– Дочь, говоришь… ну посмотрим.

Так до лета время прошло очень быстро, мы жили с родителями Светы, отношения у нас были спокойные, дружелюбные, но мне всё время казалось, что её отец недолюбливает меня, конкурирует со мной, я не знал, как это назвать, не понимал, какие претензии он ко мне имел. Он даже на нашу свадьбу не приехал, Свете сказал, что этот брак ошибка, она по пьяни со мной как-то поделилась, теперь жалела, слова эти я вспоминал каждый раз, как только ловил его недоброжелательный взгляд, чего ему от меня надо? Света была уже на 8-м месяце, а мы до сих пор жили в бараке в воинской части, жили немного тесновато, туалет был на улице, в бараке только холодная вода, да и ту таскать надо было вёдрами из колонки. Тёща один день собралась и пошла к начальнику части, поговорила с ним «по душам», и к рождению ребёнка мы переехали в новую светлую двухкомнатную квартиру в военном городке. Тёща была очень молчалива, но если говорила, то по делу, правда, тестя пилила часто – за алкоголь и за сигареты, сама она никогда не выпивала и не курила, каждое утро, не вставая с кровати, делала зарядку, она очень отличалась от большинства людей того времени в первую очередь привычками, которые тогда были не в моде, курили, например, все поголовно, а она нет. И я тоже курил, хотя когда комиссовали, запретили строго-настрого, но на байкальском воздухе мои легкие как будто переродились, и я почувствовал их силу и снова закурил.

24 июля мы с Витей поехали на рыбалку, я вернулся домой на следующий день вечером, тёща с балкона крикнула, что 2 часа назад Света родила дочь. Дочь! Я помню, что очень обрадовался, даже не ожидал, что так обрадуюсь, прыгнул обратно в машину к Витьке, и мы понеслись в роддом.

Дочь родилась среди сосен прямо в лесу, роддом был закрыт на ремонт тем летом и под него оборудовали старый лечебный санаторий. Мы приехали за Светой на выписку через два дня, впервые я взял дочь на руки и назвал её именем, которое первым пришло мне в голову: Марина. Мы, конечно, вели бурные обсуждения последние два дня, звонила мама, я давно не слышал её такой радостной, мне кажется, она даже прослезилась от счастья, что для неё совершенно не свойственно, сказала что всю жизнь мечтала о внучке Ксении. Но мне пришло в голову Марина, и все с этим, включая тестя, согласились без споров. Картинки первых дней жизни дочери до сих пор живут в моих воспоминаниях: «Комната просторная наполнена теплом и светом, комната угловая, и в ней 2 больших окна, оба они открыты, на них тонкая, почти прозрачная, воздушный тюль, она пляшет хаотичные ветряные танцы, из мебели только двуспальная кровать с высоким матрасом, светлое покрывало, на кровати маленькая укутанная гусеничка, кряхтит, глаза закрыты. На полу радиоприёмник играет классическую музыку, Света сказала, что это концерт Моцарта. Я боюсь даже на руки взять, совершенно не понимаю, что с ней делать и чем я могу быть полезен Свете и тёще, но мне всё равно очень хочется подержать её, от неё какое-то особенное тепло исходит, оно наполняет меня»; «Сижу на лавочке, дочь лежит рядом на одеяле, спит, кряхтит, моя голова на спинке, ноги вытянуты, в зубах сладкая травинка, смотрю на берёзу и голубое небо, думаю о его красоте и о своем счастье».

Через 2 месяца прилетела мама в как бы командировку. Была осень, и деревья уже были красно-желтые, почти весь сентябрь шли дожди, мелкие, промозглые, а последняя неделя была теплой, сухой и солнечной. Осеннее солнце особенно мягкое, особенно ласковое, оно располагает к доверию и близости, к общению без слов, к размышлениям в неспешных прогулках, к наслаждению красотой и мудростью природы, к желанию просто быть. Я пошёл домой на обед и решил заглянуть в почтовый ящик, открываю, а там телеграмма: «Алёша, прилетаю 27 сентября, встречай. Мама». Я посмотрел на часы, там в маленьком квадратике было число 27. Самолет уже прилетел. Я бросился бежать к КПП. Почему я тогда побежал к КПП, вместо того чтобы сесть в машину и поехать в аэропорт, не могу сказать. Я действовал спонтанно, на эмоциях, видимо так, как просила душа. Бегу, а навстречу идёт мама в сером вязаном костюме, сверху кожаное коричневое пальто. Я до сих пор помню этот момент: она такая стабильная, красивая, холодная идёт не торопясь по дорожной песчано-глиняной колее, а вокруг листопад и сквозь листву солнечный свет, такой мягкий, теплый, и она сразу как-то теплее мне видится. – Мам, прости, я только сейчас случайно открыл ящик и увидел. Почтальонка – коза, видимо, лень ей было телеграмму пешком на 7-й этаж нести, она её и кинула в ящик.

– Привет, Алёша, а я выхожу из зала прилёта, меня никто не встречает, у меня Степаныча чемодан, ну тот большой, сверху до низу забит продуктами и вещами для внучки. Хорошо, что у меня адрес был, я приехала на такси, вещи пока на КПП оставила.

– Прости, мам.

– Ладно. Пойдём. Как же у вас тут красиво, кругом лес.

С утра до вечера она была с Мариной, ночью вставала, когда она плакала, взяла на себя большую часть забот о внучке. Эту неделю я почти всю провёл то на рыбалке, то в лесу с Витей. Время было грибное. Света хоть и имела больше возможности, чем обычно, для отдыха, почему-то всё это время была строга со мной и чем-то недовольна, она ничего не говорила, но я это чувствовал, поэтому старался не быть дома, чтобы лишний раз не видеть её недовольного лица. Через неделю я проводил маму, и мы договорились, что я должен вернуться домой, чтобы нам отдали последнюю комнату в нашей коммунальной квартире. Через месяц я вернулся домой и начал делать ремонт в нашей комнате. Ещё через пару месяцев мама полетела в Иркутск в как бы командировку, забрала Свету с Мариной и привезла их домой. Сейчас я думаю, что мне было хорошо жить в Иркутске, я много времени проводил на природе, занимался дочерью, отношения со Светой были тёплыми, и всё это было счастьем хорошей жизни. Способность оценить такую жизнь часто появляется уже в зрелом возрасте. А я, несмотря на статус, был совсем мальчишкой, и такая размеренная, хорошая жизнь, с её простыми радостями казалась мне скучной. Дьявол звал меня.

– Чем пахнет?

– Пивом.

– Я тебе дам пивом!

– Чем пахнет?

– Не знаю, пап.

Хома, какая же она милая, когда расстраивается и опускает глаза, но надо держать её пожестче, чтоб не разбаловалась.

– Ген, ты чего растанцевался, давай наливай. Опять к Свете подкатывает свои яйца, и эта такая вся раздухарённая цветёт и пахнет, сука одним словом.

– Свет, давай тоже потанцуем. Генкина жена сидела на диване, я взял её за запястье, ловко и технично притянул к себе, она улыбнулась очень откровенно и положила руки мне на плечи. Я обнял её за талию и почувствовал легкие вибрации возбуждения. Я даже немного испугался этих ощущений, отшутился и пошёл к столу выпить ещё рюмочку. С этого момента Света стояла в моей голове и днём и ночью. Когда мне было одиноко, я вспоминал этот момент с танцем и те ощущения, которые она во мне вызвала, думать об этом было приятно, и я снова и снова проматывал плёнку на это место. Я точно помню, что не испытывал ни стыда, ни вины, считал, что виновата жена, она своей холодностью и вечным недовольством толкала меня на разнообразные любовные приключения. Иногда это был просто флирт с её подругами, иногда разовый секс с общими знакомыми, иногда я увлекался аж на пару недель. Но как правило, интерес к этим женщинам быстро проходил, а наш брак оставался, я не хотел бросать семью, не хотел, чтобы моя дочь страдала. Когда-то я вообще не мыслил себя с другой женщиной, если бы мне кто-то сказал шесть лет назад, что у меня будет секс с кем-то кроме Светы, я выбил бы челюсть этому человеку. Но сейчас… сейчас всё было абсолютно иначе. А началось всё с Гали. Когда дочке был год, жена улетела с ней в гости к родителям почти на месяц, и я помню, с каким наслаждением я проживал этот месяц. Уставший от постоянного крика, пелёнок, нескольких работ, я наконец-то задышал. Мне не надо было после работы идти и разгружать машину с хлебом, пока Светы не было, я решил отказаться от этой работы, это была её инициатива, она считала, что нам нужно было самим обеспечивать свою жизнь и не полагаться на мою маму, достаточно было того, что мы живём в её квартире. После работы я забегал домой, ужинал с мамой и отправлялся в приключения. Два моих приятеля, Стас и Вадик, жили в квартире, которая досталась Вадику от умершей бабушки, это была наша блат-хата. Внешне эта квартира совсем не соответствовала своему содержанию, я имею в виду ту жизнь, которая в ней происходила. Покойная бабушка Вадика любила разного вида рукоделие, так почти все поверхности украшали салфетки макраме, вазы и тарелки папье-маше, а в дверных проёмах висели шторы из разноцветных пуговиц и обточенных бутылочных стёкол, надо сказать, это было довольно красиво, хоть и не по моде, нигде в своей жизни я больше не видел таких штор. Я встречался с ней пару раз, несмотря на свой преклонный возраст, ей было 90 лет, когда она умерла, она была подвижна, самостоятельна и часто улыбалась. Так что те бесконечные алко-секс-марафоны, которые происходили в этой квартире, казались ещё грязнее на фоне этих милых старушкиных увлечений. На одну из этих вечеринок как-то пришла моя старая школьная знакомая Галя со своей подружкой Леной, полночи мы пили спирт, курили и периодически спорили, кто из нас, парней, круче, после полуночи Галя взяла меня за руку и повела из кухни в комнату. Посадила на кровать, встала передо мной, взяла меня за палец и стала проводить им в теплой впадине между ног. Несмотря на то что она была полностью одета, я просто заискрился от возбуждения, как будто в груди стал скапливаться электрический ток. Она села на меня сверху и взяла меня за шею очень нежно и в то же время жестко. Мы стали ритмично двигаться навстречу друг другу, я не знаю, сколько это продолжалось, но, по ощущениям, совсем не долго, я технично снял её с себя, как только ток начал вырываться наружу. Упал на спину, она легла на меня сверху.