Но он все-таки держался. Не столько потому, что надеялся на что-то, хотя и заставлял себя надеяться, несмотря на то, что надежду из него методично и жестоко выбивали. Просто потому что он привык держаться до конца и вопреки всему. Привычка, вошедшая в его плоть и кровь вместе с армейской службой. Держаться. Вопреки всему. Даже когда держаться не за что. И не за кого.
Ему сказали, что Младший возвратился в Россию. Что Младший в Москве. И что его вызвали к следователю. Предъявили фотографии и даже видеозаписи в подтверждение этих слов. Мурзин понимал: ему сказали и показали это, чтобы сломить. Потому что знали: Младший – его уязвимое место. Ради спасения Младшего он пойдет на всё, даже откажется от этих акций. Для Мурзина это известие и впрямь стало как гром среди ясного неба. Ему казалось, что всё кончено. Но ошеломление и последовавшая за ней подавленность длились считанные минуты или даже секунды. Младший вернулся… Странно, но Мурзин не чувствовал страха за Младшего. Почему-то наоборот, он вдруг ощутил душевный подъем и даже радость. Младший вернулся. Вернулся из-за него. Вернулся к нему… А сейчас, в этом странном состоянии на грани сна и бодрствования он ясно видел Младшего. Тот стоял перед ним: с прозрачными серыми глазами, от него исходила львиная сила, а еще… он был полон любви. Только сейчас Мурзин по-настоящему почувствовал, понял: Младший любит его. Его! Все-таки любит. И пусть это было всего лишь видение, галлюцинация, но телесная боль как будто стала глуше, а в почерневшей от испытаний душе ярко вспыхнула надежда. *** Те, кто давил на Мурзина, хорошо видели, что их изощренные методы не работают. Что ситуация заходит в тупик. Что главное, из-за чего Мурзина держали в камере, акции «Сокоде», так и остаются недосягаемыми. Но тут всё внезапно изменилось. Из-за границы в Россию нежданно-негаданно вернулся дурачок Забродин, которому Мурзин, оказывается, передал львиную долю вожделенных акций. Богатенький буратино с опилками вместо мозгов, если и думающий, то только своей похотливой задницей. Это был настоящий подарок! Впрочем, радость была недолгой. Сопляк, которого считали безмозглой шлюхой, если и не обладал мозгами, то внезапно обзавелся острыми зубами. Попытку надавать на него, запугать он отбил сразу. Более того, как выяснилось, его арест ничего не дал бы. Чтобы добраться до акций, находящихся в европейском банке, требовалось его личное присутствие. Доступ к ним был еще более трудным, чем доступ к акциям, остававшимся под контролем Мурзина. Ни Мурзин, ни Забродин не знали, что эта проблема стала предметом бурных обсуждений по закрытым каналам связи между Москвой, Парижем и Вашингтоном. Люди в Москве надеялись убедить французов, что достаточно будет тех акций, что находятся в руках Мурзина при условии, что французы вынудят Хейдена продать свой блокирующий пакет. Но французы тут же завопили, что русские пытаются свалить на них решение проблемы, что изначально речь шла о сдаче Мурзиным своего пакета. Люди в Москве делали вид, что «не при делах», пытались продвигать лозунг советских буфетчиц: «Бери, чо дают, а то и это кончится», но благородные мсье напрочь отказывались понимать русские реалии. Впрочем, возможно, они и пошли бы на уступки, но тут в дело вмешались американцы, которые тоже возжелали наложить лапу на акции «Сокоде» вопреки прежним договоренностям с французами о том, что акции достанутся тем в обмен на преференции для американских авиастроительных гигантов на европейском рынке.
Котел противоречий, отказа от взятых на себя обязательств стал закипать и грозил взорваться. Было ясно, что после вмешательства американцев акций, находящихся в руках Мурзина, Забродина и Хейдена, будет совершено недостаточно. Придется еще давить на очередного чамбийского царька Нибигиру, который только-только свергнув Нбеку, уже присвоил себе звание фельдмаршала, облачился в расшитый золотом мундир и, кажется, воображал себя не диктатором нищей африканской страны, а, по меньшей мере, повелителем галактики…
Конечно, французы и русские за спиной американцев в унисон посылали в их адрес проклятья, шептались о том, что янки совсем зарвались и пора их уже осадить… Но ни те, ни другие не решились связываться с американцами. Акции «Сокоде», конечно, важны, титан – стратегический материал, но ставить под удар трансатлантические отношения, и без того все больше напоминающие холодную войну, было бы слишком. Но русским и французам добавилось головной боли. В Москве теперь нужно было решать проблему не только Мурзина, но и его любовничка Забродина, заграбаставшего кубышку с акциями. Проблемой французов теперь стал и Нибигира, от которого пока что было непонятно, чего ждать, и переговоры с которым приходилось начинать с нуля. Да еще и Хейден с его блокирующим пакетом! Тут французы надеялись, что на Хейдена надавят и американцы, ибо он, в конце концов, был гражданином США, да вдобавок имел проблемы с американским законом.
Надавить на Хейдена, запертого на Сицилии и бесившегося из-за этого, было можно. Но, как водится, беда пришла откуда не ждали. Неожиданно подложили свинью чертовы макаронники. Итальянские власти вопреки обещаниям, данным французам, вдруг сняли запрет на выезд Хейдена за пределы ЕС. Служба Вернье быстро разнюхала, что за этим решением стоял вице-премьер Италии Тирини – прожженный и донельзя коррумпированный политикан. Скорее всего, Тирини что-то получил от Хейдена. Неважно что. Важным было то, что, по последним данным, самолет Хейдена, так долго стоявший на приколе в аэропорту Палермо, уже готовился к взлету. И пунктом назначения была Москва.
====== 51. ТУПИК ЛАБИРИНТА ПОХОТИ ======
ГЛАВА 51. ТУПИК ЛАБИРИНТА ПОХОТИ Москва, июнь 2008 года Если бы Саша знал заранее, какие встречи его ждут, он ни за что не поехал бы в «Куклы». Это был гей-клуб чуть в стороне от проспекта Мира в Москве, близ ВВЦ. До спешного отъезда Саши на Сицилию клуб функционировал под другим названием, но то ли у хозяина возникли проблемы с налоговой, то ли сам хозяин сменился, в итоге клуб на неделю закрылся, а потом заработал уже под новой вывеской. Саша прежде бывал в нем изредка, это был среднего уровня пидовник, где тусовалась как вполне приличная публика, так и откровенные шалавы. Наверное, Саша выбрал бы место поприличнее, чтобы расслабиться, как советовал ему отец. Но именно в «Куклах» ему назначил встречу Леша – руководитель одной из групп, для которых Саша писал тексты. Точнее, прежде писал, А сейчас… Он и сам не знал. В этой группе только Леша – тип неопределенного возраста, которому можно было дать и 20 и 30 лет, весь в тату и пирсинге, не скрывал своей ориентации. Еще пара парней была, по словам Леши, «двустволками». Наконец, еще один был суровым натуралом хотя, по словам того же Леши, в дупелину или под кайфом «ласты раздвигал на раз». Саша был не слишком большим любителем гей-клубов. Когда-то они были для него внове, совершенно незнакомым миром. Но очень скоро Саша к охладел к миру сверкающих огней, гремящей музыки, похотливых взглядов, запаху дорогого парфюма вперемежку с перегаром и потом. Замкнутый от природы Саша не принадлежал к тем, кто легко заводит знакомства и стремится обратить на себя всеобщее внимание. Однообразное времяпровождение: выпивка, сплетни, танцы (а Саша был равнодушен к танцам), больная голова наутро – словом, Саша ходил в клубы от случая к случаю, только чтобы не быть «белой вороной». Да и некоторые клиенты требовали, чтобы Саша сопровождал их в клуб.
Владимир был крайне недоволен решением Саши отправиться в «пидовник». Он предпочел бы, чтобы в это опасное время Младший вообще не покидал дом. Но приказы теперь отдавал именно Младший. Владимир лично отправился вместе с ним, прихватив еще пятерых телохранителей. В дороге, когда бронированный мерс несся к Москве, у Владимира, сидевшего на переднем сиденье, зазвонил телефон. Саша не вслушивался в разговор, но до него долетало сдавленное шипение и матерщина Владимира.
– Олег тоже туда попёрся, – виновато обернувшись к Саше, произнес Владимир. – Черт, я не знал даже. Он датый, похоже… Саша нахмурился. Встреча с изгнанным младшим рабом не входила в его планы, но, в конце концов, в клубе полно народу, да и вряд ли Олег захочет к нему подходить. Саша просто посидит с парнями, выпьет пару коктейлей и уедет. У него не было даже мыслей о каких-то эротических приключениях. Однако с самого начала все пошло не так. В шумном и многолюдном клубе Саша сразу столкнулся со своим бывшим клиентом. Тем самым исполнителем слезливых песенок, который и свел в свое время Сашу с музыкантами. За это время певец окончательно вышел в тираж и, судя по его опухшей физиономии, теперь посвящал свою жизнь возлияниям. Кажется, его время от времени приглашали на ток-шоу, где обычно полощут грязное белье знаменитостей, но Саша слышал об этом от кого-то краем уха: он подобные передачи никогда не смотрел. Бывший поп-идол обдал Сашу тяжелым запахом перегара и попытался обнять, но следовавший за Младшим Владимир незаметным профессиональным движением отодвинул погасшую звезду и одновременно удержал ее от неминуемого падения на пол. – Крррасавчик!- кажется, поп-идол до сих пор мнил себя певцом, хотя издавал сиплые звуки. – Хххочууу тебя! Хочу, чтоб ты меня… – Алекс, здесь! – парень, сидевший в компании за столиком у стены, поднял руку и помахал Саше. Тот, не глядя на отвергнутого поп-идола, двинулся к музыкантам. – Здоров сто лет сто зим куда пропал я бля тебе в телефон дохуя мессаг захуярил, – Леха выдал все это словно автоматную очередь без всяких пауз и интонаций. – Смотрю Антонида на тебя упала она уже месяц бухает пизда у нее жопа продик на хуй послал ничего бабке уже больше не светит она вся на говно исходит и не просыхает. Давай садись текилы накатим она говно тут но норм чё коктейль хочешь на ваниль смотрю перешел да че хошь… Леха, обладавший брутальной внешностью, со своим пирсингом и татухами рэперскими прикидами мало походил на гея – скорее на что-то среднее между гопником и неформалом. Другие парни из группы в этом смысле были более «характерными», хотя никто из них предпочитал не афишировать свои сексуальные пристрастия. Саша, пока ехал сюда в машине, уже послушал «рыбу», то есть музыку, на которую должен был написать стихи. Точнее, не стихи, а текст. Музыка его не впечатлила. Да он и музыкой это не считал, но рваные, дерганые звуки, электронный гул и нервный ритм, пробудили в его сердце туманные образы, облекавшиеся в слова. Он набивал на планшете строки, не привязанные к музыке в наушниках. Музыка была лишь исходной точкой и фоном, постепенно растворявшимся в появлявшихся на экране строках:
