====== 2. СОПЕРНИКИ ======

ГЛАВА 2. СОПЕРНИКИ

Москва, октябрь 2007 года

Геннадий Владимирович Мурзин, 42-летний бизнесмен, пристально смотрел на сидевшего напротив Хейдена. Они уже с минуту мерялись взглядами – после трех часов бесплодных переговоров. – Йен, мне очень жаль, что мы с вами не можем договориться, – Мурзин говорил по-английски с заметным русским акцентом, но свободно и бегло. – И я не понимаю причин вашего упрямства. Я ведь даже не настаиваю на том, чтобы вы продали всю свою долю в проекте Сокоде. Просто уступИте мне два процента плюс одна акция. – Вы предлагаете мне лишиться блокирующего пакета, – темно-серые глаза Хейдена сканировали Мурзина. – В этом случае я превращусь в обычного миноритарного акционера, который ни на что не влияет. – А на кой черт вам там на что-то влиять, Йен? – устало откинувшись на спинку кресла, поинтересовался Мурзин. – Ваш интерес – прибыль от добычи и экспорта титана. Так вы ее и будете получать. Я являюсь акционером, как и вы, и я тоже заинтересован в увеличении прибыли. – Вы ее уже получаете, – холодно произнес Хейден. – Эта прибыль может быть гораздо больше для нас обоих. Но вы упрямо вставляете мне палки в колеса. Блокируете ряд сделок. – Потому что меня не устраивают эти сделки. Они не то что сомнительны, они откровенно незаконны и даже преступны! На лице Мурзина не дрогнул ни один мускул. Это был крупного телосложения брюнет с темными глазами и правильными чертами лица, с жесткими складками возле губ. Мурзин отлично умел держать себя в руках, и только пугающий адский огонь, вспыхивавший в темных глазах, выдавал клокотавшие в нем чувства. И Йен, который уже далеко не первый раз встречался с Мурзиным, задавался вопросом: как находит себе выход черное пламя, бушевавшее в этом человеке? Оно ведь обязательно должно было найти выход, иначе его носитель просто сгорел бы дотла изнутри! Биография Мурзина была Йену известна в общих чертах и некоторых деталях. Мурзин родился еще в советские времена и изначально делал военную карьеру. Причем в элитном спецназе, который посылали в «горячие точки» планеты. Было известно, что Мурзин успел побывать с «точечными миссиями» в Афганистане, Анголе, Эфиопии, Сомали. Суть этих миссий оставалась тайной, но было ясно, что Мурзин занимался в этих странах вовсе не гуманитарными проблемами. Бывал он и в Чамбе, где сумел завести неплохие связи с местными военными. Имелись данные о том, что он был одним из советников по подготовке военного переворота в этой маленькой центральноафриканской стране. Переворот провалился, зачинщиков сразу расстреляли (поговаривали, что некоторых заживо сожгли на медленном огне в соответствии с местными традициями), а Мурзину и другим зарубежным советникам пришлось срочно эвакуироваться из Чамбе. Позже Мурзин вышел в отставку с военной службы и занялся бизнесом, причем весьма успешно, благо имел отличные связи в российских силовых структурах. Железная хватка и деловое чутье вели его вперед. Мурзин не стеснялся в средствах: давал взятки, давил, угрожал, шантажировал, уходил от налогов, занимался сомнительными махинациями. Словом обычный джентльменский набор крупного российского бизнесмена. В политику не лез, с властью не ссорился, был тесно связан с военными и со спецслужбами, стараясь держаться в тени. Он занимал единственный официальный пост – председателя правления MG-банка. Этот банк тоже был мало кому известен, но через него проходили колоссальные средства, связанные с нефтепереработкой, добычей редкоземельных металлов и других полезных ископаемых. Само собой, Мурзин не мог не появиться в хорошо знакомой ему по годам военной службы Африке. Теперь уже в качестве бизнесмена и инвестора. Он отлично разбирался в военно-политической ситуации на черном континенте. Лично знал многих из тех, кто стал частью правящей элиты стран с нищим населением, но богатых природными ресурсами, на которых делались многомиллиардные состояния. Вот так Мурзин вернулся в Республику Чамбе, откуда некогда вынужден был спешно ретироваться. Вернулся как инвестор, располагающий огромными средствами и готовый вкладывать их в разработку титановых и алюминиевых месторождений и экспорт сырья. Его интересовал в первую очередь проект Сокоде – месторождение титана и других редкоземельных металлов в самом центре страны. Контрольный пакет акций держало в руках правительство Чамбе, еще 23% приобрел Мурзин, но он хотел получить блокирующий пакет – 25% +1 акция. Это позволило бы ему влиять на политику добывающей компании. Конечно, он и так влиял на эту политику, давая взятки высшим чиновникам Чамбе – донельзя жадным и столь же коррумпированным. Но получение блокирующего пакета все упрощало бы. Однако Мурзина опередили. Причем опередил сопляк, выскочка, некий Йен Хейден – из тех самых молодых финансовых гениев, которые умудрялись к 30-ти годам сколотить миллиардное состояние. Хейден приобрел блокирующий пакет меньше чем за год до появления Мурзина в Чамбе. Он воспользовался тем, что в тот момент в этой и без того нищей стране разразился очередной экономический кризис, официально вызванный неурожаем, падением цен на сырье и махинациями зловредных западных банкиров, но на самом деле – запредельным воровством местных чиновников. Правительство Чамбе согласилось продать Хейдену блокирующий пакет акций компании «Сокоде», чтобы хоть чуть-чуть выправить экономическое положение в стране (но на самом деле, чтобы еще туже набить карманы местной элиты). Сделка, казавшаяся властям Чамбе весьма выгодной, на деле принесла им много проблем. Хейден оказался очень сложным партнером. Слишком большим чистоплюем. Да, он хотел получать прибыль от титана и других руд, но ставил препоны сделкам, средства от которых шли не в казну республики, а в карманы чиновников. Он жестко контролировал распределение средств, которые выделял на социальные программы в Чамбе, зорко следя, чтобы они действительно доходили до населения, а не исчезали по дороге. И вообще, он не скрывал презрения к коррумпированному режиму президента Нгассы, державшемуся на штыках полиции и военных. Хейден был верен себе. Он был не дон Кихотом, а прагматиком. И фингал, полученный в детстве от чернокожих сверстников, за свободу которых он выступал, кое-чему его научил. Хейден не собирался нести в Чамбе демократию и либерализм, прекрасно понимая, что это все равно что устанавливать ледяные скульптуры под экваториальным солнцем. Но население Чамбе, по его мнению, вполне имело право на лучшую жизнь. Чтобы правительство воровало меньше, а свободы было больше. И чтобы это правительство не мешало ему вести бизнес. А оно мешало, причем с недавних пор помехи чинил еще и Мурзин, вошедший в число акционеров «Сокоде». Судам, зафрахтованным Хейденом для экспорта сырья и продукции из Чамбе, чинились всяческие препятствия: от придирок таможни до откровенно несправедливых пошлин и тарифов. Давление оказывалось очень сильное. Хейден получал угрозы в свой адрес. Но не думал отступать. И переговоры с Мурзиным в Москве он рассматривал как последний шанс решить дело миром. Но, похоже, шанс был упущен. Мурзин твердо вознамерился отгрызть вожделенный блокирующий пакет акций, а Хейден точно так же твердо не желал уступать. И сейчас он без страха смотрел в темные глаза Мурзина, в которых полыхал тот самый, хорошо знакомый ему черный огонь. – Я не буду разыгрывать перед вами святую невинность, Хейден, – проговорил Мурзин. – Да, эти сделки незаконны. Но это же Африка, что вы хотите? Нельзя работать на черном континенте в белых перчатках. – Да, но это не повод залезать в дерьмо по уши, – отрезал Хейден. – Послушайте, Геннадий, я реалист, а не ханжа, и не собираюсь читать вам моральные нотации. Я прилетел сюда, чтобы достичь конкретных договоренностей. Меня не устраивает, что мне ставят палки в колеса. Что вы, благодаря своим связям в правительстве Чамбе, откровенно пытаетесь выжить меня из этого бизнеса. А бизнес в Чамбе имеет стратегическое значение для моих планов. И я не намерен отступать. Более того, скажу вам прямо: если мы с вами не заключим перемирие, я перейду в наступление. – Вот как? – с иронией спросил Мурзин. – И что же вы намерены предпринять, Хейден? – Извините, но я не собираюсь вас посвящать в свой план Б, чтобы вы его не сорвали. – Тогда позвольте мне считать ваши слова пустой угрозой. – Дело ваше, считайте, – пожал плечами Хейден. Мурзин пристально смотрел на собеседника. – Знаете, Хейден, давно хотел вам кое-что сказать. Мы с вами, называя вещи своими именами, противники. Но я уважаю противника, если он сильный и честный. Вы – именно такой. Должно быть, вам известно, что я прошел не одну войну. И имею полное право не считать себя трусом. Но готов признать, в каких-то вещах вы смелее меня. Я знаю, что вы чуть ли в не 16 лет открыто заявили о своей сексуальной ориентации и заплатили за это высокую цену. А я вот до сих пор ее не афиширую. – Вы? – с удивлением выдохнул Хейден. – Вы? – Да, я. А вам об этом не известно? Тогда вам следует сменить начальника вашей службы безопасности, вы должны знать всё о своих партнерах и… тем более, о противниках, – усмехнулся Мурзин. – Никогда не стремился лезть в чужую личную жизнь, – сухо заметил Хейден. – И напрасно, – спокойно ответил Мурзин. – Иногда это очень помогает бизнесу. – Как я понимаю, в моей личной жизни вы уже покопались? – с сарказмом осведомился Хейден. – Да там не в чем копаться, – пожал плечами Мурзин. – Вы не скрываете, что являетесь геем. В принципе, эта открытость является вашей сильной стороной. Будьте уверены: если бы вы это скрывали, я сейчас, не задумываясь, шантажировал бы вас этим. – А вы не боитесь, что я вас буду шантажировать? – с улыбкой осведомился Хейден. – Нет, не боюсь, – спокойно отвечал Мурзин. – Да, я не афиширую свою ориентацию. Но в тех кругах, в которых я вращаюсь, она не является секретом. Даже если на меня опубликуют компромат, то в России этим мало кого смутишь. Ну, разве что заснимут как вы трахаете жирафа, да и то в особо извращенной форме. – Мне известно, что вы были женаты, и у вас есть две взрослых дочери, – заметил Хейден. – Да, это правда, – поморщился Мурзин. – Но я давно развелся. Жене и дочерям я выделяю более чем достаточно средств. И теперь живу так, как мне хочется и как я давно хотел жить… – Почему вы вдруг затеяли этот разговор? – с улыбкой осведомился Хейден. – Вряд ли вы рассматриваете меня как потенциального сексуального партнера. Они оба рассмеялись, причем искренне. – Нет, конечно, – сказал Мурзин. – Видите ли, мои сексуальные интересы лежат в плоскости