Кати была совсем другой. Рыжая, заметная, жизнерадостная и вечно попадающая в неприятности. Наверное, самый ужасный член Карбона за всю историю.
Борис должен был ее отчитывать двадцать четыре часа в сутки, но он этого не делал.
Потому что ему нравилась Кати. А Тимею он недолюбливал. Он знал, что это глупо и несправедливо. Борис с собой боролся, но все было бесполезно.
Кати стояла на первом месте.
Именно поэтому, когда она сказала, что знает этого музыканта, Борис не разозлился, а почувствовал страх.
У них не было ни телевизора, ни других приспособлений. Лишь древние телефоны, чтобы держать связь. Об этом разлагающемся мире знать слишком много было нельзя. Это могло одурманить, обмануть.
Но Кати интересовалась этим миром, и сердце Бориса от этого понимания стягивало стальным обручем.
- Кати… - тяжело вздохнул Борис.
Кати мгновенно съёжилась.
- Я ничего… Я не восхищаюсь им, ты не подумай, - оправдываясь, начала шептать она, - Просто он - наша цель… Просто поэтому. Вот.
Борис даже остановился и с удивлением посмотрел на Кати.
- Он? То есть музыкант? Как ты сказала… Давид Феретти? - не веря, переспросил Борис, - Музыкант? Зачем он нам нужен? Ты не ошиблась?
Кати оживлённо кивнула.
- Да, мы сами были очень сильно удивлены, - подтвердила мысли Бориса Кати, - Но я так поняла, он должен выступать на каком-то важном мероприятии, и нам сказали попасть на него через этого человека…
Через музыканта? Зачем? Почему так сложно? Какой в этом прок?
- Замолчите! - прошипела рядом Тимея, схватив Бориса за другую руку, - Вы нарушаете правила! Нельзя обсуждать такие вещи здесь!
Кати и Борис мгновенно замолчали. Тишину больше никто не нарушал.
Борис медленно шел по улице, не смотря по сторонам. Город был серым и дождливым. От него веяло унынием.
Ничего, скоро наступит лучший мир.
А пока… Даже знать название этого города было необязательно.
***
От концерта Борис мало что ожидал. Современное общество давно погрязло в разврате. Но то, что он увидел, превзошло самые худшие его опасения. Это был кошмар наяву. Борис умирал от духоты и громкой музыки, что окружала его. Повсюду были кучи полуголых тел (он старался не смотреть), их постоянно толкали… Борис не понимал, что происходит. Он, вообще, не видел сцену и исполнителя.
Интересно, зачем эти люди сюда приходили? С какой целью? И как их ячейка собиралась подбираться к этому музыканту? В такой толкучке?
Борис упорно не понимал, что они тут забыли.
Он бы так хотел вырваться отсюда… Но приходилось оставаться. Надо было хотя бы увидеть этого музыканта, который…
Который был неизвестно где. И непонятно, что делал. Борис его не видел и не слышал.
Он начинал терять смысл происходящего. Нервы стали сдавать. Не потому, что его раздражала или пугала толпа. Просто у Кати было такое выражение на лице, словно она собиралась броситься в пляс. Ее нога дрожала в такт жуткому грохоту.
Борис поспешно схватил Кати за руку, приводя ее в чувства. Тимея не должна была понять, что Кати здесь нравится.
Кстати, о Тимее…
Она стояла с таким видом, будто вот-вот хлопнется в обморок. На лице ее отражалось искреннее отвращение. Только сейчас Борис понял, что они выглядели очень странно. Замерли словно истуканы в живой, постоянно движущейся толпе… Словно серые тени.
Подозрительные тени.
- Тимея, лицо попроще, - гаркнул (с такой музыкой только орать) на ухо коллеге Борис.
Та сцепила челюсти до боли на минуту, а потом вроде расслабилась. Уже лучше. Можно было немного успокоиться.
Рано обрадовался.
Через секунду Бориса вынесло вместе с толпой прямо под сцену. Совсем близко.
Борис, наконец, увидел и услышал музыканта, ради которого они здесь собрались.
Борис пристально вглядывался в человека на сцене и не понимал, какие эмоции в нем преобладают. Он ожидал худшего. Раз на танцполе происходило подобное, то Борис думал, что музыкант ходячий ужас, но ничего сильно страшного он не заметил.
Мужчина, Давид Феретти, не выглядел, как образец или идеал, но отторжения не вызывал.
Он был одет в какой-то непонятный чёрный (в тонкую, белую полоску) комбинезон (сначала Борис подумал, что это костюм, но нет). На голове его красовалась широкополая шляпа, и видно было только губы. Борис совсем не понял, как он выглядит, если честно. Но пел музыкант не так плохо, как можно было подумать. С этого места Борис смог расслышать его голос. Вроде приятный.
Давид Феретти плавно двигался, огибая своих музыкантов, которые тоже были в шляпах, и пел что-то про… Танцы? Это было нечто очень ритмичное. Наверное, не для глубокого смысла. Борис с трудом понимал, о чем говорилось в песне. Половину слов он просто не знал. То ли они были иностранными, то ли… Нет, наверное, Борис просто сильно отстал от современного общества. И нисколько не жалел об этом.
- Отвратительно, - рыкнула рядом Тимея.
Ничего отвратительного Борис в происходящем на сцене не видел. Разве только вырез на комбинезоне мог быть поменьше. Но, наверное, Давид Феретти хотел показать свои татуировки на груди. Люди любили показывать их, что всегда удивляло Бориса. Он никак не мог понять смысл этих рисунков. Зачем? Чтобы выделиться? Но разве суть человека не в делах? Зачем гнаться за внешним видом? Ещё и за таким.
Татуировки не смывались. Они на всю жизнь. Словно клеймо. Словно штрих-код на упаковке в продуктовом магазине…
Бориса передернуло.
Он не знал, почему ему так не нравились эти метки, почему у него были такие ассоциации. Да и не хотел Борис об этом думать.
Куда? С его-то интеллектом…
Борис поморщился.
Музыкант со сцены внезапно исчез. Песня закончилась. Вокруг раздался дружный, разочарованный стон.
Похоже, все. Концерт закончен. Борис не сказал бы, что они нашли много информации об объекте.
Но хоть познакомились с его творчеством, так сказать. Ладно, Борис ничего не понял, но это были его проблемы.
- Какая мерзость! - вторила сама себе Тимея.
Опять же - никакой мерзости здесь Борис не видел. Впрочем, как и ничего хорошего.
По большому счету просто наплевать на это все.
Хотя Борис слышал нормально только одну песню. Может, это были цветочки по сравнению со всем остальным.
Между тем, на сцену вынесли высокий табурет. Видимо, концерт ещё не закончился.
Толпа оживилась.
Давид Феретти вышел совершенно один, с чёрной гитарой в руках. Пауза была, похоже, для того, чтобы музыкант переоделся. Вместо комбинезона на нем были теперь джинсы и жилет из такой же ткани. Последний был расстегнут, и под ним виднелась простая, белая майка. Волосы у Давида были иссиня-чёрные, почти, как у самого Бориса. Только сам Борис был пострижен очень коротко, а у Давида Феретти пряди падали на лоб с одной стороны, а с другой - были зачёсаны назад. Его лицо теперь было отлично видно.
Борис внимательно оглядел музыканта и решил, что тот совсем не привлекательный. Будь Борис девчонкой лет восемнадцати-двадцати, которая стояла неподалеку, он бы не заинтересовался. Но Борис, конечно, не девчонка. Ему ли судить?
Просто Борис думал, что знаменитости должны быть очень красивыми, а этот… У этого был длинный, острый нос, слишком полные губы для мужчины, тяжёлые веки, длинное лицо и очень суровый, пристальный взгляд. Глаза Давида Феретти были накрашены чёрным, и, если других косметика делала милее, то в этом случае все было наоборот. Музыкант выглядел совсем не женственно, а крайне агрессивно. Дополняли картину татуировки на лице - их было три. Две надписи (одна - под левым глазом, горизонтально, другая - справа, на щеке, чуть выше губ). И третья - какой-то знак, словно слеза, вытекающая из правого глаза.