут произошло нечто загадочное.

Таможенная чиновница не притронулась ни к одной вещи в моем чемодане. Она посмотрела на Библии, затем подняла на меня глаза: "Спасибо, сэр, - сказала она все с той же улыбкой, - у вас есть часы? Фотоаппарат?"

Никакой реакции на то, что она увидела в чемодане. Ей было двадцать, может быть, двадцать пять лет. Неужели она никогда не видела Библии? Значит, она не имеет ни малейшего представления о том, что это такое?

Поезд в Кантон уже поджидал нас. Древний пассажирский вагон был безукоризненно чист, в маленьких вазах стояли свежие цветы, а проводница напоила нас горячим чаем. Когда поезд тронулся, я посмотрел на часы: мы шли по расписанию минута в минуту. Проводница, поискав в памяти нужные слова, обратилась ко мне по-английски.

"Наш поезд идет по расписанию", - сказала она.

Это было мое первое знакомство с понятием "наш" в современном Китае. Везде я слышал такие выражения, как "наш" поезд, "наша" революция, "наш" первый китайский автомобиль. На железнодорожном вокзале в Кантоне я увидел, каким образом возникали и поддерживались эти патриотические чувства. Повсюду лежали кипы бесплатной, прекрасно отпечатанной литературы с красивыми иллюстрациями. То же в гостинице, где я остановился: везде брошюры - в вестибюле, в обеденном зале, на каждой лестничной площадке. В отелях печатная продукция была на европейских языках - немецком, английском, французском - явно в расчете на туристов. Но в остальных местах эта литература предназначалась для своих граждан. Все журналы, газеты, фильмы и пьесы несли в себе некий подтекст. Мы благодарны революции. Мы ненавидим Америку.