Колину не понравилось то, что он видел перед собой. Ему не нравилась эта тишина, и ему не нравилось отсутствие толпы у клуба в этот час. А закрытые двери клуба заставили его напрячься и прикоснуться к рукояти алебарды.

Колин остановился у закрытых дверей, бросил хмурый взгляд на белую табличку, висящую на дверях, и, взявшись за ручку, дёрнул дверь на себя. Дверь не поддалась. Он толкнул от себя. Та же история.

В другой ситуации он бы подумал, прежде чем действовать. Вспомнил бы о законе, запрещающем врываться на частную собственность без разрешения суда. Но усталость, продолжающая усложняться ситуация в городе и память о судьбе местных бродяг, заставили его действовать без оглядки.

Приводы брони зажужжали, синтетические мышцы послушно сократились, подчиняясь электронному импульсу, существующему всего тысячную долю секунды.

Тяжелая дубовая дверь выдержала мощный удар ноги, не проломилась. Но петли слетели, а за ними слетела и дверь, завалившись внутрь. Пред Колином предстала тревожная тишина. Секунду простояв у открывшегося входа, он ступил во мрак неизвестности.

Продвигаясь по вестибюлю, Колин поймал себя на мыслях о надежде, что найдет лишь опустевший клуб, в спешке брошенный хозяевами. И виной тому было не человеколюбие, не жалость по отношению к злодеям, а третьи сутки без сна.

Наверное, поэтому, обычно решительный в сложных ситуациях, сейчас он замер перед входом в зрительный зал.

Колин шумно вздохнул, прервав сеанс жалости к себе. Он отбросил ширму в сторону, жадно выглядывая детали погруженного в полумрак помещения.

Он сразу узнал её. Трещина в своём костюме сидела за барной стойкой. Она сейчас была похожа на него, если на миг представить в своём воображении, что эта вконец вымотавшаяся женщина сутки была занята делами клуба, а потому предстала перед ним уснувшая прямо за барной стойкой, опустив на ту голову. Будь он кем-то другим, не собой, он бы этим вечером тоже отправился не в мастерскую, а в бар, возможно тоже бы уснул за стойкой. И он почти поверил в эту картину, сложившуюся в его голове. Почти поверил, что она была жива.

Колин осторожно направился в сторону женщины. С каждым его шагом иллюзия теряла детали, обращаясь кровавой реальностью.

Трещина была мертва. На ней не было маски, а потому пулевое ранение во лбу молодой девушки нельзя было не заметить. И удивление, застывшее на мертвенно бледном лице, тоже не ускользнуло от него.

Обойдя багровую лужу, застывшую на полу, Колин внимательно осмотрелся. Заглянул он и за барную стойку.

Будь он кем-то другим, он бы выматерился от увиденного. Но был он тем, кем был, а потому только плотнее сжал челюсть, всматриваясь в открытое лицо незнакомой девушки, почти ребёнка. Да что уж там, она и была ребёнком. На вид девочка известная как Саламандра была не старше Виктории Даллон. И такой же мёртвой как Трещина.

Ещё раз внимательно осмотрев зрительный зал и не обнаружив в нём новых тел или притаившегося врага, он вышел на связь со Штабом.

— Консоль-Оружейнику. Приём.

Секунда тишины казалось, растянулась на десять.

— Оружейник-Консоли. Приём.

— В клубе Паланкин обнаружены тела Трещины и Саламандры, требуется оперативная группа, криминалисты и парамедики. Приём.

Колин буквально слышал, как дежурящий на пульте сотрудник СКП клацает по кнопкам.

— Принято. Группы выехали, время ожидания десять минут. Приём.

— Принято, ожидаю. Приём.

Конечно же Колин ждать не собирался. Вместо этого он направился к притаившейся в углу лестнице, ведущей на второй этаж.

Сложно было не заметить, что клуб был двухэтажным. И ни для кого не было секретом, что тут жила вся команда Трещины. И все, кому было нужно, знали, что весь второй этаж был переоборудован в жилое помещение, а потому Колин сильно сомневался, что больше сегодня не увидит покойников.

Не мог убийца пристрелить Трещину и Саламандру и проигнорировать всех остальных, и тем более оставшиеся в живых члены команды не могли проигнорировать убийство товарищей, иначе бы он увидел тут совсем другую картину.

Доказательства своей правоты он увидел ещё на первом пролете. Дыра в полу намекала на Грегора-Улитку. И судя по глубине отверстия, съеденного кислотой, бил тот насмерть.

Тучное, желеобразное тело Улитки распласталось чуть выше. Умер он в муках, о чем говорила агония, застывшая на лице и потроха, вывалившиеся из распоротого живота. Колин отвернулся. Он уже видел такое, людей с такими ранами, шокированных, но к их ужасу, ещё живых. Этот парачеловек умирал долго, возможно даже, слишком долго.

Колин уже обошёл тело, когда догадка, пронзившая его мозг, заставила его замереть на месте. Он медленно обернулся и посмотрел себе под ноги, а затем посмотрел на тело Трещины.

Женщины были застрелены. Грегора зарезали.

— Убийц было двое. — Сделал заметку Оружейник. Диктофон тихонечко пискнул, подтверждая конец записи аудиофайла.

Развернувшись, он пошёл дальше, чтобы снова остановиться у выхода с лестничной площадки, наткнувшись на очередной труп. Субтильное телосложение и ядовито-жёлтый оттенок кожи не оставляли пространства для воображения в идентификации трупа. Тритон. Как и Грегор он умер не сразу. Об этом свидетельствуют характерные разводы на полу. Мальчишка до самой смерти сучил окровавленной рукой по полу, пока другой зажимал резаную рану на горле. Так и умер, бессильно уставившись в потолок.

Высунувшись за порог лестничной площадки, Колин едва поборол желание сделать шаг назад, до того сюрреалистичной была представшая картина.

— Консоль-Оружейнику. Приём.

— Оружейник-Консоли. Приём.

— Требуется ручной инструмент для демонтажа стен. Приём.

— Принято. Приём.

Колин ещё раз взглянул за угол, фиксируя каждую деталь увиденной картины. Ему показалось, будто комнату взболтали в блендере, а то, что получилось, заморозили в морозильнике, до чего странно всё выглядело.

Колин прищурился. В этой непроходимой мешанине, кажется, была лазейка.

Через минуту он понял, что дальше не пройдет. Лазейка оказалась тупиком, оканчивающимся ловушкой, наполненной бритвенно-острыми лезвиями тонких клинков. Они были тоньше шпаги, но это не умоляло их смертоносности. Колин не сомневался, если бы он не был в броне, если бы он не проявил осторожность, то смерть была бы гарантированной. Он бы сгинул как бабочка, нашедшая свою смерть на конце булавки. Если бы не умер раньше, поскользнувшись на скользкой поверхности трансформировавшегося пола, что порой оканчивалась лезвиями бритвы. Весь второй этаж клуба был ловушкой. И Колин не сомневался, что по другую сторону невероятной стены они найдут ловушки куда более опасные. У Лабиринт должна была быть невероятная фантазия, помноженная на кое-какой опыт.

Колин спустился на первый этаж, приняв решение дожидаться бойцов СКП, размышляя, смогла ли Лабиринт одолеть убийц своих друзей? А может, смогла сбежать, укрывшись за полосой препятствий?

Колин помотал головой. Бессмысленно гадать. Скоро, разобравшись с препятствием, они узнают ответы на этот вопрос.

Прибывшие через пару минут оперативники получили приказ оказать помощь парамедикам с переноской тел, и категорический запрет соваться на второй этаж. Глупые смерти Колину были не нужны. Приедут специалисты, они и будут разбираться с ловушками.

Спецов тоже долго ждать не пришлось. Ещё пара минут и у клуба остановился фургон с символикой СКП.

Пять минут на осмотр места будущих работ, час на планирование и целых шесть часов работы. И нет, дело было не в крепости стен, в спешке собранных Лабиринт. Дело было в той опасности, которой подвергались рабочие и запрету взрывать стены. Даже если за препятствием никого нет… даже если там лишь тело Лабиринт… Колину нужна была как можно более цельная картина преступления.

Когда, демонтировав ловушку, созданную Лабиринт, они добрались до центра искорёженного помещения, Колин на секунду замер, глядя на Лабиринт. Он, снова, на краткий миг, поддался иллюзии.