Посмотри: впереди – раскаленное золото моря

под молчаньем небес и звенящею песней цикад,

эти волны однажды из памяти прошлое смоют,

и уйдет из груди беспощадный, клокочущий ад.

Там – все будет иначе. За огненным алым закатом

и за ночью ожившей не хлынет угрюмый рассвет.

Будет – золото моря

и туч грозовые агаты,

сок лозы виноградной,

а выше – безмолвие сфер.

Будет. Обязательно будет. Но Саша вдруг почувствовал тревогу. Он посмотрел на берег у подножья скалы. Трое телохранителей, в том числе Владимир, стояли на небольшом песчаном пляже. Там же стоял его отец, не спускавший глаз с сына. А чуть дальше Саша заметил темный силуэт. Отсюда, из моря, он не мог разглядеть лица этого человека, но и не узнать его тоже не мог. Йен. От его силуэта веяло чем-то зловещим. Йен казался сгустком тьмы, которая вот-вот вырвется на волю и заполнит собой мир. Нет, Саша не боялся. Но ему было тревожно. И тут на берегу у самой воды он увидел белого льва. Саша узнал голубые глаза Эма. Эм звал его. Саша стал быстро выбираться из моря, глядя в глаза белого льва, который был виден, кажется, только ему. И в этих глазах он прочел, что со Старшим что-то случилось. Что-то очень плохое. Когда он вышел из воды, льва уже не было. Саша быстро подошел к отцу, который с кем-то разговаривал по телефону. Лицо отца было напряженным и мрачным. – Силецкий, – с ненавистью выплюнул он, протягивая телефон сыну. – Хочет с тобой говорить. Саша взял телефон. – Слушаю, – бесстрастно произнес он, хотя п сердцу метались вихри тревоги. – Твой ебарь Мурзин у меня. Не веришь, проверь, только побыстрее, – слышался из трубки знакомый до тошноты голос. – Если хочешь, чтобы он был жив, то немедленно возвращаешься в Россию. Приносишь акции, которые он тебе передал. А не возвратишься и не принесешь – твоему ебарю конец. И тебя я тоже везде найду, учти. *** Йен, стоя у подножья скалы, смотрел, как Саша, лежа на спине, качается на спокойных морских волнах. Давно, а скорее всего никогда, не видел Йен своего возлюбленного таким умиротворенным, спокойным. И таким далеким. И дело было не в том, что Йену не позволяли подойти ближе к воде телохранители Саши, зорко оберегавшие его. Дело было в другом. В другом. Йен видел, как Саша вдруг стал выбираться из воды – поспешно, но в то же время удивительно грациозно. В лучах заката он казался Йену фантастическим существом, прекрасным принцем из сказки и в то же время – грозным, опасным хищником, которого нельзя было не желать, которого нельзя было не любить. И которого нельзя было получить. Больше никогда. Йену показалось, что у воды как будто появился силуэт белого льва. Он закрыл глаза. Он не хотел видеть никаких львов. Здесь, внизу, львы, а наверху эта чертова пиния! Ничего этого не существует! Существует лишь тьма, в которую заточен Йен. Тьма, которой он уступил, услышав звонок Силецкого. Узнав, что его враг Мурзин в руках Силецкого, Йен почувствовал прилив сил. Ему показалось, что все может измениться. – Я его убью, но при одном условии: ты отдашь свои акции мне, – слышал Йен в трубке голос Силецкого. Силецкий убьет Мурзина. Врага не станет. Путь к Саше снова будет открыт. К черту тогда всё! Йен пойдет именно этим путём, самым коротким и верным. А Саша между тем выбрался на берег, подошел к своему отцу, с кем-то поговорил по телефону. Или просто выслушал. Йен догадывался, кто звонил. Он набрал в легкие воздух, словно собираясь с силами, и решительно направился к Саше. Телохранители преградили ему путь, но Саша сделал им знак пропустить Йена. Йен подходил все ближе. Он видел лицо любимого. Подавленного, но не сломленного и смотревшего на него, Йена, с затаенной надеждой. Нет, любимый. Всё будет по-моему. Йен, словно робот, произнёс: – Я принял решение. Я продаю свои акции Силецкому. И пусть Мурзин отправляется в ад. Я не позволю ему крутить тобой! Ты ничего не смыслишь! Ты… Взгляд Саши изменился. Он выпрямился, и Йен невольно залюбовался его красивым, сильным загорелым телом в обтягивающих плавках. Он испытал прилив желания и задохнулся, открыв рот… Но на него смотрел лев. Точнее не на него. Сквозь него. Йена Хейдена для льва больше не существовало. Берег давно опустел, уже стемнело, а Йен, все так и стоял, застыв в неподвижности. Он не хотел ни о чем думать. Ему была страшна любая мысль. Любая.

====== 60. “СУПЕР” ======

ГЛАВА 60. “СУПЕР” Палермо – Москва, август 2008 года Саша старался не рефлексировать в этот отчаянный момент. Заставлял себя не думать ни о чем лишнем. И ни о ком лишнем. В частности, о Йене. И если раньше Йен всегда оставался в поле его внутреннего зрения, то теперь его выставили за дверь, «во тьму внешнюю, где скрежет зубовный». Да, Йен стоял за крепко закрытой дверью, готовый в любой момент ворваться в сердце Саши вместе с легионом демонов. И Саша не был уверен, что сможет удержать этих демонов вовне. Но и об этом старался не думать. Он вылетел в Москву сразу после звонка Силецкого и нового предательства Йена. С ним вылетели все его люди. За исключением Эрика, который, по своему обыкновению, загадочно сказал, что у него «свои пути», после чего исчез. Йен Хейден был предоставлен самому себе, к нему как будто потеряли интерес. Саша удивлялся собственному хладнокровию. Да, в глубине сердца пульсировала боль, отчаянная, страшная, но внешне он оставался невозмутимым. Он понимал, что на него смотрят другие. И враги, и друзья. Впрочем, у Саши не было друзей. Были приятели, недруги, завистники, любовники. Теперь были и близкие люди. Но друзей не было никогда. Не то чтобы Саша в них не нуждался, но просто не умел их заводить. А сейчас он чувствовал, что ему надо выплеснуть боль, которая клокотала в глубине его сердца. А выплеснуть было некому. Не было друга. Саша сидел в самолете, закрыв глаза. А когда открыл, то на него смотрел Эм, в образе льва. Голубые глаза были устремлены на Сашу. Два белых льва общались взглядами. Губы Саши не шевелились. Друг, ушедший из этого мира, разделял его боль, принимал ее в себя, уносил ее прочь. Саша чувствовал, как возвращаются силы. Два льва разорвали тьму боли на части. Саша чуть улыбнулся и подозвал отца, Владимира и Олега. Пора было решать, что предпринять в Москве. *** Москва, август 2008 года Силецкий напоминал Мурзину огромное мерзкое насекомое: не то ядовитого паука, не то скорпиона. Мурзин сидел на стуле в какой-то комнате, руки были скованы наручниками. Внешне он был спокоен, просто казался усталым. Даже измученным. Силецкий не скрывал злорадства. – Я предупреждал тебя, Геночка, что всех вас достану. И тебя, и твою блядь. На лице Мурзина не дрогнул ни один мускул. Мозг лихорадочно работал, анализируя ситуацию. А она была еще хуже, чем официальный арест. Гораздо хуже. Он сам был виноват, поддался психозу, выскочил из хорошо охраняемого дома. Люди Силецкого вряд ли решились бы проникнуть в дом. Зато они были поблизости и наготове. Геннадию не составило труда сложить два и два, чтобы понять: «крот» в охране все-таки оставался. Именно он дал сигнал людям Силецкого. И те воспользовались ситуацией. Телохранители пытались его защитить, но… Не вышло. Мурзин не винил охрану. Она не всесильна. Особенно, когда мало людей. Сам виноват. Черт, еще и парней подставил… Он даже не знал, живы ли его телохранители. Мудила. Конченый мудила. – Не разыгрывай из себя крестного отца, не получается у тебя, – спокойно бросил Мурзин Силецкому. – А ты в любом случае доигрался, – огрызнулся тот. – Всё. Финита, Геночка. Я тебя уже сейчас лично на кусочки порезал бы с превеликим удовольствием. За сына моего. За всё. Но я обещал, что и твою подстилочку на кусочки порежу. И сначала хочу его. У тебя на глазах. Ты же его любишь, извращенец. Знаю, что лю—юбишь, ой, как любишь! Вот сначала его, а потом уже тебя. – А что дальше-то? – пожал плечами Мурзин, ничем не выдав страха, который охватил его при мысли об угрозе, нависшей над Младшим. – Что дальше? Ты же знаешь, какая кутерьма идет вокруг «Сокоде». А тут ты со своей местью. Прикончишь меня и Сашу – акций никому не видать. Это я уж предусмотрел. А этого тебе не простят, дедуля. Тебя не то что на кусочки порежут, тебя на медленном огне сначала поджарят. А уж потом порежут. Хотя говно и резать не надо. – Ты меня за лоха принимаешь, Геночка? – ухмыльнулся Силецкий. – Совсем мозги проебал в своих садо-мазо оргиях? С этим твоим хмырем жопастым? Проебал, похоже… Так вот, объясняю. Свои акции можешь на тот свет забрать. Там черти их в огонь бросят под твоей сковородкой, чтобы горел ярче. Твой пидорёнок 19%, что ты ему отдал, мне на блюдечке принсёт, чтоб тебя спасти. А не принесёт, то ему же хуже. Но самое главное, Хейден, еще один мозги проебавший, свою долю мне тоже отдаст. По дешевке. Тот самый блокирующий пакет. Он твою смерть купил на эти акции. Да-да. Согласился отдать в обмен на то, чтобы я тебя прикончил, наконец. Правда, идиот считает, что этим он еще жизнь выторговал пидорёнку, которого вы с ним всё поделить не можете. Мудак! Акции-то я у Хейдена заберу, а пидорёнка, сам понимаешь… – Хейден – мразь, но не идиот. Он тебе так просто акции не отдаст. Он тоже знает, что тебе, жучаре старому, верить нельзя ни на грош. – Отдаст-отдаст, – ухмыльнулся Силецкий. – вы оба ебанулись на этом Забродине. Когда он узнает, что Забродин у меня, то быстренько всё отдаст. А я уж смогу этого борца за права педиков развести как лоха. И не таких разводил. – Ну а дальше-то? – спросил Мурзин. На самом деле он уже понимал, что Силецкий задумал дальше, и поддерживал этот разговор лишь потому, что следовал своему старому правилу: всё может измениться в любой момент, и потому надо тянуть время, чтобы дотянуть до такого момента. – А дальше… Раз у меня будет блокирующий пакет, то я продам его тем, кому надо. Не буду упираться как ты или Хейден. Я буду покладистым дедушкой, но уж своё-то отхвачу, не сомневайся. И при деньгах буду, да еще и душу будет греть мысль о том, что ты со своей подстилкой уже в аду горишь. А тогда уж я Хейденом займусь, и этим… Киллерсом. Один раз ушел он от меня, второй раз не уйдёт, – процедил Силецкий. – Ну, занимайся, – пожал плечами Мурзин. – А уж в аду встретимся. И поджаримся. – Умри ты сегодня, а я завтра, – ухмыльнулся Силецкий. – Или вчера, как твой Влад, – не удержался Мурзин. Силецкий изменился в лице, побагровел. – Ты, блядь, сука, за всё ответишь!! – заревел он, плюнул в лицо Мурзину и дал пощечину. – И твой пидорёнок! И остальные!!! Мурзин молчал. Он снова видел белых львов – уже не одного, а нескольких… То ли рассудок у него всё-таки помутился. То ли белые львы и впрямь шли ему на помощь. Но почему тогда белый лев прыгнул на него? Спасал от пуль? В него и впрямь стреляли, хотя Силецкий уверял, что не собирался убивать его сразу. Да, наверное, спасал. Но не только. Мурзин понимал, что лев направлял его на дорогу, которую он должен пройти. Последний круг ада. Точнее, чистилища. Чтобы избавиться от прошлого. Геннадий был готов. Лишь бы его Младший… Лишь бы Младший был жив. *** Подмосковье, август 2008 года Саша, его отец, Олег и Владимир собрались в комнате, которая служила Младшему чем-то вроде рабочего кабинета. – Не ходи, – с тревогой произнес отец. – Силецкий врёт. Это ловушка. Саша кивнул. Он сам не верил Силецкому. Потому что не забыл, как тот пытался его отравить. Не забыл стрельбу у Лувра. Многое другое. Он ясно видел, что старый паук хочет затянуть его в свою сеть. И тогда он не сумеет спасти Старшего. – Среди охраны есть погибшие? – спросил Саша. – Нет. Раненые. Тяжелые, – буркнул Олег. – Но жить будут. – «Крота» вычислили? – бесстрастно поинтересовался Саша. – Вычислили, – угрюмо ответил Владимир. – Это… – Неважно. Что с ним? – Пока жив. Дальше Старший будет решать. – Пусть решают парни из охраны. Когда поправятся. Старший согласится, – в голосе Саши была холодная уверенность. В поведении Саши не осталось почти ничего от прежнего аутичного юноши, но на самом деле власть и ответственность по-прежнему давили на него невыносимой тяжестью. Он не чувствовал сладкого вкуса власти, у него не кружилась голова от того, что люди подчиняются его приказам, что от его решений зависят судьбы и жизни. Может быть когда-нибудь он к этому привыкнет… человек ко всему привыкает. Но Саше не хотелось привыкать. Он знал, что бремя власти – предназначенная ему ответственность и, отчасти, возмездие за то, что он долго уклонялся от этой ответственности. Это бремя мучило, временами отчаянно хотелось сбросить его. Или хотя бы поговорить с кем-то. С таким же как он «белым львом», вожаком таинственной стаи, чтобы понять, как с этим жить. Саша был уверен, что он не один такой в мире, но не знал никого, подобного себе. Его мучили сомнения. Но он не мог себе позволить впасть в уныние. Не мог. Сразу по возвращению в Москву Саша начал действовать. Не нужно было обладать сверхъестественными способностями, чтобы догадаться: авантюра Силецкого не могла понравиться всем группировкам, вовлеченным в конфликт вокруг «Сокоде». Слишком многим она смешала карты, создала неопределенность. И Саша понимал, что обязан этим воспользоваться. Пока наверху, в закрытых от простых смертных кабинетах, не решили, что с Силецким будет проще договориться, чем с Мурзиным и Хейденом. И что лучше мертвый, чем живой Мурзин, знающий слишком многое. Уже в автомобиле, по пути из аэропорта Саша набрал телефон чиновника, с которым не раз встречался, в том числе в особняке Силецкого. Чиновник высказывался максимально осторожно, но Саша понял, что он входит в число тех, кого действия Силецкого привели в ярость. Он ничего не пообещал Саше кроме того, что с ним «свяжутся». Буквально через пару часов после возвращения Саши в опустевший дом туда заявился безликий. Он заметно нервничал и даже не пытался этого скрыть. Безликий представлял группировку, которой Силецкий смешал все карты. Причем группировку, в которую входили люди из спецслужб. И Саша понял, что это шанс. – Без освобождения Мурзина ничего не будет, – заявил он. – От меня вы акции точно не получите. И еще не факт, что Хейден передаст свой пакет Силецкому. – Да, я не отрицаю, для нас это плохо. Хреново. Хуёво, – Саша впервые слышал, чтобы безликий матерился, и это было ещё одним хорошим знаком. – Тогда добейтесь его освобождения. – Мы не можем вмешиваться. – Что значит «не можете вмешиваться»? Вы давно по уши во всем этом увязли! – Мы не можем посылать туда своих людей! – Значит, вы знаете, где Силецкий его держит? Безликому показалось, что на него сейчас бросится лев. Он невольно отступил на шаг, с опаской поглядывая на Сашу. – Да, нам это известно, – нехотя подтвердил он. – Но мы не хотим светиться. Саша кивнул и поджал губы. – Где? – глухо спросил он. – А что мы получим в обмен? – Возвращение статус-кво. – Что вы называете статус-кво? Опять будете тянуть время, торговаться? – А без статус-кво и этого не будет, – Саша как будто гипнотизировал безликого. – Да кто ты такой, чтобы ставить условия, щенок! – безликий, кажется, впервые вышел из себя. Саша молчал, продолжая смотреть в водянистые глаза безликого. Лоб этого человека покрылся испариной. – Мне надо посоветоваться, – зло бросил он. Безликий с кем-то тихо поговорил по телефону. Разговор длился менее минуты.