На Рейне подцепил однажды

Мешок с отборным серебром…

И в правде уверяет каждый!..

Да, как бы ни было, они

Три лучших в мире плотогона!

Они для всех всегда важны,

Ничто им в мире не препона!»

Однажды Петер шёл домой

С какой-то праздничной пирушки,

Где он не тешился игрой,

Не выпил даже пива кружки,

А лишь смотрел, как гости ели,

Кутили, пили до утра,

Всё потому что серебра,

Ох, было мало, в самом деле.

Петер

И где берут они монеты?

Какие же у них секреты?

Ах, кабы мне хотя бы часть

Того, что эти тратят всласть!

Упрямый Петер разбирал

Возможность богатеть безмерно,

Но что ни думал, ни гадал –

Всё было глупо и неверно.

И вот он вспомнил наконец.

Петер

Урр-ра! Стеклянный Человечек!

Он друг отчаянных сердец!

Да, тут не может быть осечек!

Я помню, старые рассказы –

Как он, да Великан-Михель

Дарили золото, алмазы…

Лишь отыскать такую ель,

Да вспомнить нужные слова…

Не зря давно живёт молва!

Ведь даже мой отец с соседом

О нём болтали за обедом!

Ах, стеклодувов покровитель,

Ты сможешь Петра пожалеть,

Ты будешь верный утешитель,

Поможешь мне разбогатеть!

Поверил Петер в самом деле,

Стишок припомнил еле-еле:

Слова все верно повторил,

Лишь строчки две да позабыл.

Петер

Под самою высокой елью,

Во драгоценном подземелье,

Где пробуждён хрусталь-родник,

Среди корней живёт старик.

Он, словно царь земли, богат,

Он бережёт заветный клад…

Но… что же дальше! Ах, зараза!

Совсем забылась эта фраза!

Но как ни думал, ни гадал,

Не мог припомнить заклинанье.

Он даже расспросить желал

Об этом стариков собранье.

Они ведь верили, что духи –

Не сплетни баб, не просто слухи,

Быть может, знали строчки две,

Храня их в мудрой голове.

Но то ли стыд, иль даже страх,

Что выдаст тайные мечтанья,

В нём разбивали все желанья

Спросить у старших – в пух и прах.

И Петер душу утешал:

Петер

Да кто б из них заклятье знал!

Наверно, сами все – невежды!

А то б исполнили надежды,

Сходили бы в еловый лес

И вызвали творца чудес!..

Да, лучше мне молчать об этом,

Не хвастаться своим секретом.

Решился Петер наконец

Спросить у матушки совета,

Но если он не знал конец,

Она не помнила куплета.

Зато открыла, что старик

Подарит чудо, без сомненья,

Тому, чей самый первый крик

Раздался в полдень воскресенья

Или хотя б до двух часов.

Матерь

Когда б ты помнил заклинанье

От первых до последних слов,

Свершилось бы твоё мечтанье!

Ведь ты родился в нужный срок.

Услышав, Петер уж не мог

Не думать о своей удаче.

Петер

Что будет? Так или иначе –

В попытке счастья каждый прав!

И вот, весь уголь распродав,

Одевшись как перед парадом,

Пришёл он к матери с докладом.

Петер

Мне нужно в город: говорят,

Что скоро уж набор солдат.

Напомню им, что я лишь счастье

Вдовы, не знающей участье.

И Петра матерь похвалила,

И собрала ему еды,

И, заклиная от беды,

На важный путь благословила.

Шагал упрямый Петер скоро.

Забыв про матерь, службу, город,

Он двигался в еловый лес

В надежде отыскать чудес.

Презрев опасную препону,

Он выше двигался по склону

Горы, представшей перед ним

Ужасным ельником глухим.

И вот добрался до вершины.

Вокруг – лишь ели-исполины,

Ни изб-дворов, ни шалаша,

Волнуется средь них душа.

Здесь редко житель проходил,

Обычно шёл он стороною,

Всё потому, что ельник слыл

Дурной, нечистою горою.

Давно уж смелый человек

Не начинал в лесу охоту,

Давно здесь не был дровосек,

Презрев опасную работу.

Всё потому, что этот лес

Заколдовал какой-то бес.

Прекрасные, большие ели

Рубить здесь люди не хотели;

Заглянет дровосек сюда,

И с ним случается беда:

Топор соскочит с рукоятки,

Занозы растерзают пятки

Иль насмерть дерево сшибёт,

Или затонет с древом плот.

Несчастий люди избегали

И лес тревожить перестали,

И наконец, разросся лес

До самых сумрачных небес,

Да так, что и дневной порою

В нём было всё покрыто мглою.

Да, тьмой был Петер поражён,

Вошёл с опаской в чащу он:

Кругом – не слышно даже звука,

Всё тихо, глухо – страх и мука.

Казалось, в этот страшный мрак

Не сунется ни зверь, ни птица.

Да, только за деньгой чудак

Мог в этот ужас погрузиться.

Став около огромной ели

(Голландцы бы не пожалели

Спокойно за неё отдать

Гульденов сотен – этак пять),

Подумал Петер: «Так и есть!

На свете выше нету елей!

И, стало быть, мой мастер здесь…

Да, здесь живёт он, в самом деле…»

И, снявши шляпу, он, смиренный,

Отвесил до земли поклон:

«Вам добрый вечер, друг почтенный!»

Ответ, увы, не слышал он.

«Ох, как противны старики!

Скажу заветные стишки!»

Проговорил он заклинанье

И тут усилил всё вниманье,

И ждал с боязнию… как вдруг

Услышал он какой-то стук,

И кто-то выглянул лукаво

Из-за ствола чуть-чуть направо –

И скрылся. Петер помнил взгляд,

Лукавый, зоркий, солнца вроде,

Да яркий, пёстренький наряд,

Какой у стеклодувов в моде.

«Стекольный мастер! Это он!

Ах, быстро же негодник скрылся!» –

Внезапным чудом поражён,

Ужасно Петер огорчился.

Петер

Стекольный мастер! Господин…

Стекольный мастер!.. Выходите!..

Смотрите, я пришёл один!..

Ах, милый мастер, пощадите!

Но мастер вновь не дал ответ

И лишь тихонечко смеялся.

Петер

Ах, погоди! Поймаю, дед!

Узнаешь, мастер, с кем связался!

И лишь раздался Петра крик,

Как очутился тот за елкой4 –

Увы, пропал его старик,

И Петер уж следил за белкой,

Которая махнув хвостом,

Как молния, наверх взлетела.

Петер

Ах, если б я владел стихом,

Быстрее бы свершилось дело!

Наморщив лоб, нахмурив брови,

Он страстно вспоминал слова

И думал так, что голова

Кружилась от прилива крови.

Пока он бормотал и кис,

От злости кушая иголки,

Та белочка спрыгнула вниз –

На самые низины ёлки.

И, распушив свой хвостик рыжий

И хвастаясь, как кот бесстыжий,