Литмир - Электронная Библиотека

Татьяна Ольшанская

Из сердцевины

Отцы и дети

Путеводная

Над домом мерцает твоя звезда

И ночью, и ясным днём.

Знать не желает: через года

Мы все на нее уйдём.

Её не видать другим таким

Лишённым себя и сна,

Но знаю, что если мы всё же спим,

То нас стережёт она.

Когда мне тоскливо, то я письмо

Дрожащей рукой пишу,

Надеясь, что сможет само оно

Найти до небес маршрут.

Теряю письмо я из раза в раз

И почерк не разберу,

Уж вижу твой прищур пытливых глаз

Над чёрным созвездием букв.

Не виделись мы уже восемь лет,

А кажется будто бы год.

Всё врут, что тебя с нами больше нет:

Я чувствую наоборот.

Не бойся, мне память дороже, чем вещь,

Её не разъесть годам.

Лицо и твой голос легко беречь.

Я времени их не предам.

А камень пускай заметут снега,

Бездушный, не нужен он.

Ведь знаю: не гаснет твоя звезда

И мой охраняет сон.

Биография в две минуты

Мне только три, сладкого почти не дают,

Гонят мыть руки, – а я сама до раковины не достаю,

Учат определять время на больших часах

Мультики – ещё с помехами – увлечённо, во все глаза.

Каждые выходные у бабушки булочки поедаю в семейной компании:

Такой ещё возраст, что мне пока не нужно волноваться за талию.

Если бы кто сказал, какая о ней будет печаль,

Я бы реже тогда сахар клала в заваренный в термосе чай.

Ребята на улице, шум и визги в окно разносятся,

А меня не пускают – слишком маленькая, ведь на улице – взрослые.

Кто-то с родителями в кино уже занимает впервые очередь,

А мама, кажется, с отцом ругается… Или это с отчимом.

Она постоянно занята, постоянно работа,

Но успевает ко мне проявлять такую заботу:

Спасибо, мама, я теперь ненавижу супы и манку с комочками,

Но ты можешь гордиться – я пока что послушная дочка.

Вроде в начальной школе уже, все ещё интересно,

Конфеты теперь и сама могу стащить, знать бы место.

Время определять очень точно умею на больших часах –

Вот дождаться бы только конца урока и домой назад.

Пока бабушка печёт булочки, теперь помогаю ей,

Мама заставляет лечить простуду и посещать врачей,

Хотя вроде не болею ничем, чувствую себя как обычно…

Знаю, ей просто хочется отдохнуть, посидеть со мной на больничном.

Дедушка любит, играет в шахматы и пока ещё поднимает.

Доверяюсь ему больше всех: уж он меня понимает.

Учит сложным штукам, например, – разбираться в физике.

Так и не узнает, что внучка будет филолог и станет учить языки.

Школа к концу подходит, друзей не особо много.

Обидно, что характер такой скверный имела всю дорогу.

С мамой ругань, самостоятельность, запретов не выношу.

Бабушка терпит, не сердится, объясняет ей трудный возраст как малышу.

На больничный теперь сама. Так не хочется в школу…

У одноклассников порой бывают слишком жестокие закидоны.

Первые сигареты – неправильная социализация.

И нагоняи от дедушки, который мне заменил отца.

Выпускной, без бантов, мама плачет, да и я украдкой –

Мне семнадцать, и радости детства теперь за рамками.

За учебу медаль, чтобы мама могла знакомым хвастаться:

«Дочка умница у меня, – и обязательно добавит, – красавица».

Первый курс, филология, потому что учить физике больше некому

(когда дедушка умер, была пурга, никогда не видела столько снега,

пережили, оправились, горевать нельзя было долго:

мама с бабушкой бы быстро расклеились, так что я стала строгой).

Потом любовь, неудачная, как обычно бывает впервые

Чувства глупые – через две пары очков розовых:

Так романы учили.

Год мучений, разочарование и наконец-то разлука,

Зато в это время мы друг друга нашли с моей лучшей подругой.

Интересы стали взрослее, а мама как будто младше.

Стало странно: теперь я, не она, варю с комочками кашу.

Конец обучения, спасибо, у меня минус четыре года.

Давление, кажется, стало немного зависимым от погоды.

Переезд в другой город, одиночество и Невы берег

Мама, мам, я приеду! Только заработаю летом денег…

И друзья разлетелись, подруга лучшая осталась в родном городе,

Я люблю её так же, как прежде, а она меня нет вроде бы.

Двадцать три почти, немного учебы, подработка, мытьё тарелок.

Теперь не нужно понимать время: часы выпускают без стрелок.

Все к лучшему и больше не будем об этом, ладно?

«..Мам, привет, не знаешь, вдруг мы можем вернуться обратно?..»

Жертва

Как Мойра, плету чей-то черный ковер,

Вплетая за волосом волос,

По нитке сживая турецкий узор

Из собственных радостных полос.

Работе не видно конца безутешной,

Срываются тонкие нити.

И пальцы, когда-то дарившие нежность,

Беззвучно скрипят: "Помогите"

Все спицы поломаны в разных полотнах,

Другого не взять инструмента.

И пряжа, теряясь в ручных коридорах,

Становится красного цвета.

Маме

Ты только будь, пожалуйста, ладно?

Даже сердитая и уставшая,

Оккупирующая общую ванную,

Красивая, когда не накрашенная.

Будь тихо-тихо и не слишком взрослая,

Приноси, пожалуйста, ещё чаю.

Я очень люблю тебя, такую серьезную,

Очень люблю и очень скучаю.

Ты мой пример, олицетворение дома

Надежда на то, что все мечты сбудутся.

Мир не придумал такого слова,

Чтобы любовь прокричать тебе на всю улицу.

Каждый в праве думать, что его мама – лучшая,

Но мы-то с тобой знаем настоящую правду:

Лучшая – только ты, ты одна и заслуженно,

А мне больше ничего и не надо.

Пусть годы проходят, как проходит кино,

Мамочка, знай, ничего не изменится,

Так же, как в детстве когда-то давно,

Я точно узнаю твои шаги на лестнице.

Притчи

Горе

Унеси в свои воды, море,

Да напой мне одну песнь.

Может, всё же отпустит горе

Погостить у тебя здесь?

В дар тебе принесу слёзы

Чище пены и жемчугов

И венок из цветов розы,

Что прочертит путь вдоль брегов.

Ты меня напои лекарством,

Хоть и горьким, и ладно, пусть.

Я солёным твоим богатством

Крепче хмеля сейчас напьюсь.

И грозы мне, да прямо в душу,

Чтоб насквозь проходил заряд.

Так не хочется больше слушать,

Как о лучшем «потом» твердят.

Пеленай меня, море, крепко,

Чтоб не вырваться и не сбежать,

1
{"b":"733939","o":1}