Мыслители – мои друзья…

Живу в очарованье книжек:

Я так наукой увлечён,

Порой забуду и про сон… –

«Дай Бог, – сказал старик в раздумье,

Поглаживая свой бакен, –

Любовь к науке – что безумье,

Порой оно затянет в плен,

В оковы дум и вдохновенья –

Таков избранник размышленья…

Дай Боже, рад я за тебя:

Стезя завидная твоя».

Вдруг он прислушался… в досаде

Он убежал, исчез в кустах…

Затем раздался крик что крах:

«Никто не думает о саде!

Кто лошадь, черти, привязал?

Кто яблоню, канальи, мял?

«Всё перепортили и рады!

Всё перемерзили, вот ад!

Всё пересквернили – все гады!

Весь перепакостили сад!

Что значит – нету мысли целой!

Пропал мой сад, погибло дело!

Ах, Боже мой, ах, Боже мой!»

С лицом, покрытым хладной1 тьмой,

Вернулся к Коврину бедняга,

Изнеможён и оскорблён;

Казалось, самый страшный сон

Примчался в явь под знаком флага:

«Разрушен сад, погиб Егор –

К чему отчаянья укор?»

«Ну что поделать с дураками!

Анафемский народ! дурдом! –

Печально разводя руками,

Сказал он слёзным голоском. –

По ним давно страдает трёпка!

Ты представляешь, ночью Стёпка

Возил навоз; ему, ослу,

Взбрело вдруг привязать к стволу

(Каналья!) лошадь…он вожжищи

Так туго намотал, подлец,

Что в трёх местах кора – вконец

Потёрлась!.. Он раскрыл глазищи

И хлопает! Толкач, осёл!

Повесить надо! Нет – на кол!..

«От этих дурней мало проку… –

Он, успокоившись, обнял,

Поцеловал Андрея в щёку, –

Дай Бог… дай Бог, – забормотал, –

Учение всегда желанно…

Я рад, Андрюша, несказанно,

Что ты приехал, очень рад,

Спасибо! Ну, пойдём и в сад…»

Потом такою же походкой,

Проворной, быстрой, озорной,

И с думой на лице большой,

Серьёзной, трепетной и кроткой,

Он обошёл любимый сад,

Забыв про горе миг назад.

Теплицу и оранжерею,

Сарай грунтовый, целый сад, –

Старик открыл весь «рай» Андрею

И был вниманью очень рад.

Две пасеки, что он любовно

И смело, прямо, не условно,

Явленьем века называл, –

И их он гордо показал

И счастлив был, что друг учёный,

Вниманье искренне даря,

Светился чувством как заря

И был рассказом увлечённый.

Как мало для довольства нам –

Дарить понятное друзьям.

Взошло лучистое светило,

Пока прогулка их влекла,

И сад так нежно осветило,

Даря веселие тепла,

Отраду трепетного света,

Что Коврин чуял близость лета:

«Ещё в начале только май,

А впереди ведь – жаркий рай,

Такой же длинный, яркий, ясный,

Как этот день… в груди моей

Трепещет чувство ранних дней,

Восторг – лишь юности подвластный!

Давно ты видел, милый сад,

Мой детский и невинный взгляд,

«Как резво бегал по алее,

И мир мне счастье обещал…»

Былое ожило в Андрее,

Он старика поцеловал

И обнял кроткими руками.

Растроганные, со слезами,

Они пошли обратно в дом

И стали чай пить с пирогом,

Со сливками и с кренделями.

Старинный дорогой фарфор,

Белёсой скатерти узор

И ложки с чудными краями, –

Все эти мелочи опять

В нём детство, юность стали звать,

И постепенно, тайно вместе

Сливались в счастья тихий лик,

В отрадном, вдохновенном месте

Былой и настоящий миг.

Цвели былого впечатленья,

Даря родные наслажденья,

От них теснились чувства, ум

Был полон оживлённых дум:

«В душе так тесно, но приятно,

На сердце радостном легко,

И здесь – что было далеко,

Что мне казалось невозвратно…

Родной, любимый, милый дом,

Ты отогрел своим теплом…»

Проснулась Таня, вместе с нею

Он выпил кофе, погулял.

Всё чудилось тогда Андрею,

Что будто он её не знал.

Она взмахнёт ли волосами,

Обнимет ли его руками,

Посмотрит весело с огнём,

Пошутит озорным словцом,

Задумается ль сном отрадным, –

Всё ново и прельщает в ней:

Как повесть редкую Андрей

Читал её в порыве жадном.

Что миг умчался встречи час,

Услышал Коврин дела глас.

Как никогда любовь, охоту

Он чувствовал к своим делам!

Он сел с улыбкой за работу

И с радостью внимал словам.

В его укромном кабинете

Всё утопало в тихом свете,

Большая комната была

Полна весеннего тепла:

В открытых окнах солнце пело,

Чуть ветерок ласкал листы,

Стояли в вазочках цветы, –

Средь красоты рождалось дело!

В занятье Коврин был влюблён:

Он правды изучал закон.

Труды внимательно читая,

Заметки ставя на полях,

Он, взгляд порою отвлекая,

Его покоил на цветах.

Чуть мокрые, дыша росою,

Они пленяли красотою.

Андрею чудилось, что в нём

Каким-то трепетным огнём

Всё полнилось и каждый атом,

Любая жилочка дрожит

И удовольствием кипит.

В таком занятии богатом,

Лелея свой избранный труд,

Он забывал, как дни идут.

А дни в деревне сном летели,

Так увлечённо и легко,

Как в городе – в плену у цели,

В тревожных грёзах, высоко.

Свободной жизни распорядок

Был нервный жутко, хоть и сладок,

Он беспокоен был, как взрыв,

Ожившей юности порыв.

Андрея вновь влекла работа,

Он много и с умом читал

И так же без конца писал;

В нём так цвела творить охота:

Он даже в отдыхе всегда

Стремился к радости труда.

Дивились все, как спал он мало;

Коль днём уснёт на полчаса,

Всю ночь не спит: идей зерцало,

Его влечёт труда краса.

Пройдёт ли в деле ночь бессонно,

Он утром шутит возбуждённо

И бодро пробуждает дом

Куплетом, танцем иль стихом,

А после завтрака он снова

Садится за свои дела,

И голова его светла,

И к знаниям душа готова:

Андрей мечтал, писал, читал

И итальянский изучал.

Он был в ученье торопливый,

Как только гениям дано.

Общительный и говорливый,

Он пил отменное вино,

Курил сигары дорогие,

Дарил истории смешные,

Умел обворожить гостей

Большой харизмою речей.

К Песоцким часто приезжали

(Почти что каждый день, любой)

Соседки-барышни; игрой

На изумительном рояле,

С Татьяной вместе, вечерком

Они дарили чуткий дом.

На эти вечера, бывало,

К ним приезжал младой сосед,

И скрипка страстная играла:

В его руках звучал секрет,

Живые звуки дух пленяли.

Игру на скрипке, на рояле

Иль пенье Коврин обожал.

От них он так изнемогал,

Что голову на бок клонило,

Глаза слипались, но Андрей

Дышал и глубже, и бодрей,

Дремоту отгоняя силой:

Какой же нужен сладкий сон,

Когда он в музыку влюблён?

Был вечер. Гости после чая

В гостиной пели что-то в лад.

Андрей порой, стихи читая,

С балкона всматривался в сад.

Контральто, скрипка и сопрано

Запели вдруг о чём-то странно.